Старинный русский город Тверь впервые упомянут в летописи под 1181 г. Город возник на левом берегу Волги, или, как тогда говорили, на луговой стороне. В XIII в. город был перенесен на «нагорную сторону» — правый, высокий берег Волги.
«Город Тверь, при знаменитой реке Волге, или Ра, весьма обширен», — писал итальянец Альберт Кампензе (ок. 1524 г.). В его «Письме» о Русском государстве1 использованы сведения соотечественников, торговавших на Руси. Об обширности города говорит и Сигизмунд Гербер-штейн, имперский посол, побывавший здесь примерно в те же годы. «На другом берегу, — рассказывает он, — со стороны Москвы, стоит крепость, — напротив которой изливается в Волгу река Тверца. По этой реке я прибыл на судне в Тверь и на другой день поплыл по реке Волге» 2.
Постройки Твери были большей частью деревянными, и до нас дошли лишь немногие их изображения или описания. Город не раз охватывали пожары. Во время одного из них выгорела половина кремля, весь княжеский двор и 20 церквей. Город вновь отстраивался, рос, закладывались новые каменные церкви. Самой крупной постройкой XII в. был соборный храм «Спас златоверхий» (так его называет Никитин). Он простоял до XVII в., уступив затем место првому собору. (Как Псков называли по имени главного храма — постоять за «дом святой Троицы», так и Тверскую землю нередко именовали «домом святого Спаса».) Храм славился росписью стен, мраморным полом, золочеными куполами. На Волге и ее притоках тверичи строили суда, ходившие по многим рекам Руси, а пушкарские мастера отливали пушки. Летопись особо отмечает наличие пушек в войске князя Бориса.
С ростом города многолюдный посад был разделен на четыре части: Загородную, Затмацкую (посад за речкой Тьмакой), Заволжскую и Затверецкую. Отдельные слободы носили названия Рыбачьей, Ямской и др. В Затмацкой части находился «татарский двор». Сюда при князе Борисе приезжали с «камками драгими» и «атласами чюдными» послы из Шавруковой орды, т. е. владений сына Тимура султана Шахруха (1401—1447 гг.). Султан правил в Герате, но практически его владения образовывали два государства. Вторым главным городом был Самарканд, где правил Улугбек, сын Шахруха, знаменитый астроном и ученый. Согласно описанию историка — современника Абдарраззака Самарканди, это были крупные культурные центры Востока.
Родной город Никитина был славен и собственным летописанием, и предприимчивым купечеством. Так что тверитину-купцу Афанасию было у кого поучиться книжной грамоте, познакомиться с историей, узнать о далеких странах, послушать бывалых людей.
Тверские купцы торговали с Литвой, Новгородом, Крымом. С возвышением Москвы тверичи втягивались в круг московской торговли, хотя связи с Крымом поддерживали более через Смоленск, входивший с 1404 г. в состав великого княжества Литовского.
«Как само Московское государство в языке дипломатических документов состояло из отдельных земель, так и общая масса купечества делилась на гостей Московской, Тверской, Новгородской и Псковской земель»3. В актах конца XV — начала XVI в. часто упоминаются тверичи. Однако из этого нельзя, конечно, заключить, что они преобладали в южной торговле, ибо при имени купца в документах нередко нет никаких пояснений. Тем не менее такие данные в какой-то мере отражают торговое значение города, подтверждаемое и другими источниками.
Никитин и его спутники ступили на борт корабля не ранее апреля, когда в верховьях Волги обычно вскрывается лед. Путь от Твери пролег через Калязин, Углич и Кострому на Нижний Новгород. Здесь должна была произойти встреча с послом Ивана III Василием Папиным, вы-» ехавшим в Шемаху из Москвы.
Первые остановки на Волге корабль тверичей сделал в небольших городах — Калязине и Угличе. В Калязине Никитин посетил новый Троицкий монастырь, где встретился с известным в то время Макарием, основателем монастыря. Кроме встречи «у игумна Макария и у святыя братья», Никитин, упоминает церковь Бориса и Глеба, весьма почитавшихся на Руси, особенно как покровителей ремесленников-кожевенников. День этих святых отмечали 2 мая, что, возможно, указывает на время, когда Никитин находился в Калязине. Это отвечает предположению, что тверичи вышли с началом навигации. С развитием пути от Москвы через Дмитров на верховья Волги значение Калязина возросло. В Дмитрове товары из Москвы перегружали с лодок на большие речные суда, чтобы везти их как на север, вплоть до Печоры, так и «вниз Волгою».
Полагали, что в Угличе — центре бывшего удельного княжества — Никитин не останавливался, однако если в Троицком списке «Хожения» лишь упоминается Углич, то более развернутый летописный текст не оставляет никаких сомнений относительно захода тверского корабля: «И с Колязина поидох на Углеч, с Углеча отпустили мя доброволно и оттуда поидох, с Углеча, и приехал есми на Кострому» (33). В Угличе живо помнили пребывание здесь ослепленного во время междоусобной войны отца Ивана III, Василия Темного. Рассказывали, как люди князя Дмитрия, прозванного Шемякой, двоюродного брата великого князя, захватили его хитростью. Василий укрылся в Троице-Сергиевом монастыре, разместил там гарнизон и повсюду расставил стражу. Шемяка под видом купеческого обоза послал к монастырю вооруженных воинов с князем Можайским. Обоз расположился на ночлег около стражи. Глухой ночью воины внезапно выскочили из крытых саней н напали на караульных. Василий был захвачен, ослеплен и сослан в Углич вместе с женой. События этой кровавой феодальной войны были хорошо известны и в Твери, поскольку тверские воеводы Бороздины — Борис Захарович и его брат Семен, посланные князем Борисом, оказали активную помощь в возвращении Василия II в Москву в качестве великого князя. Князь не остался в долгу: навечно прикрепил крестьян к земле в угличских монастырских селах.
Впрочем, Углич был известен не только как место великокняжеской ссылки. К северу от города, в районе Холопьего города, устраивалась ярмарка, по словам Гербер-штейна наиболее посещаемая во всем владении московского великого князя. Сюда, кроме шведских, литовских и русских купцов, собирались купцы и из восточных стран. Кострома и Нижний Новгород, расположенные на оживленном водном пути, были важными политическими и торговыми центрами. «Город с крепостью» называет Гер-берштейн Кострому. В лихую годину татарских нашествий здесь собирали рати московские князья: Дмитрий Донской для изгнания преемника хана Мамая — Тахтамыша, прорвавшегося в 1382 г. к Москве, Василий Дмитриевич в 1409 г.— при вторжении Едигея.
Значение Костромы усиливалось связями с Двинской и Печорской землями. Двинские купцы были освобождены от подсудности местным властям в Устюге Великом, Вологде и Костроме. Условия Двинской грамоты напоминают не только о привилегиях, но и о такой характерной черте средневековой регламентации, как ограничение торговли определенными пунктами. «Торговати им, всем,— читаем в уставной Белозерской Грамоте 1488 г. о приезжих,— на Белоозере в городе житом и всяким товаром, а за озеро им всем торговати не ездити...»4. Только бело-зерским посадским людям разрешено было за озеро ездить и торговать «по старине». Разрешение торговать в строго определенных местах, «а не по селам и не по деревням» хорошо мотивирует одна более поздняя грамота: чтобы «в том нашей пошлине истери не было» 5.
Так средневековая регламентация сдерживала развитие экономических связей между феодальным городом и деревней.
На Печору и Пермь, конкурируя с новгородцами, шли «ватажки» великокняжеских промышленников добывать драгоценные меха да кречетов для княжей охоты. С севера по р. Костроме шла соль из Солигалича, а с р. Шексны — «красна рыба — золото перо»: белуга, севрюга, осетр, стерлядь, белорыбица. Через Кострому и Солигалич вела также кратчайшая дорога к Вятке, но она была трудна и опасна, поэтому купцы предпочитали кружной путь через Вологду и Устюг Великий.
Обживали русские люди берега великой реки, росли города-крепости, давая защиту ремесленному люду, тянулись от города к городу караваны судов в летнюю пору и ранные обозы зимой, сплачивались недавно раздробленные ;русские земли. Во времена Куликовской битвы волжский Гпуть был разрезан владениями не одного княжества. Теперь, за редким исключением, путь этот до самого Нижнего Новгорода входил в состав единого государства.
«С Углеча на Кострому»,— говорил Никитин о пути корабля тверичей. Ярославль, крупный приволжский город, центр княжества, Никитиным не назван. Это вызывало удивление исследователей: почему корабль тверичей прошел мимо? Однако тому есть объяснение. Ярославское княжество не было, как считалось, присоединено к Московскому в 1463 г., т. е. непосредственно перед путешествием Никитина. В великокняжеских документах Ярославская земля упоминается лишь с 1475 г.
Расположенная на левом, низком берегу Волги Кострома в 1416 г. была обнесена крепкими стенами и окружена рвом. Далеко с реки видно было каменное здание городского собора.
Обстоятельства визита в Кострому вызвали немало толков среди историков. Здесь Афанасий Никитин побывал у князя Александра, московского наместника, и был пропущен через территорию великого княжества Московского. В самом деле, согласно Троицкому списку «Хожения», Никитин пришел «ко князю Александру с ыною грамотаю. И князь велики отпустил мя всея Руси доброволно» (11). Слова «всея Руси» в более позднем списке XVII в. помещены, казалось бы, на свое место: «...и князь великий всея России отпустил мя доброволно» (53). Однако почему речь идет об Иване III? В Костроме его не было, это мы знаем вполне определенно, коль скоро великокняжеский летописный свод 1485 г. фиксирует каждое передвижение князя. Поэтому напрашивался вывод — согласие на проезд дано наместником от имени великого князя. Значит, чтобы проехать в чужие страны через Московское княжество, тверской грамоты было недостаточно, она послужила лишь основанием для выдачи новой грамоты и та, которую привез Никитин, поэтому названа «ыной»? Однако в летописном варианте записок Никитина это место выглядит иначе.