– Итак, ты его блудница, его феминистка, которая занимается связями собщественностью, а он – твой Симон.
– Меня зовут не Симон, – заплетающимся языком объявил Рикардо.
– Не о тебе речь, – оборвал его Бельбо…
– Но это же игра. Люблю я ведь тебя.
– Слава Богу, что не ненавидишь. Послушай, я хотел бы уйти. Что-то мой гастрит разыгрался. Я ведь все еще заложник низменной материи, и мне твой Симон ничего не обещал. Давай уйдем?
– Побудем еще немножко. Тут так хорошо. Тебе скучно? К тому же я еще не смотрела картины. Ты видел ту, на которой Рикардо изобразил меня?
– Хотелось бы мне и на тебе столько всего изобразить – вставил Рикардо.
– Ты вульгарен. Отвали. Я разговариваю с Якопо. Бог мой, Якопо, ты думаешь, что только ты один способен на интеллектуальные развлечения с твоими друзьями, а я нет? Так кто же обращается со мной как с Тирской проституткой?..
– Я мог бы догадаться. Я. Это ведь я толкаю тебя в объятия старых
мужчин.
– Он никогда не пытался обнять меня. Он не сатир. Тебе не нравится, что он не тянет меня в постель, а считает интеллектуальным партнером.
– И светочем.
– Вот этого ты не должен был говорить.
– Нет уж, погоди, – сказал Бельбо. – Сейчас ты мне объяснишь, правда ли ты приняла его всерьез, а я подумаю, совсем ты сошла с ума или еще не до конца. И перестань пить столько. Ты приняла его всерьез?
- Но милый, я же говорю, это такая шутка. Самое интересное в этой истории, что когда София понимает, кто есть она, она освобождается от тирании ангелов, чтобы двигаться куда хочет и быть свободной от греха...
– А, ты перестала грешить?
– Умоляю, передумай, – промурлыкал Риккардо, целомудренно целуя ее в лоб.
– Наоборот, – отвечала она снова Бельбо, не обращая внимания на
художника, – все такое, что ты думаешь, это вовсе не грех, и можно делать все что угодно, чтобы освободиться от плоти и попасть на ту сторону добра и зла… Я – София, и чтобы освободиться от ангелов, я должна прострать... простирать... распрострать свой опыт на все разряды греха, в том числе самые изысканные! Легонько покачиваясь, она направилась в угол, где сидела девица в черном одеянии с подрисованными глазами и безумно бледная. Лоренца вывела девицу на середину зала и они принялись извиваться, прижавшись животами, повесив руки по сторонам тела. – Я и тебя могу любить, – говорила Лоренца, целуя ее в губы.
– Прекрати немедленно.
– Я семь великая блудница и святая! – Ты есть великая дрянь – ответил Бельбо, поднялся, сдавил руку Лоренцы за запястье и повел ее к выходу из галереи. – Не смей, – бушевала она. – Кто тебе позволил... – И тут же расплакалась, обняв его за шею: – Миленький, я София, твоя половина, не сердись на меня за это...»[12].
Мы видим гностический миф в чистейшем виде. Пленение Софии, создание несовершенного мира Демиургом и еще множество атрибутов мифа соблюдены. И как и План, это уже не просто выдумки, а неотъемлемая часть объективно существующего мира, как Верховники стали реальными, так и этот миф для Бельбо и Лоренцы стал их реальной стороной их связи. И в плену и бреду Лоренца шепчет строки, которые она оставляет на фотографии: «Ибо я есмь первая и я последняя, я чтимая и я клянимая, я блудница, и я святая. SOPHIA», которая является цитатой из списка Наг Хаммади: «Ибо я есмь и первая и я последняя, я чтимая и я хулимая, я блудница и я святая.» Фрагмент Наг Хаммади 6, 2»[13].
Литература
1. Афонасин Е.В. Античный гностицизм: фрагменты и свидетельства. Новосибирск, 2002.
2. Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. М., 1994. 359 с.
3. Йонас Г. Гностицизм. СПб., 1998. 313 с.
4. Налимов Г. Основные этапы развития гностицизма // Гностики : сб. материалов по гностицизму. Киев,1996. 214 с.
5. Поснов М.Э. Гностицизм II века и победа христианской церкви над ним. Киев, 1917. 318с.
6. Соловьев В.С. Гностицизм // Христианство. М., 1993. Т. 1. 567 с.
7. Трофимова М.К. Тема самопознания в гностической традиции // Из истории философского наследия древнего Средиземноморья. М., 1989. 356 с.
8. Трофимова М.К. Историко-философские вопросы гностицизма. М., 1979.
9. Эко Умберто. Маятник Фуко. СПб., 2005. 736 с.
Вл. С. Соловьев и еврейский вопрос
Полежаева Татьяна
Бурное время конца XIX – начала XX веков стало временем нового витка в иудео-христианской полемике. Это был период идейного кризиса, по словам Макса Нордау, периодом «вырождения», вызванным, прежде всего, сложной социально-экономической ситуацией. В России идейный кризис вылился в кризис христианства. Отсюда интерес многих русских религиозных философов к первоистокам своей веры, к иудаизму. Обострился национальный вопрос, еврейской проблеме посвящались целые философские трактаты, появился интерес к еврейской культуре: Талмуду, каббале. Кризис традиционного уклада, поиск новых основ для духовного бытия привел к переосмыслению старых ценностей. Встал вопрос о выживании русского народа. Налицо был пример необычайной стойкости и стабильности в океане бурных политических событий – евреи. Мыслители того времени задались вопросом: как им удается выживать в течение столетий в чужих культурах? В чем «тайна Израиля»?
Ответы на эти вопросы искал и Владимир Соловьев. Русская интеллигенция благодаря ему обрела философское видение этой проблемы. Поставив ее в такую плоскость, он воззвал к метафизическим корням этой проблемы и, прежде всего, к религиозным аспектам.
Свое отношение к еврейской проблеме Соловьев выразил в нескольких своих произведениях, главные из которых «Еврейство и христианский вопрос» и «Новозаветный Израиль». Прологом к появлению этих произведений явилась деятельность еврея Иосифа Рабиновича. Этот человек, устрашившись прогремевших погромов, решил принять христианство, дабы избегнуть наиглавнейшего обвинения христиан по отношению к евреям: распятии Иисуса – христианского мессии.
Владимир Соловьев, прослывший в отличие от Василия Розанова, юдофилом, много внимания уделял еврейской культуре. Он досконально знал историю этого народа, его обычаи и культуру. Чем же объяснить такой интерес известного философа?
Центром своего философского учения Владимир Соловьев сделал идею богочеловечества. Его вклад в развитие этой идеи оценила Л.К. Нагорная в своей диссертационной работе: «…он впервые в философско-религиозной мысли дает развернутое определение Богочеловечества. Причем если церковь в определении делает акцент на Богочеловечество Иисуса Христа, то Соловьев акцентирует внимание на богочеловеческое единство, на построение царства Божия. Здесь огромное отличие Вл. Соловьева от предшествующих направлений таких как исихасты, молинисты. Это не пассивное ожидание сошествия света, любви так называемой «энергии» на человека, а поиски механизмов развития в человеке заложенных от природы качеств божественного. Богочеловечество, по Соловьеву, – это объединение человека через положительное с другими субъектами, а затем с Богом»[14].
Богочеловечество Соловьева можно сопоставить с избранностью, мессианством русского православного народа. Такой религиозный национализм является общей чертой культурной обстановки конца XIX – начала XX вв. Причем Соловьев пытается отделиться от Европы, у которой с евреями одни интерес – деньги, но эти средства европейцы используют не в целях возвеличивания собственной религии, как это делается у евреев. Русский народ в этом отношении для Соловьева – островок «чистой» веры, лишенной жажды наживы. Розанов, также высказывавшийся по этому поводу, дал более реалистичную оценку православной церкви: «Хорош монастырек, “в нем полное христианство”; а все-таки питается он у соседней деревеньки»[15].
Либерализм Соловьева по отношению к евреям исходил из общехристианской позиции, зафиксированной еще в Средние века в булле папы Иннокентия III под названием «Конституция для евреев» (Constitutio pro Judeis). Этот документ видел существование еврейской нации как необходимость, так как «через них доказывается истинность нашей веры»[16]. Так и Владимир Соловьев, руководствуясь в первую очередь не какими-то нравственными и гуманистическими нормами, а религиозной необходимостью признавал существование евреев в Российской империи. Он горячо приветствовал принятие Иосифом Рабиновичем христианства, о чем свидетельствует его обращение к еврейскому вопросу. Соловьев испытывал надежду на скорое обращение всех евреев в христианство и построение «Новозаветного Израиля».
Стоит заметить, что в самом начале своего произведения «Еврейство и христианский вопрос» Соловьев рисует перед читателем моральную проблему христианства: «Иудеи всегда относились к нам по-иудейски; мы же, христиане, наоборот доселе не научились относиться к иудейству по-христиански»[17]. Здесь он имеет в виду обстоятельства, способствующие переходу в православную веру Иосифа Рабиновича. В этом, в еврейских погромах для Владимира Соловьева проявлялось не несовершенство христианства, а несовершенство его паствы.
Если суммировать все выше сказанное, то отношение Владимира Соловьева к евреям было продиктовано не только современными ему общественно-культурными реалиями, но и старыми установками, ведущими свое начало из Средневековья. Об этом говорит радость, выказанная им после обращения евреев в христианство. «Отношение Соловьева к евреям было последовательным выражением его христианского универсализма, этических принципов, предписывающих любить все народы как свой собственный»[18].
Владимир Соловьев выступает и как патриот: он верит в избранность (богочеловечество) русского народа, который поможет евреям построить «Новозаветный Израиль».
Два лика Елизаветы I Тюдор
Полякова Анна
Елизавета Тюдор неоднозначная фигура в истории, и оценка ее личности и деятельности так же неоднозначна. Одни историки считают ее монархом, действовавшим по обстоятельствам ради сохранения своей жизни и власти и просто несчастной женщиной, волею судеб оказавшейся на троне Англии в непростое для нее время. Другие, наоборот, называют английскую королеву одной из величайших правительниц Европы, грамотным политиком и выдающейся женщиной.