Смекни!
smekni.com

Путешествие Афанасия Никити­на (стр. 8 из 31)

«Приехал есми на Кострому ко князю Александру с ыною грамотою великого князя. И отпустили мя доброволно» (33). Выходит, у Никитина уже была проезжая грамота, выданная от имени Ивана III, так что наместнику в Кост­роме, как и в Нижнем Новгороде, оставалось лишь беспре­пятственно пропустить тверское судно.

Древнейшие сведения о грамотах купцам, едущим в чужие страны, содержатся в договоре 944 г. с Византией. До этого русские купцы предъявляли серебряные печати, а послы — золотые. Грамота удостоверяла, что купец идет от князя, и указывала число кораблей. Более поздние гра­моты содержали имя купца и перечень товаров. Согласно Уложению 1649 г., проезжие грамоты в иные государства выдавались в Москве и городовыми воеводами, сменивши­ми наместников. «А буде кому случится,— гласит VI гла­ва,— ехать из Московского государства для торгового про­мысла или инаго какого своего дела в иное государство, с Московским государством мирное, и тому на Москве бить челом государю, а в городах воеводам о проезжей грамоте, а без проезжей грамоты не ездить; а в городах воеводам давать им проезжие грамоты без всякого задержания» 6.

Грамоты в отличие от книг писали на отдельном листе, и письмо, как правило, наносили с одной стороны; руко­пись сворачивали в трубочку текстом внутрь и нривеши-> вали печать. С такой грамотой и появился Афанасий Ни­китин перед наместником Костромы. Но чью же грамоту держал Никитин, явившись к наместнику? При сопостав­лении обеих редакций «Хожения» Никитина возникают и другие вопросы: был ли титул Ивана III упомянут в руко­писи самим автором, но опущен в летописном тексте (в ряде случаев Троицкая редакция полнее летописной), а если это позднейшая вставка, то не позволит ли она уточнить время возникновения Троицкого списка, самого старшего из сохранившихся? По филиграням бумажных листов эта часть Троицкого сборника относится к концу XV в.

Принято считать, что титул «великий князь всея Руси» был принят Иваном III после присоединения Твери в 1485 г. Поэтому многие акты этого времежи датируют «ра--нее 1485 г.» и «после 1485 г.». В таком случае Троицкий список «Хожения» возник не ранее этого года. Однако, об­ращаясь к договорным и жалованным грамотам, а также дипломатической переписке, мы видим, как постепенно, еще до названной даты, входил в употребление новый великокняжеский титул.

Видный русский историк В. О. Ключевский полагал, что в международных сношениях Руси титул впервые упомянут в договоре 1494 г. с княжеством Литовским. Однако титул этот употреблен уже в грамоте турецкому султану Баязиду II в 1492 г., а в жалованных грамотах монастырям и переписке с русскими послами — в 70-е годы XV в. На монетах же титул «государь всея Руси» появился значительно раньше. Если его употребил Никитин до 1475 г., то, быть может, перед нами одно из самых ранних упоминаний титула в письменном источнике?

Как бы там ни было, можно сказать твердо: в тетрадях Никитина этого титула не было и не потому, что он еще не Вошел в широкий обиход, а потому что имелся в виду другой великий князь: «поидох ... от государя своего, от великого князя Михаила Борисовича Тверскаго». Иван III упомянут Никитиным далее в связи с посольством Василия Папина, который был отправлен «от великого князя Ивана» (в Архивском списке—«Иоанна»). Следовательно, Никитин обратился к наместнику Костромы, придя к нему с «ыною грамотою», выданной в Твери. Редактор Троицкого списка не только, не поняв автора, изменил ситуацию, вве­дя Ивана III вместо Михаила Борисовича, он удалил и сло­ва «от государя своего». Такого рода правка показывает, что составитель утверждал «единодержавие» Ивана III, а не просто опустил ряд «тверских деталей». Значит, сама Троицкая редакция возникла под свежим впечатлением присоединения Твери.

После Костромы до самого Нижнего Новгорода Ники­тин называет лишь Плес, небольшой и сравнительно моло­дой городок, возникший в 1409 г. («И на Плесо приехал есми доброволно»).

Достигнув Нижнего Новгорода, Афанасий Никитин явился к наместнику Михаилу Киселеву и пошленнику Ивану Сараеву. Все формальности были соблюдены («про­пустили доброволно»), и корабль тверичей мог бы про­должать свой путь, да пришлось на две недели стать в Нижнем Новгороде. Дело в том, что московское посольство во главе с Василием Папиным уже миновало Нижний. То ли Папин выехал раньше намеченного, то ли Хасан-бек, возвращавшийся из Москвы, задержался, но Никитину со спутниками пришлось ждать ширванское посольство. «А Василей Папин,— говорится в летописной редакции «Хожения», - проехал мимо город дв недели, и яз ждал в Новегороде в Нижнем две недели почсла Тарского ширваншина Асанбега» (33-34).

Практика отправления купеческого каравана за рубеж вместе с посольством была обычной. Купцам это обеспечивало большую безопасность, а также давало возможность провезти часть товаров беспошлинно под видом посольско­го имущества, что, впрочем, не раз приводило к конфлик­там. Да и посол извлекал некоторые выгоды, принимая купца под свое покровительство. Расспросы торговых лю­дей служили важным источником информации.

Иностранным купцам, за отдельными исключениями, торговать можно было только в определенных городах. «Когда же отправляются в Московию, посланник и полномочные послы, - писал Герберштейн, дважды побывавший в Москве в качестве посла, - тогда все купцы, откуда бы они ни были, если только они приняты под их защиту и покровительство, могут свободно и беспошлинно ехать в Москву, это и вошло у них в обычай» 7

Возникает вопрос: мог ли любой русский купец присоединиться к посольству? Известны случаи, когда послам было разрешено взять только тех торговых людей, которых отпустил с ними великий князь, и запрещено' брать тех, которые захотят пристать по дороге. Это напоминает только что приведенные слова Герберштейна: «...если только они приняты под их защиту и покровительство...». С Хасан-беком ехали московские купцы, а также купцы, возможно приехавшие с тем же посольством и возвращав­шиеся теперь из Москвы. Никитин называет их «тезики», т. е. употребляет наименование, которое прилагалось и к среднеазиатским (отсюда в комментариях «Хожения» -таджикские купцы), и к персидским купцам. Скорее это были персидские торговцы, возвращавшиеся через Ширван, с которым они поддерживали тесные связи. Позднее в русских документах тезиками называли частных купцов, приезжавших из Персии, в отличие от тех, кто торговал шахской «казной».

Тверские купцы, как видно из записок Афанасия Никитина, ожидали встретить в Нижнем Новгороде посла Ивана III. Следовательно, они были осведомлены не толь­ко о возвращении Хасан-бека, вероятно уже проезжавшего через Нижний Новгород в Москву, но и о сроках отправлениия ответного посольства. Проезжая грамота дала основание для присоединения к посольскому каравану. Нижний Новгород, где Никитин и его спутники прове-две недели, был самой восточной из пограничных крепостей Русского государства. Сюда из Москвы посылали «заставы» для отражения набегов; здесь не раз соединя­ясь конные и судовые рати для движения на Казань.

Современники говорят о Нижнем Новгороде как об обширном деревянном городе. Каменный кремль, который можно видеть в наши дни, был построен позже, при Василии III. Он стал четвертой мощной крепостью после за­вершения работ по укреплению Москвы, реконструкции кремля в Новгороде и строительства Ивангорода на р. Нарове. Есть, впрочем, свидетельства XIV в. о работах по сооружению каменной крепости в Нижнем. В 1368 г., вогласно летописи, князь Борис Константинович «повеле копать, где быть каменной городовой стене и башням», а в 1374 г. при князе Дмитрии Константиновиче, который рариказал строить каменную стену, «зачаты делать» Дмитриевские ворота.

До присоединения к Москве в 1451 г. город был столицей Нижегородского княжества. Здесь была составлена знаменитая Лаврентьевская летопись, древнейшая руко­пись из дошедших до нас русских хроник. Сохранилось ^изображение каменной церкви Благовещенского монастыря, а также резные камни от стоявшего во времена Никитина Спасского собора. Собор, как полагают, расписывал замечательный живописец Феофан Грек.

Нижегородские земли славились высокими сборами ме­да и воска. Неподалеку от города стояли окруженные мно­гочисленными постройками солеварни, которые не раз подвергались набегам из-за Волги. «Здесь предел христи­анской религии с этой стороны»,—добавлял для иностран­ного читателя Герберштейн в своей книге о Русском госу­дарстве. Город вел большую торговлю. Сюда приезжали восточные купцы из Казанского и Астраханского ханств, Золотой орды, Средней Азии, Кавказа, Персии.

Никитин, естественно, не рассказывает об условиях жизни приезжего в чужой город купца, но это известно по другим источникам. Торговые склады соседствовали с соб­ственно гостиницей. В каждом «амбаре» для приезжаю­щих было две «избы», соединенные с сенями. С помеще­ния в целом в неделю «за тепло и за стрепню, и за соль, и за капусту, и за скатерь, и за квас, и за утиральники» взималась плата в 4 денги. Это было недешево. Оброк с лавки городского жителя не превышал полтины, а иногда и всего 20 денег в год. Городским жителям принимать при­езжих с товарами запрещалось. Распоряжение это выпол­нялось плохо, и не раз посадские жаловались, что приез­жие «мимо гостиных дворов от себя врозь всяким людям продавали...». Охраняя интересы казны и верхушки мест­ного купечества, Уложение 1649 г. закрепляло гостиное право, господствующее в средние века, запрещая приезжим «городовым всяким торговым и тягловым людям» иные формы торговли: «И тем людям впредь с товары своими приезжати на гостии двор и торговати на гостине дворе, а в рядех лавок не наймовати».