Столичный город Бидар — «Великая Бедерь», как передает Никитин индийское название города Маха Бидар, — поразил путешественника многолюдием населения и роскошью двора Мухаммеда III (1463—1482 гг.). «А град есть велик, — пишет Никитин, — а людей много вельми» (17). Путешественник увидел выезды султана, возвращение поиск и выступление их в новый поход. Долгое время живя адесь, он близко познакомился с жизнью города и различных слоев населения. Это дало ему возможность описать особенности быта и обычаев индийцев.
Основную массу городского населения составляли мелкие торговцы, ремесленники и другой трудовой люд. В городах были расквартированы военные гарнизоны. В городе была сосредоточена и почти вся феодальная знать, чиновники, мусульманское и индуистское духовенство, купцы, ростовщики — словом, вся социальная верхушка феодального общества. Потребности феодального города не могли быть удовлетворены за счет сельской округи и местного ремесленного производства, что служило стимулом для развития торговли — внутренней и внешней. Характерно, что среди прочих титулов первый министр получал титул мелик-ат-туджжар, т. е. «князь (или старшина) купцов».
В административно-налоговых и военных целях государство было разделено на'области — тарафы. Территория государства во время пребывания там Никитина делилась на четыре области: Бидар, Даулатабад, Гулбарга и Берар. Во главе каждой области стоял назначаемый султаном наместник — тарафдар, совмещающий военную и гражданскую власть.
Бахманидский султанат охватывал самый центр Деканского полуострова. При Мухаммеде III султанат граничил на севере с Гуджаратом и Мальвой, с Ориссой на востоке, государством Виджаянагар на юге. На рубеже 60—70-х годов XV в. государство Бахманидов расширило свою территорию, включив княжества Малабарского берега до порта Гоа, и территорию Телинганы, с устьями рек Кистны и Годавери, достигнув таким' образом берегов Бенгальского залива. Свидетелем этих событий был Афанасий Никитин. Бидар стал столицей в 1429 г. До этого главным городом султаната была Гулбарга. Город и крепость были обнесены мощными стенами. На протяжении 4 км крепостных стен, окружавших цитадель, были размещены 37 массивных бастионов, многие из которых как раз перед приездом Никитина были приспособлены для использования пушек. Семь ворот вели в цитадель. Между цитаделью и городом были расположены друг за другом еще трое ворот. Первые служили прикрытием для вторых. Вторые ворота носили название Шарза Дарваза, третьи ворота — Гумбад Дарва-за. Последние, наиболее мощные, с куполом напоминали архитектуру Дели.
«В султанов же двор 7-ры ворота, — говорит Никитин, — а в воротах сидят по 100 сторожев да по 100 писцев кофаров; кто поидеть, ини записывают, а кто выйдет, ини записывают; а гарипов не пускают в град» (17). Дворцовая стража состояла из мусульман, должности же писцов занимали индусы из высшей касты брахманов. Никитин, отмечая это, употребляет здесь термин «кофар» (от арабск. «кафир») —неверный. Позднее, после сближения с местным населением, Никитин называет индусов индеяны. Чужеземцы (гарипы) во внутреннюю крепость свободного доступа не имели. По ночам с факелами город объезжала стража, подчинявшаяся начальнику гарнизона (перс, «ку- тувал»). «Город же Бедерь, — пишет Никитин, — стерегут в нощи тысяча человек кутоваловых, а ездять на конех да в доспесех, да у всех по светычю» (17).
Большое впечатление произвел на Никитина дворец султана. «А двор же его чуден велми, все на вырезе да на золоте, и последний камень вырезан да золотом описан велми чюдно; да во дворе у него суды разный» (17). Богато орнаментированная резьба по камню, покрывавшая всю стену, как ковром, была характерна для индийской архитектуры того времени. Сосуды, которые видел Никитин в султанском дворце, — это черненые медные изделия с инкрустацией. По месту производства они стали известны на всем Востоке под названием «бидри».
В черте городских стен находилась высокая сторожевая башня. Другая достопримечательность города — знаменитая медресе Махмуда Гавана — при Никитине только начала строиться. Окончена мечеть, согласно надписи, в 877 г. хиджры, т. е. не позднее мая 1473 г. Дату же закладки здания мы узнаем из хронограммы, сохраненной местной хроникой15. 876 год, указанный ею, закончился в июне 1472 г. Следовательно, произошло это во время празднеств по возвращении Махмуда Гавана из похода на Гоа, свидетелем которых был Никитин.
Многодневные празднества по случаю успешного окончания этой войны подробно описаны в придворных хрониках. Никитин дополняет их интересными деталями. Мы узнаем об особо торжественной встрече, устроенной Махмуду Гавану. «И султан послал 10 възырев стретити его за десять ковов, а в кове по 10 верст, а со всякым возырем по 10 тысяч рати своей да по 10 слонов в доспесех» (25). Как известно, чем знатнее были встречающие, чем многочисленнее сопровождавшие их войска и чем дальше от города происходила встреча, тем почетнее она считалась. Кроме триумфальной встречи, Никитин описывает и торжественное шествие по городу. Путешественник не раз видел пышные выезды султана и его двора, к их описанию он возвращается в нескольких местах своих записок, но этот выезд особо привлек его внимание. Сжато, несколькими штрихами очертил Никитин картину богатого и пестрого шествия по улицам Бидара. «На баграм на бесермень-ской выехал султан на теферичь, ино с ним 20 възырев великых, да триста слонов наряженых в булатных в доспесех, да с горотки, да и городкы окованы, да в гороткех по 6 человек в доспесех, да с пушками, да с пищалми; а на великом слоне 12 человек» (24).
Перед султаном шел слуга с зонтом чхатра — символом царской власти, за ним — отряд воинов и огромный слон, никого не подпускавший к султану. «Да перед ним, — пишет Афанасий Никитин о Мухаммеде III,— скачет кофар пешь да играеть теремьцем, да за ним пеших много, да за ним благой [злой] слон идеть, а весь в камке наряжен, да обиваеть люди, да чепь у него велика железна во рте, да обиваеть кони и люди, чтобы кто на султана не наступил блиско» (24). Одежда Мухаммеда III усыпана рубинами, на головном уборе — огромный алмаз, сам султан в богатом вооружении. «Да на султане, — рассказывает Никитин, — ковтан весь сажен яхонты, да на шапке чичак ол-маз великы, да сагадак золот со яхонты, да 3 сабли на нем золотом окованы, да седло золото» (24). В процессии вели верховых коней в богатом убранстве, музыканты ехали на верблюдах и шли пешими, султана окружала свита, жены, танцовщики. «Да коней простых (т. е. без всадников.— Л. С.) тысяча в снастех золотых, да верблюдов сто с нагарами, да трубников 300, да плясцев 300, да ковре 300» (24).
За султаном следовал его брат, на золоченых носилках, под бархатным балдахином с золотым навершием, украшенным драгоценными камнями. Носилки несли пешие слуги. «А брат султанов, — говорит Никитин, — тот сидит на кровати на золотой, да над ним терем оксамитеи, да маковица золота со яхонты, да несут его 20 человек» (24).
Наконец, следовал первый министр, завоеватель княжеств Конкана и Гоа. Как и брат султана, Махмуд Гаван восседал на золоченых носилках, только балдахин над ним был шелковый. Везли его четыре коня. «А махтум, — пишет Никитин, — сидит на кровати на золотой, да над ним терем шидян с маковицею золотою, да везут его на 4-х конех, в снастех золотых...» И снова вели боевых коней, всюду были певцы и плясуны, а вокруг шла стража. «Да около людей его много множество, — продолжает Никитин, — да пред ним певцы, да плясцев много, да все с голыми мечи, да с саблями, да с щиты, да сулицами, да с копия, да с лукы с прямыми с великими, да кони все в доспесех, да сагадакы на них» (24).
Вправе ли мы утверждать, что в этой праздничной процессии участвовал Махмуд Гаван и перед нами описание его триумфа после взятия Гоа? Комментаторы во мнениях расходятся.
Дело в том, что в летописном тексте читается имя «Махмут», а в Троицкой редакции «Хожения за три моря» написано «махтум», что означает «господин», «государь». В таком случае, не идет ли речь о бахманидском султане Мухаммеде III? Подобную трактовку перевода (84) отражает и одна из иллюстраций к изданию «Хожения» 16. Во главе процессии мы видим молодого султана со скрещенными ногами, в парадных носилках, в'которых по четырем углам впряжены четыре коня, за ним теснятся.слоны и кони, на которых восседают везиры ... Однако сопоставление с текстом показывает, что Мухаммед III должен был бы одновременно находиться и во главе и в конце процессии: в одном обличий он расположился на носилках, в другом — под ним «седло золото».
В легендах о Кришне этот пастуший бог обладает волшебным даром — силой иллюзии создавать «дубли». Созданные Кришной двойники его друзей-пастухов, которые оказались замурованными в пещере, спокойно возвращаются вместе со стадом в деревню, и никто не замечает подмены. В другом сказании он множит свое собственное воплощение, так что каждая из его подружек-пастушек, ведя хоровод в ночь полнолуния, танцует с самим Кришной. Однако Никитин рассказывает не легенды о Кришне, а то, что видел собственными глазами. Так что в данном случае невозможно отождествление «махтума» с султаном Мухаммедом III..