- Как происходила отправка?
- Нас собрали в Мадриде и повезли поездом до Германии, потом до Польши. В Польше всех вдруг высадили и объявили построение. Оказалось, что Адольф Гитлер, приехавший по каким-то делам, решил на нас посмотреть. Прошли перед ним парадным строем – и снова в поезд. Дальше везли уже прямиком на фронт.
- Какие были первые впечатления от России?
- Какие могут быть впечатления на войне... Я попал на фронт в феврале, было холодно, невероятно холодно. Впервые в жизни почувствовал, как от собственного дыхания покрывается инеем лицо. Попав первый раз в окопы, узнал, что окопы русских находились всего в 50 метрах, и тогда стало по-настоящему страшно. До этого как-то не задумывался, что мы воюем с настоящим противником и что меня легко могут убить.
- Стрелять, понятно, приходилось. Убивать тоже? Испанец надолго задумывается.
- Не знаю. Я стрелял вместе со всеми, когда нужно было стрелять. Если впереди падал человек, я не мог сказать, чей именно выстрел его задел. Мы убивали, нас убивали, это была война, а не партия в карты. Серьезных баталий за время моей службы были единицы, но мелкие стычки случались.
- Как обстояло дело с довольствием?
- По меркам военного времени неплохо. Иногда бывали перебои в снабжении, но голодать нам не приходилось. Давали консервы, хлеб, сливочное масло... Я видел, как голодали русские в занятых нашими войсками деревнях, за кусок масла люди были готовы на все. Кое-кто из наших вояк этим пользовался, и это большой позор.
- На войне безгрешных нет?
- Один случай научил меня на всю жизнь. Было обычным делом воровать у мертвых, это не считалось чем-то совершенно чудовищным, хотя официально за мародерство полагался трибунал. Однажды я наткнулся на тело русского солдата, на руке которого были, как мне показалось, золотые часы. Я стал расстегивать браслет, и вдруг солдат открыл глаза и посмотрел на меня. Думаю, это была худшая минута в моей жизни. С тех пор я не прикасался к чужому.
- Домой хотелось?
- Конечно. Охота искать приключения очень быстро пропала, и я начал строчить домой письма с просьбами добиться моего комиссования как якобы единственного кормильца. Тетка попыталась похлопотать, но ничего не вышло, и пришлось ждать, пока закончится моя служба. Ходили слухи, что наш полк скоро расформируют, и никто не захотел связываться с досрочным возвращением какого-то никому не известного рядового. В общем, через год «стариков» отправили назад в Испанию, а где-то месяца еще через три нашу часть действительно расформировали. Кое-кому возвращение уже не потребовалось, так что мне повезло, что я остался жив.
Ссылка: http://www.spain.kp.ru/daily/history/doc28018/
Приложение 4.
Город Пушкин, бывшее Царское село, теперь зовется Детским селом. Это родина моего деда, Анатолия Алексеевича Кучумова. Ему было неполных три года, когда началась война.
Он рассказал, что детей и женщин эвакуировали, когда немцы стали подходить к Ленинграду. Железная дорога, проложенная Николаем I от Петербурга до Царского села, стала линией фронта. За ней располагался военный аэродром, где его отец, Алексей Петрович, работал техником. Всю войну он прослужил на этом аэродроме, летал на боевых самолетах, был авиационным пулеметчиком, прапорщиком.
Когда в 44 году советские войска разорвали кольцо блокады, мирные жители стали сразу возвращаться из эвакуации. Была еще ранняя весна, но люди уже разбивали огороды, сажали картошку. Мой дед очень гордится своим отцом: «Бравый военный! Вся грудь была усыпана орденами и медалями…»
Екатерининский парк был изрыт окопами, а дворец лежал в руинах: кровли не было, одни почерневшие осколки стен, с которых мальчишки прыгали в снег, заполнявший пустоты разграбленных залов.
Бесследно исчезла Янтарная комната. Ее поиски продолжались до конца 70-х. В 1983-м начались работы по восстановлению Янтарной комнаты. И вот, в 1997-м году в Германии на аукционе появилась флорентийская мозаика и янтарный комод из исчезнувшего интерьера. Российские реставраторы отказались покупать «обнаруженные» ценности, которые к тому времени были уже почти восстановлены, и немецким властям оставалось лишь подарить подлинники музею Екатерининского дворца.
Апрель 2010 год.
Приложение 5.
Ю.М. Лебедев. Почему обер-лейтенант Мерле не взорвал церковь в Екатерининском дворце?
Война все больше отдаляется, раскрывая свои новые тайны. Причем зачастую такие открытия случаются совершенно неожиданно. Как, например, произошло это при встрече с адвокатом Гансом Мерле, которого я посетил в Германии в прошлом году. В этом благополучном интеллигенте, известном юристе из Штутгарта, никогда не признаешь худого, изможденного постоянным недосыпанием немецкого солдата, отступавшего от Пушкина в январе 1944 года.
- А ведь я чуть было не взорвал церковь в Екатерининском дворце в Пушкине. Мерле произнес это как-то по-особому, будто выдавил слова из себя. – Я отказался выполнить бессмысленный приказ. Сегодня понимаю, что он был к тому же и преступным.
- Как так? - удивился я. Какое отношение Вы имеете к этому пригороду Ленинграда?
- Вы полистайте на ночь вот эту книгу, а утром мы обменяемся мнениями.
Так я начал знакомиться с исторической хроникой соединения, в составе которого обер-лейтенант Мерле начинал свой боевой путь. Оформлена эта хроника в виде фотоальбома под названием: «Вюртембергско-баденская 215-я немецкая пехотная дивизия. 1936 -1945». Выпущен альбом издательством Дёрфлер в 2004 году. Их несколько десятков таких фотоальбомов, повествующих о немецких дивизиях вермахта. Но я сразу же взял на вооружение иллюстрированные истории тех соединений, что воевали под Ленинградом: 18-й моторизованной, 5-й егерской, 6-й танковой, 11-й, 61-й, 126 и той самой 215-й пехотных дивизий. Рассчитаны они на достаточно широкую читательскую аудиторию. В каждой не менее 500 фотографий небольшого формата, из расчета по три фотоснимка на страницу. Расположены они по главам, которые в свою очередь, посвящены наиболее важным этапам военных действий с участием той или иной дивизии. Каждая глава предваряется кратким пояснительным текстом, под фотографиями также имеется подпись. Все это в совокупности делает такого рода книги наглядными и легко доступными для ознакомления. Недаром в Германии они расходятся достаточно быстро. Наш читательский рынок еще на подходе к такому роду военно-мемуарной литературы. Но, видимо, это произойдет в скором времени, поскольку в Германии подобные книги выставляются на продажу по приемлемой цене, в среднем продаются они за 11 евро, а значит, в России одна такая книга может стоить около 350-400 рублей. Коллекционеры определенно их приобретут, да и не только они. На мой взгляд, эти книги более полезные для понимания образа стандартного солдата неприятельской армии, нежели истории дивизий СС, пропагандирующие культ супермена в солдатской форме. К сожалению, именно такого рода книги сейчас можно встретить по всей России.
Что касается фотоальбома 215-й дивизии, который Мерле мне затем подарил, то там нашлась глава, которая так и называлась «Ожесточенные бои за Пушкин». Одна из фотографий имела подпись: «Екатерининский дворец с церковью зимой 1944 года». Внешне здание полностью сохранилось, и только, когда смотришь на фотоснимок через увеличительное стекло, то видишь голые оконные проемы. Снимок одного из внутренних помещений дворца, тоже не показывает больших разрушений. Возможно, потому что фотографу явно не хотелось акцентировать внимание на развалинах, а может быть, это была попытка авторов альбома снять с себя вину за то, что гитлеровцы творили в Пушкине в годы его оккупации?
Утренней нашей беседы я ждал с нетерпением, вооружившись ручкой и блокнотом. Вот что после нее кратко записал: «Мерле, будучи обер-лейтенантом и начальником штаба батальона, 23 января 1944 года с его остатками отходил от Пушкина. Имел приказ подорвать авиабомбу весом в тонну, подложенную под церковь Екатерининского дворца. Но не сделал этого, так как получил почти одновременно другой приказ: бесшумно под покровом ночи оставить Пушкин. В армии всегда выполняют последний приказ. Так была спасена Дворцовая церковь. Мы привыкли в каждом военном эпизоде искать нечто экстраординарное, а все бывает значительно проще. Взорвал бы он эту церковь или нет, случись по-другому; неизвестно. Теперь от этого осталось лишь сослагательное наклонение».
Данная запись, наверное, еще долго, лежала бы без движения, если бы на днях я случайно не оказался с тыльной стороны Екатерининского дворца, как раз там, где в войну были отрыты немецкие траншеи. И сразу почему-то вспомнился рассказ немецкого ветерана. Возникло то же самое чувство, что и в Штутгарте, когда я ночью листал фотоальбом и с нетерпением ждал утра, чтобы расспросить Мерле. Я понял, что должен разузнать до конца всю эту историю с несостоявшимся подрывом церкви. Обязан довести ее до экскурсоводов Екатерининского дворца, ведь для них он может стать важным эпизодом из жизни всего дворцового комплекса.
После нового разговора с юристом из Штутгарта, на этот раз по телефону, многое стало ясным. Получилось своеобразное блиц-интервью в форме коротких вопросов и ответов:
- Доктор Мерле, когда Вы получили приказ взорвать дворцовую церковь?
- В середине ночи 23 января 1944 года. Вместе с другим приказом, разрешающим отход.
- То, есть один из приказов Вы не выполнили?
- Мы сказали себе: так дело не пойдет. Мы не будем взрывать.
- Но ведь приказ есть приказ?
- Такого рода бессмысленный приказ, да еще в критической обстановке мы всерьез не восприняли.