Сегодня Россия — это прежде всего жители городов в первом, втором и третьем поколениях. Но это в основном еще недостаточно урбанизированное население с преобладанием культуры поселкового типа. И пока неясно, способны ли эти люди преодолеть свою историческую инерцию в масштабе, достаточном для воплощения тех или иных проектов реформ.
Сегодня общество вновь вышло на проблему отношений между социально-активным меньшинством и пассивным, инертным большинством. Нужны эффективные методы его исследования. Введенное в социальную науку «тонкоструктурный анализ» позволяет делить общество на группы по «толстым» и по «тонким» признакам. Первые — это объективные признаки, которые поддаются наблюдению независимо от мнений и ценностей наблюдаемых людей. Это касается показателей демографии, происхождения, профессий, пола, возраста. «Тонкие» группы выделяются на основе общности взглядов, убеждений, потребностей. Именно по этим признакам следует искать реальных субъектов реформ. Сюда входят люди из самых разных групп первого типа. Например, крестьянин может придерживаться тех же самых политических, этических и социально-экономических ориентации, которые свойственны высокоорганизованным, хорошо образованным и давно укоренившимся в городах группам предпринимателей, тех самых, которых мы сегодня видим на авансцене нашей экономики. Тонкоструктурный анализ позволяет выделить социально-активный элемент общества как самостоятельный субъект реформ. Его признаки субъективны, так как находятся в сфере сознания. Но они же объективны, так как регулируют, направляют реальное поведение больших масс людей. Несовпадение «тонких» и «толстых» структур особенно важно в переломные периоды. Например, студенчество по многим социально-демографическим признакам должно было быть на острие демократических преобразований. Но этого у нас не произошло. Люди, которых мы относим к молодежи, студентам, входят в разные группы по своим убеждениям, по степени активности (пассивности). Но как особая структура молодежь бессубъектна.
Такой анализ необходим, но следует также выделить социокультурные группы, их ценности, нравственные идеалы. Необходим выход на конкретного субъекта реформ, то есть на тех людей, те социокультурные группы, которые могут реализовывать соответствующие проекты. Одновременно последние должны составляться под реальных конкретных субъектов в их динамике. Здесь следует обратить внимание на процессы, протекающие на протяжении последних десятилетий. Имеется прежде всего рост утилитаризма. Он начался с незапамятных времен. Под утилитаризмом следует понимать систему ценностей, которая в отличие от традиционализма требует рассмотрения окружающего мира, людей, природы техники как бесконечного скопления реальных и потенциальных средств Утилитарный человек стремится превратить любой элемент окружающей средь в средство для своих целей, во всяком случае считает это правомерным. Носитель развитых утилитарных ценностей склонен к «достижительности», приобретению имущества, денег и т. д. Рост человеческих потребностей должен сочетаться с ростом потребностей в новых видах труда, воспроизводства, квалификации и т. д. Несоответствие между тем и другим порождает поток дезорганизации, конфликты. Существуют глубокие различия в росте этих потребностей в России и на Западе. В основе реальной экономической реформы должен лежать продвинутый утилитаризм, т. е. сочетание потребностей в благах с потребностями в адекватных видах деятельности,— нужны люди, стремящиеся много зарабатывать и много работать для этого.
В каждой реформе можно выделить ее авангард, носителя центральных идей. Вместе с тем у нее должен быть определенный социальный слой, на который реформаторы могли бы опираться, вовлекать в свою инновационную деятельность. Именно здесь возможны трагические ошибки, так как этот слой поддержки может оказаться ненадежным. В результате реформаторы могут отправиться на гильотину в буквальном или переносном смысле слова. Проблема в том, что в определенных ситуациях, казалось бы, заинтересованные в реформах группы почему-то не действуют. Подобные факты как будто вынуждают нас прийти к выводу, что почему-то эти субъекты, конкретные люди, ведут себя пассивно, отчужденно, недоверчиво или же просто не выказывают тех способностей, на которые рассчитывал авангард реформаторов.
Социально-активный элемент общества отличается тем, что он готов к риску, он деятелен. Но когда мы говорим о социальной реформе, делать ставку только на социально-активный элемент недостаточно. Надо видеть те структурные возможности, которые открываются для конкретной реформы. Широкая социальная база может быть вовлечена тогда, когда начинается ломка на системном уровне, разрушается исторически сложившаяся система управления и т. д.
Проблема заключается в том, чтобы определить, где у каждого, у групп проходит граница между ценностями «спокойной жизни» и: ценностями, которые ведут к опасным, рискованным ситуациям. Есть люди, для: которых реформа является ценностью лишь в той степени, в какой она должна привести к магазинам, изобилующим товарами. Если такого человека спросить: «Вы за реформу или нет?», «Вы за рынок или нет?», конечно, он скажет: «да». Но такая интерпретация означает, что он не склонен во имя риска изменять свой образ жизни. Этот человек остается психологически традиционным типом, который ждет удовлетворения своих потребностей от некоторых исторически сложившихся ритмов. Он верит, что ему кто-то, лишь изменивший свое название, должен дать блага. Раньше это было государство, теперь — рынок. Среди тех, кто за рынок, могут быть носители гигантского разнообразия ценностей. Можно предпочитать рынок, так как там, пользуясь толкучкой, легче лазить по чужим карманам. Ценность рынка в его высшей форме должна совпадать с ценностью творчества, поиска каких-то новых решений, особо эффективных отношений и т. д. Согласие на рынок — это согласие на постоянный поиск каких-то новых идей и новых людей, с которыми можно было бы эти идеи развивать и воплощать, предлагать результат суду рынка, общества. В нашем консервативном обществе гораздо больше ценятся исторически сложившиеся отношения, комфортный микроклимат, который необходим, для того чтобы пить чай каждый день среди сослуживцев. Рынок требует способности жертвовать этими отношениями ради поиска отношений, способных сохранить и повысить исторически сложившуюся эффективность производства. Это требует существенных изменений в составе сообщества, перестройки всего коллектива, привлечения новых людей и т. д., с которыми, может быть, пить чай и не придется. Здесь очевидна необходимость сдвига в менталитете, в основополагающих ценностях.
Таким образом, можно сформулировать важный вывод: ценность рынка управления, эффективности управляемости, как и вообще все сложные ценности в обществе, носят иерархический характер. Для того чтобы общество перешло к новым решениям и к новому образу жизни, необходимо, чтобы каждый субъект, каждое предприятие, группа, личность последовательно осваивали эти уровни. Длительность этого процесса, если он реально начался, для разных групп различна, что накладывает дополнительные трудности на реформаторов. Утопическая ориентация на кратчайшие сроки этого процесса может привести к катастрофическим последствиям. Задача реформаторов заключается в выявлении скорости изменения меры взаимоотношения между необходимостью быстро устранить угрозу от недостаточной эффективности воспроизводства и реальной способностью общества это сделать. В этом пункте мы вновь возвращаемся в проблеме субъекта. Активное реформаторское меньшинство усиливается с ростом утилитаризма. Это способствует распространению точки зрения, что теперь наши люди сильно изменились. Молодежь пошла в бизнес. Это уже не те люди, которые были, скажем, лет десять назад. Все это верно. Но в России уже много раз говорили о возникновении нового человека. Это было и в начале века, и после 1917 г. Действительно, эти люди вели себя в чем-то не так, как их отцы. Однако проблема заключается в том, достаточно ли в каждом конкретном случае этих сдвигов для формирования такого общества, в котором люди не убивали бы друг друга, но вступали в совместную конструктивную деятельность. В моменты кризиса может выясниться, что новые ценности при попытке воплотить их в жизнь оказываются нефункциональными, так как новизна была односторонней, узко направленной, недостаточно массовой и общество отторгало ее. Наша наука не озабочена проблемой корреляции новых ценностей в хозяйстве с возможностью формирования гармоничного общества и адекватного этим ценностям типа государственности. Предполагается, что надо развивать экономику, и чем дальше пойдет этот процесс, тем прочнее будет база для государства. Между тем рост утилитаризма — весьма противоречивый процесс и вовсе не исключает возможностей распада общества, что требует ответа на уровне политических решений.
В каждый момент существует некоторая картина распределения ценностей в обществе между разными группами. Она должна быть оценена с точки зрения того, что не при любой структуре ценностей можно воспроизводить не только рынок, но государство и общество. Точно так же, как невозможно построить дом из песка, нельзя организовать целое из конфликтующих частей, не способных к взаимопроникновению.
Хозяйственная целесообразность находится в противоречии со структурой ценностей в обществе. Это существенно сужает поле возможностей для быстрых реформ. Тем не менее, воспроизводить общество, государство необходимо каждый день из того материала, которым общество располагает в соответствующий момент. Несоответствие между ценностями групп и объективными условиями воспроизводства государства и общества порождает у нас противоречия, конфликт, раскол между структурой общества, производства и сложившимися ценностями. Именно с этой проблемой сталкиваются наши реформаторы, которые пытаются внедрить рынок при крайне слабом рыночном субъекте, построить правовое государство в стране, где вместо права господствует массовое стремление раствориться в тотеме, который включает в себя мифологическое народопоклонство, либо столь же мифологическое стремление раствориться в первом лице, некотором хорошем (добром, справедливом, заботящемся о народе) руководителе-отце. Эти противоречия всегда губили реформы в России. Именно здесь фокус проблем нашей общественной науки.