Она готовит, штопает, стирает, но, в то же время, всегда увлечена, в полете, в стихах… Он с головой ушел в политику, она в поэзию - две разные державы, два разных подданства…и всё же – вместе. «Союз одиночеств», - так сказала Ариадна о своей семье.
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности – жена, не на бумаге! –
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
…
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! –
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы – и идут на плаху.
( «С.Э.» 3 июня 1914, Коктебель).
7. Октябрьская революция в творческой судьбе поэтесс
Обеим поэтессам выпала на долю сложнейшая трагедийная эпоха, сотрясавшаяся от грохота социальных битв, не щадившая человеческого сердца.
Ахматова свою судьбу навсегда связала с судьбой родной земли и когда – после Октября – пришла пора выбирать, она не колебалась: осталась с родной страной, родным народом, объявив об этом решительно, громко:
Мне голос был.
Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернялся скорбный дух.
Когда многие из тех, с кем её судьба была связана чрезвычайно прочно, оказались в чужих краях, она нашла в себе мужество, чтобы произнести:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Она не отказывала революции в величии целей, но утверждению их – была убеждена Ахматова – не могло способствовать поругание человечности, жестокость, которая в то время выдавалась за самое действенное средство утверждения добра и справедливости. В её стихах не говорилось о героических деяниях, была обойдена злободневная тематика, проявлено явное пренебрежение к стихотворной публицистике. Поэтому очень скоро поэзия Ахматовой объявляется достоянием прошлого, враждебного революционной действительности. Ахматову перестали печатать, а её имя появлялось лишь в резко-критическом контексте. Но не каяться, не сдаваться она не собиралась. Силу жить и высоко нести голову давало ей ощущение собственной правоты – давала верность собственному призванию. Лидия Чуковская писала: «Хамству и власти она противопоставляла гордыню и молчаливую неукротимость».
Цветаева была художником абсолютного слуха и чутко резонировавшего слова, однако далеко не сразу, лишь пережив драматический период «хождения по мукам» и тягостную неволю эмиграции, она поняла непререкаемую социальную и гуманистическую правоту Революции. Цветаева считала, что как художник она полностью обязана именно Революции. В своей статье «Поэт и время» Марина Цветаева говорила: «Ни одного крупного русского поэта современности, у которого не дрогнул и не вырос голос, - нет».
Если внимательно прочитать стихотворения Цветаевой 1918-1921 гг., то нельзя не заметить, что она находилась в духовной оппозиции существующему укладу жизни, не хотела, да и не могла смириться с насилием, террором, которые были роковым знамением времени. Не желала быть молчаливым свидетелем ужасов гражданской войны, обрушившейся «громом на голову, саблей наголо».
Удачный литературный дебют, счастливый брак, рождение дочери, - всё, что так или иначе составляло радость бытия, «неожиданно подверглось нападению демонических сил». Империалистическая война, уход С.Эфрона на фронт, предчувствие близких перемен, без понимания к худшему они или к лучшему, всё возрастающая тревога:
А этот колокол там,
что кремлёвских тяжеле,
Безостановочно ходит и ходит
в груди, -
Это – кто знает? – не знаю, -
быть может, - должно быть -
Мне загоститься не дать
на российской земле!
В холодные и голодные революционные годы в Москве она стойко, не бросая творчества, жила в ожидании встречи с любимым мужем Сергеем Эфроном. И когда ради него пришлось уехать из России, Марина Ивановна не усомнилась. Она не родину покидала, а ехала к любимому, который нуждался в ней, но волей судьбы оказался на чужбине.
Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежены, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встает — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!
8. Гражданская лирика
В пору своей творческой зрелости, они обе обратились к теме гражданина.
«Земная любовь» у Ахматовой подразумевает и любовь к окружающему человека земному миру. Изображение человеческих отношений неотрывно от любви к родной земле, к народу, к судьбе страны.
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар –
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Таким образом, поэзия А.А.Ахматовой не только исповедь влюбленной женщины, это исповедь человека, живущего всеми бедами, болями и страстями своего времени и своей земли.
Ярким образцом ее гражданской лирики стала поэма «Реквием».
В основу поэмы легли факты личной биографии Анны Ахматовой: 22 октября 1935 года ее сын, Лев Николаевич Гумилев был арестован, студентом исторического факультета ЛГУ, был брошен в тюрьму, как «участник антисоветской террористической группы».
В этот раз Ахматовой удалось вырвать сына из тюрьмы довольно быстро: уже в ноябре он был освобожден из под стражи. Для этого ей пришлось обратиться с письмом к Сталину. В последствие она опишет это так:
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе: не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Во второй раз Л.Н. Гумилев был арестован в марте 1938 года и приговорен в 10 годам лагерей, позднее срок сократили до пяти лет. В 1949 году Льва арестовывают в третий раз, приговаривают к расстрелу, который заменяют потом ссылкой. Вина Л.Н. Гумилёва ни разу не была доказана. В 1956 и 1975 годах его полностью реабилитировали (по обвинениям 1938 и 1949 гг.)
Было наконец «установлено, что Л.Н. Гумилев был осужден необоснованно»
Аресты 1935 и 38 гг. Анна Андреевна рассматривала, как месть властей за то, что Лев был сыном Н.С. Гумилёва.
Арест 1949 года, по мнению Ахматовой, был следствием печально - известного постановления ЦК 1946 года. «О журналах «Звезда» и «Ленинград». (После этого постановления две готовые к печати книги Ахматовой были пущены под нож, а сама она исключена из Союза советских писателей). Теперь сын сидел в лагере из-за нее.
Пережитое Анной Андреевной в эти годы нашло отражение не только в «Реквиеме», но и в «Поэме без героя», и в цикле «Черепки», и в ряде лирических стихотворения разных лет:
Мне, лишенной огня и воды,
Разлученной с единственным сыном…
………………………………….
Вот и доспорился яростный спорщик
До енисейских равнин,
Вам он бродяга, шуан, заговорщик,
Мне он – единственный сын…
(«Черепки»)
Однако было бы неверным сводить содержание поэмы «Реквием» только к семейной трагедии. «Реквием» - это воплощение народного горя народной трагедии, это крик «стомильонного» народа, которому выпало жить в то время,
Только мертвый, спокойствию рад
И ненужным привеском болтался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь,
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Анна Ахматова чувствовала себя в неоплатном долгу перед теми, с кем стояла в тюремных очередях:
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною, ослепшею стеною.
По началу «Реквием» был задуман, как лирический цикл и лишь позднее был переименован в поэму. Первые наброски относятся к 1934 году. Наиболее интенсивно работа над поэмой шла в 1938-1940 гг., но тема не отпускала Ахматову и в 60-е гг. Она продолжала вносить отдельные строфы в поэму. При жизни А.А. Ахматовой в нашей стране «Реквием» напечатан не был, хотя в 60-х гг. был широко распространен среди читателей в «самиздатовских» списках. В 40-х-50-х гг. рукописи «Реквиема» Анна Андреевна сжигала после того, как прочитывала стихи людям, которым доверяла. Поэма существовала только в памяти самых близких, доверенных лиц, заучивавших строфы из нее наизусть.
В 1963 году один их списков поэмы попал за границу.…Там впервые «Реквием» опубликовали полностью (Мюнхенское издание).
Восприятие писателей русского зарубежья передает очерк известного прозаика Б.К. Зайцева, напечатанный в газете «Русская мысль»: «…Можно ль было предположить,… что хрупкая эта и тоненькая женщина издаст такой вопль – женский, материнский, вопль не только о себе, но и обо всех страждущих – женах, матерях, невестах, вообще обо всех распинаемых. Откуда взялась мужская сила стиха, простота его, гром слов, будто и обычных, но гудящих колокольным похоронным звоном, разящих человеческое сердце и вызывающих восхищение художническое?
Воистину «томов премногих тяжелей». Написано двадцать лет назад. Останется навсегда безмолвный приговор зверству».
Поразительно точно определено Борисом Зайцевым «величие этих двадцати трех страничек», окончательно утвердивших за Ахматовой звание истинно-народного поэта. В России «Реквием» полностью был опубликован лишь в 1987 году.
Последним стихотворным циклом Цветаевой стали «Стихи к Чехии». Личная драма поэта переплеталась с трагедией века. Она увидела звериный оскал фашизма и успела проклясть его. Трагические события сентября 1938 и марта 1939 года, означавшие оккупацию страны, вызвали в её сердце боль и негодование: она любила Чехию («Родину моего сына»). Трагедия Чехословакии осмыслялась ею широко и точно: она видела, что развязавшаяся вторая мировая война означает рабство многих стран. Она делала заметки о республиканской Испании, где против франкистов сражались ее друзья. К стихам о Чехии Цветаева подошла с хорошим знанием и личным пониманием души ее народа. Более того, она много читала об истории Чехии, ее экономике, искусстве, фольклору… Цикл она писала на протяжении нескольких месяцев, пересылая их своей подруге А. Тесковой, в надежде, что они станут частицей борьбы чешского народа. Стихи к Чехии – это прекрасный образец публицистической, политической лирики Цветаевой. Какой огромный путь прошла она как поэт, от своих первых романтических сборников к этой лирике, обращенной к борющемуся народу, к целой нации и к Европе. В её голосе звучит не только скорбь, но воля и гнев. Народ непобедим! – вот главнейший мотив цикла. Как жаль, что, несмотря на усилия чешских друзей, эти стихи не были напечатаны.