Наряду с Тебризом и Гератом Шираз был в то время одним из крупнейших центров Передней Азии. По словам Иосафата Барбаро, венецианского посла, приехавшего в Персию в одно время с Никитиным, Шираз с предместьями занимал около 20 миль в окружности. Проживало в нем около 200 тыс. человек. Город лежал на пересечении караванных путей. Почти вся торговля Персии и Средней Азии с Индией велась в XV в. через Шираз и Ормуз.
Никитин впервые попадает в Шираз, но проводит здесь всего неделю. Теперь у него большая часть времени уходит на передвижение. «Из Лари поидох к Ширязи 12 дни,—сообщает Никитин,— а в Ширязе бых 7 дни. А из Ширяза поидох к Вергу [Аберкух] 15 дни, а в Велер-гу бых 10 дни. А из Вергу поидох к Езди 9 дни, а в Езди бых 8 дни» (49).
Следуя большим западным путем, Никитин из хорошо знакомого ему Йезда направляется к Кашану, на этот раз не через Наин, а через Исфахан. «История Исфахана», составленная в 1329 г., повествует о 44 городских кварталах, сотнях мечетей и многочисленных базарах. Но на рубеже XIV—XV вв. на город дважды обрушивалась волна нашествия. Войска Тимура разрушили город при подавлении восстания 1387 г., а в 1452 г. его опустошили войска Джеханшаха Кара-Коюнлу. Посетивший Исфахан вскоре после Никитина Иосафат Барбаро пишет, что окружность города с предместьями составляла около 10 миль, однако осталось здесь не более 50 тыс. жителей.
Какое впечатление произвел на современников разгром Исфахана, видно из следующих строк, принадлежащих великому среднеазиатскому поэту Алишеру Навои, потрясенному горестями Хорасана. Он сравнивает судьбу города с заброшенными руинами Рея:
«Не говори: это страна! Это страшное обиталище свирепости.
Ад появился, когда исчез рай.
Кто начнет ее рассматривать,
Вспомнит Исфахан и Рей» 5.
Афанасий Никитин видел оба этих страшных памятника войны.
В Исфахане Никитин не провел и недели. «А из Езди поидох к Спагани 5 дни,— занес он в свои записки,— а в Спагани 6 дни. А ис Спагани поидох Кашани, а в Кашани бых 5 дни» (29).
В первый раз в Кашане Никитин провел месяц, теперь — всего несколько дней. И здесь окончательно определяется для нас направление маршрута его второго путешествия через Персию. Он расстается с возможностью вернуться прежним путем через Мазендеран и поворачивает на Тебриз.
К тогдашней столице Персии Афанасий Никитин следует обычным путем через Кум, Саву и Султанию. Ни времени в пути, ни длительности остановок на этом участке Никитин не называет. «А ис Кошани поидох к Куму,— записал он,— а ис Кума поидох в Саву. А ис Савы поидох в Султанию. А ис Султании поидох до Терьвиза» (29). Вероятно, останавливался он ненадолго, а пути не только через Малую Азию, но и через Северную Персию были знакомы на Руси.
От побережья Персидского залива до Султании считалось 60 дней пути; при этом от Исфахана до Кашана — пять дней, от Кашана до Кума — два, до Савы — еще два, от Савы до Султании — девять-десять, а от Султании до Тебриза — еще пять-шесть дней. За вычетом остановок Никитин прошел этот путь примерно за два месяца, т. е. двигался с обычной скоростью каравана. Сопоставляя эти данные с первым путешествием, мы можем сделать вывод, что теперь у Никитина не было необходимости, передвигаясь из города в город, неспешно торговать, чтобы заработать на дальнейший путь. Тогда он вел, вероятно, розничную торговлю, скорее всего тканями, судя по городам, которые он посетил. Теперь он либо имел некоторую сумму денег, вывезенную из Индии, либо располагал товаром, который можно было быстро распродать. Полагают, что Никитин торговал драгоценными камнями, сведения о которых сохранили его записки. Но это были, вероятнее всего, «перец да краска», которые были столь дешевы по ту сторону океана и которые так ценились в Персии. Во всяком случае, рассказывая о товарах, находившихся с ним при возвращении из Индии, Никитин прямо упоминает о пряностях.
В середине XV в. Тебриз, густонаселенный город, лежал на пересечении важных караванных путей. Сюда поступали лучшие ткани, изготовленные в городах Персии, жемчуг Персидского залива, шелк-сырец из Гиляна и Закавказья, шерстяные ткани Алеппо и Бруссы, западноевропейские ткани, краски и пряности Индии. Но еще более знаменит город был мастерами-ремесленниками, изготовлявшими ткани из шелка, шерсти и хлопка, шали, ковры, сафьян, изделия из-серебра и меди, ювелирные, а также оружие.
Расцвет Тебриза, начавшийся с конца XIII в., отмечали Ибн Батута, Марко Поло и Одорик из Порденоне.
«Много там и других городов и городищ,— говорится в „Книге" Марко Поло,— но Торис самый лучший в целой области» 6. Венецианский путешественник отмечает пестроту населения: тут и персы, и армяне, и грузины, мусульмане, и несториане и якобиты. «Народ в Торисе торговый,— пишет Марко Поло,— и занимается ремеслами; выделываются тут очень дорогие, золотые и шелковые ткани. Торис на хорошем месте: сюда свозят товары из Индии, из Бодака [Багдада], Мосула, Кремзора [Гармсир] и из многих других мест; сюда за чужеземными товарами сходятся латинские купцы. Покупаются тут также драгоценные камни, и много их здесь. Вот где большую прибыль наживают купцы, что приходят сюда» 7.
У Марко Поло немало ярких описаний мест, сделанных им по рассказам. Был ли он сам в Тебризе? Некоторые комментаторы сомневаются в этом, полагая, что он спустился к Басре и оттуда морем достиг порта Ормуз. Но сомнения эти напрасны. Во-первых, путешественник описывает путь по Персии с севера на юг. Во-вторых, он передает при этом и личные впечатления. Так, он прямо пишет, что расспрашивал «многих жителей» в городе Саве, лежащем на пути из Тебриза на юг. Так что приведенное выше описание Тебриза — свидетельство очевидца.
Во времена Никитина на фоне запустения многих городов особенно резко бросалось в глаза строительство, развернувшееся в столице. При Джеханшахе, разорившем Исфахан и Султанию, в Тебризе воздвигнута великолепная Синяя мечеть. При Узуне Хасане, как раз во время путешествия Афанасия Никитина, в Тебризе строились медресе Насрийэ и огромный крытый рынок Кайсарийэ.
Не застав шаха в Тебризе, Никитин направляется в его ставку. «А ис Тервиза,— говорится в Троицком списке „Хожения",— поидох в орду Асанбе, в-ърде же бых 10 дни...» (29).
Обычай кочевать по стране Узун Хасан сохранил и после того, как стал правителем Персии. Выезды на место зимнего или летнего кочевья совершались в окружении двора и войска, и довольно подробно описаны венецианскими послами Барбаро и Контарини. Летом 1475 г. Узун Хасан принимал посла Ивана III в ставке, находившейся в 25 милях от Тебриза. Шахский лагерь, когда туда попал Никитин, находился, вероятно, в тех же местах.
О внешнем облике Узуиа Хасана дают представление несколько зарисовок, которые принадлежат перу Контари- ни и Барбаро. «Худой и высокий», замечает Контарини, добавляя, что характер у него очень живой и выражение лица все время меняется. «Когда в гневе он переходил границы, то становился даже опасен. Но,— тут же извиняет посол державную особу,— при всем том он был весьма приятным человеком» 8. Барбаро рассказывает, как шах демонстрировал свои сокровища. Особенно ему запомнился один рубин (он называет его «балас»), огромный, с мелкой вязью арабских букв по краю. На просьбу шаха приблизительно оценить его стоимость венецианец, желая польстить владельцу, ответил: «Если бы я назвал его цену» а балас имел бы голос, то он, вероятно, спросил бы меня, встречал ли я действительно подобный ему камень; я был бы вынужден ответить отрицательно. Поэтому я полагаю, что его нельзя оценить золотом. Может быть, он стоит целого города...»9. Венецианский посол не раз описывает такие «пиршества для глаз», которые устраивал в его присутствии Узун Хасан.
Никитин тоже знает толк в драгоценностях, не зря он полгода провел у самых истоков «производства» бриллиантов, в районе алмазных копей Райчуру. По его записям мы можем проследить путь драгоценного камня в сокровищницу султана. Из разных краев к столице везут воины вьюки с награбленными сапфирами, рубинами и алмазами. Великий везир скупает добычу (26). Слова Афанасия Никитина- о богатстве «бояр и князей» бахманидского султана и бедности сельского люда невольно напоминают написанные в те же годы стихи друга Алишера Навои Абдур-рахмана Джами, обращенные к власть имущим:
«Твоего сокола сокольничьи, изловчившись,
Кормят цыплятами, отнятыми у нищих старух.
Твой конь всякий день
Ест солому и ячмень из торбы бедняков, сбирающих
колосья.
Уши твоих рабынь украшены золотом,
Которое собрали нищие твоего города, моля
о подаянии» 10.
Десять дней провел Никитин в ставке шаха Персии. С караваном ли пришел сюда путешественник или отделился от него в Тебризе, султанские соглядатаи заметили русского купца в шахском лагере. И когда Никитин добрался до трабзонского порта, чтобы покинуть пределы Османской империи, его задержали, ища каких-либо документов, связывавших его с Узуном Хасаном. Так что хотел этого Афанасий Никитин или нет, он оказался вовлеченным в круг внешнеполитических дел.
Многое переменилось с тех пор, как Афанасий Никитин в первый раз побывал в Персии. После успешного для Узуна Хасана окончания войн против Джеханшаха и Абу Сайда открылись военные действия против турецкого султана Мухаммеда II. В этой войне Узун Хасан выступал союзником Венеции и караманских беев, владения которых занимали юго-восточную часть Малой Азии. Население Карамана (или Килйкии, как называли тогда эту область) восстало против султанского наместника. Турецкий великий везир Рум Мехмед-паша был разбит восставшими и отступил. Мухаммед II назначил на его место Исхак-пашу и направил его в Караман. Это было в 1470 г., когда Никитин еще находился в Персии. Османские войска заняли главный город Карамана — Леренде. Караманские правители Пир Ахмед-бей и его брат Касим-бей обратились за помощью к Узуну Хасану. Готовясь к решительному столкновению с Османской империей, Узун Хасан направил послов в Венецию, на Родос и Кипр, а в Караман послал отряд под начальством Зейнель-бея.