•См.: БродельФ. Материальная цивилизация, экономика и капитализм: Структуры повседневности.— М., 1986.— Т.
••иализа. Это и привело к переоценке статуса и зна-|| кия повседневности в науке и культуре. Такого рода пгреоценка сделала необходимым изучение важных со-> швных частей процесса социализации человека к сво-гму окружению и адаптации ценностей, смыслов и об-1>а.)ов высокой культуры к восприятию публики.
Еще М.Вебер уделил много внимания процессу “ру-шнизации харизмы”, т.е. “оповседневнивания” ново-писдений, учений, пророчеств, индивидуальных мировоз-ipt-ний, новых смыслов истории и т.д., и их признания, "> поения,принятия со стороны масс. Даже если лидеры и мыслители, пророки и поэты безразлично относятся к “мнению толпы”, “низким истинам”, связанным с гжедневным существованием, и противятся “низведению идеалов”, именно эта ежедневность так или иначе определяет судьбу нововведения.
Как показали дальнейшие широкие исследования no-in сдневности, к ней относится широкая сфера реального 1 оциального опыта: бытовые привычки, первичная социализация в семье, на улице, производстве, привычное потребление и приобретение товаров, общение в городской или сельской среде и т.п. С повседневной культурой связано и жизнеобеспечение человека в различных формах деятельности, выходящих за рамки профессиональной деятельности, связанной с хозяйственными или политическими институтами. Поддержание жилища, покупка и потребление товаров внутри семьи, воспитание .if гей и поддержание отношений с соседями, друзьями и знакомыми — все это наполняет большую часть жизни человека. Именно эта сфера в полной мере подчинена регуляции через обычаи и нормы как сложившие-1 и стереотипы поведения, мало осознаваемые и поддерживаемые в силу привычки.
Особую сферу повседневности представляет собой низкая жизнь улицы, толпы, трущоб, криминальной среды и т.п. Именно в этой сфере проводятся исследования внимания к бульварной литературе, порнографии, вульгарному языку, “заборным” надписям и рисункам и т.д. Как показывают социологические исследования, сама по себе повседневность не образует единой упорядоченной системы, а распадается на конкретные и локальные сферы. Однако без них и более высокие уровни регуляции не могут функционировать без той соединяющей сети отношений, которая и образуется повседневностью* .
Рациональность — ценность — цель. Важнейшее значение в социологии культуры приобрело понятие рациональности, введенное в работах Ф.Тенниса, Г.Зим-меля и, главным образом, М.Вебера. Оно применяется для обозначения не гносеологического разделения разумного и стихийного, а направленности человеческих действий как процесса последовательного упорядочивания и поддержания преемственности в достижении тех или иных ценностей и целей. В таких действиях систематически вытесняются аффективные или рутинно-традиционные способы в пользу сознательного оформления интереса личности или группы. Рационализация предполагает выяснение соотношения цель — план или цель — средство, чтобы сосредоточить затрачиваемые усилия на достижении поставленной цели при разумном использовании возможных средств на основе внутреннего согласования этапов, учета возможных последствий, определения порядка выбора конечных и промежуточных целей и т.д.
Выделяя тип действий, ориентированных на ценность (ценностно-рациональное действие), М.Вебер подчеркивал, что оно основано на соответствии требованиям и заповедям, в соблюдении которых индивид видит свой долг и которым он придает особое жизненное (или сверхжизненное) значение. Пренебрегая конкретными обстоятельствами, преодолевая повседневные аффективные состояния и склонность к оппортунизму, человек стремится к осуществлению более высоких или предельных ценностей, предстающих как желанное воплощение добра, истины, красоты, справедливости, порядка, богатства — в противоположность злу, лжи, безобразию, несправедливости, беспорядку, нищете. Ценностная ориентация может привести человека в противоречие с сиюминутными интересами или заставить его не обра-
* См.: Худенко А.В. Повседневность в лабиринте рациональности// Социс.- 1993.- № 4.
щать внимания на негативные последствия во имя высшего долга и принципа.
В процессе рационализации деятельности человек должен отделить сущее, т.е. эмпирическую реальность, в которой сочетаются самые разнообразные элементы и факторы, и должное, т.е. тот целесообразный порядок или же ту ценность, которые отвечают его устремлениям.
В соответствии с типологией, предложенной М.Ве-бером, принято различать между ценностной и целевой рационализацией.
Для целерационального действия характерны однозначность и ясность осознания человеком поставленной перед собой задачи, соотнесенной со средствами ее достижения. Здесь как цель, так и средства ее реализации представляются разумными.
Действия, приводящие к неоправданным, чрезмерным издержкам, отвергаются. Еще со времен Древнего Рима в европейском лексиконе утвердилась формулировка “пиррова победа”, относящаяся к достижению, явно не оправдавшему затраченных средств. Но в том же менталитете существует и афоризм “Это больше, чем преступление, это — ошибка!” и принцип макиавеллизма, в соответствии с которым “цель оправдывает средства”. Отторгая какие-либо ценностные принципы, эта установка диктует голую целесообразность, направленную на сокрушение врага, завоевание власти и т.д., хотя бы и ценой вероломства, измены, подлога и убийства. Как мы видели, свою рациональность имеет и всякое практическое действие, хотя эта рациональность может вступать в прямое противоречие с ценностными ориентациями.
В отличие от цели ценность может выступать и как иррациональный фактор, как идеал, достижение которого бесконечно привлекательно, но издержки могут быть чрезмерными. К этой ориентации можно отнести и формулу “нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим”. Однако ценность многих высших достижений человечества, памятников культуры и исторических свершений предстает как высшая рациональность, оказывающаяся доминантой в общей системе регуляции общественной жизни.
Цель и средства. Если для М.Вебера задача состояла в сопоставлении ориентации, лежащих в основе доминирующих типов деятельности, то для Р.Мертона главное было раскрыть структуру доминирующей деятельности в развитом буржуазном (прежде всего американском) обществе. Как он показал, в структуру всякого действия помимо ценности — цели входят еще и средства, которые должны быть достаточно эффективными для достижения цели, но вместе с тем получать общественное одобрение, согласовываться с принятой нормативной системой. Насилие, притеснение или обман не могут быть признаны как нормальные средства и стать нормой. В приемлемой градации средства могут быть разделены на предписанные, позволяемые, допускаемые и незаконные или “нечистые”.
Впрочем, другой крайностью в такой структуре действия, по мертоновской схеме, является чрезмерная скованность в средствах, “стеснительность”, приверженность к косным обычаям и нормам, что обрекает общество на застой.
В современном ему американском обществе Мертон усматривал тенденцию приближения к крайнему “до-стижительному” типу, в котором подчеркивание ценности успеха не сопровождается утверждением соответствующих средств. Символом успеха стали деньги, которые в силу своей безличности могут быть использованы не только для покупки любых товаров, но и служить символом высокого статуса богатого человека независимо от того, каким путем он приобрел свой капитал — “институциональным” или мошенническим. Система правового или морального контроля за движением капиталов оказывается очень ненадежной.
В среде свободной конкуренции, где позволено все, что не запрещено, где прежние формы регуляции подорваны и привычные институты утрачивают свои функции поддержания порядка, индивид оказывается дезориентированным, погруженным в атмосферу неопределенности; он утрачивает надежные связи со своей социальной группой и испытывает чувство необеспеченности и отчужденности. Растет отклоняющееся и саморазрушительное поведение (алкоголизм, наркомания,
преступность) — или же усиливается тяготение к “партиям порядка”.
Аномия и отчуждение. Состояние, в котором индивид или группа знают о существовании обязывающих норм и ценностных ориентации и тем не менее относятся к ним равнодушно или негативно и поэтому не соблюдают или же не в состоянии их соблюдать и им соответствовать, получило название “аномии”, т.е. “безнормности”. Оно может означать и бесправие, т.е. нарушение законности, но может сводиться к нарушению норм по отношению к самому себе: пьянство, наркомания, самоубийство. Понятие аномии ввел в социологию Э.Дюркгейм, который показал, каким образом происходит в обществе распад привычных норм и ориентации, не замещаемых новыми, поддерживающими в человеке чувство устойчивости.
Аномия возникает вследствие утраты человеком ясных и убедительных стандартов поведения и целей деятельности в условиях крушения прежних надежд на успех и признание. Это вызывает у отдельных людей или у групп населения состояние внутреннего разлада и дезориентации.
Р. Мертон развил дальше концепцию аномии в применении к американскому обществу. “Моя основная гипотеза,— пишет Р.Мертон,— заключается в том, что отклоняющееся поведение можно рассматривать в социологическом плане как симптом разрыва между стремлениями, предписанными данной культурой, и социально обусловленными путями реализации таких стремлений”*. Моральные прописи в апологетической литературе изображают богатство как результат упорного труда, самодисциплины и самоограничения. Предполагается, что всякий, кто усердно трудится, может преуспеть независимо от того, с чего он начинал. Ценностные стереотипы массовой культуры навязчивы и неотступны. Образ человека из народа, восходящего к вершинам экономической элиты, имеет глубокие корни в американской культуре. Навязчивому подчеркиванию