Из Кашана купеческие караваны обычно шли западным путем к Исфахану, до которого было несколько дней, и далее — на Йезд. Никитин двигался к Йезду другим, восточным путем. В г. Наин, не доходя до Йезда, Афанасий Никитин отметил вторую годовщину своего путешествия. Описывая пребывание в Индии, путешественник вспоминает о том, где встречал праздник пасхи в первые четыре года по отъезде из Твери: «Первый же велик день взял есми в Каине, а другой велик день в Чебокару в Маздраньской земле, третей велик день в Гурмызе, четвертый велик день взял есми в Ындее з бесермены в Бедере» (44).
В маршруте Никитина такого пункта, как Каин, нет вообще. Если это Наин, названный им на пути из Кашана, то первый праздник Никитин встретить там никак не мог, так как побывал здесь после Чапакура. А что если Каин в списках «Хожения» — персидский город Кайен? Последний лежит далеко от известного нам маршрута Никитина, в сторону Средней Азии. Тогда выходит, что путешественник, переплыв Каспийское море, пошел через Кайен в Бухару, возможно, пытался сухим путем, через горы, достигнуть Индии. Дошел до Кайена (кстати, Марко Поло шел в Среднюю Азию через Кайен), отметил здесь первый год путешествия, добрался до Бухары, провел здесь шесть месяцев и отметил второй праздник пасхи. И только после этого пришел в Сари. Однако мы уже выяснили, что Чебокара в списках «Хожения» — это Чапакур в Мазенде-ране, и все восемь месяцев после отплытия из Баку Никитин провел в этой прикаспийской провинции. Значит, Кайену места на карте путешествия Никитина нет. На юг Каспия, а не в Чагатайскую землю, которая не раз упомянута в записках Никитина, отправился он после Кавказа, и не было попытки проникнуть в Индию через горные перевалы.
Теперь мы можем с уверенностью сказать: первый «велик день» Афанасий Никитин встречал в Мазендеране. Следовательно, ошибка относительно Чапакура — ошибка памяти. И так как второй раз путешественник отметил праздник в Наине, а третий в Ормузе, то в общей сложности он провел в Персии не год с небольшим, а более двух лет.
Йезд, расположенный в оазисе посреди пустыни, поражал своими урожаями шелка-сырца, которые были здесь в несколько раз выше, нежели в других местностях Персии. Да и большая часть жителей города состояла из ткачей. По сведениям Барбаро, мастера Йззда поставляли ежедневно до 20 тыс. вьюков шелковых тканей. Город снабжал тканями весь Ближний Восток. Они встречаются среди товаров русских купцов и имущества русских князей и бояр. Дома в Йезде, как и почти во всей безлесной Восточной Персии, были глинобитные, без деревянных перекрытий. Город окружал вал около 5 миль в окружности. Никитин провел здесь, как и в Кашане, около месяца.
Две караванные магистрали сходились в Йезде; одна вела из северо-западной части страны в область Керман, к порту Ормуз, другая связывала Хорасан с областью Фарс, главным городом которой являлся Шираз. Из Шираза через Лар также можно было попасть к Ормузу, но Никитин отклоняется к зостоку и приходит в Лар из области Керман со стороны Тарома. Почему Никитин избрал именно этот из возможных караванных путей? Возможно, причиной явилось неспокойное положение в Ширазе: Узун Хасан, писал Никитин, «на Ширязе сел и земля не окрепила» (46). Но была и другая причина — Никитину нужен был отменный конь, и это привело его на юго-восток Персии.
Никитин искал новый путь торговли для Руси. О том, что в Индии есть «товар на Русь», он был наслышан от купцов-мусульман. Но, прежде чем познакомиться с условиями рынка и приобрести товар из первых рук, нужны были средства. И Никитин, торгуя, надолго задерживается в Персии. У него нет состояния, которое позволило бы отправиться в отдаленную страну в качестве путешественника. Он едет как купец. Самым выгодным товаром, который в Индии ценился много дороже, чем в Персии или Аравии, были кони. И Никитин приобретает персидского жеребца. О том, что он привез в Индию через океан дорогого коня, говорит сумма, в которую обошлась вся эта торговая операция: «И яз грешный привезл жеребца в Ындейскую землю, и дошел есми до Чюнеря бог дал по-здорову, а стал ми во сто рублев» (14). О стране, где был куплен конь, путешественник прямо не говорит, но, определив по запискам Никитина, когда это происходило, мы можем установить и место купли.
Полагали, что Афанасий Никитин приобрел коня в Ор-музе. Но путешественник рассказывает, как бродил по конским ярмаркам в Индии и как продал наконец коня «о рожестве», т. е. в декабре первого года пребывания в Индии. «А кормил есми его год» (17),—добавляет Никитин. За год до этого Никитина в Ормузе еще не было. Значит, он приобрел коня южнее Наина, где был весной, скорее всего в Тароме или около этих мест. Именно здесь Никитин обращает внимание на стоимость фиников, входивших в рацион коня: «а фуники кормять животину, батман [мера веса] по 4 алтына» (13).
Из Йезда Никитин направился в Сирджан. Бывшая столица Кермана была расположена в оазисе, где собирали большие урожаи пшеницы, хлопка и фиников, но войска Тимура превратили город в груду развалин. От Сирджана Никитин двинулся к Тарому, где дешевы финики, и к Лару, главному городу области Ларистан. Во времена Никитина в Ларе насчитывалось около 2 тыс. домов (до 9 тыс. жителей). Преимущественно он был городом купцов, связанных с морской торговлей. Из Лара Никитин пришел наконец к Старому Ормузу. «И тут есть пристанище Гурмызь-ское, и тут есть море Индейское, а парьсейскым языком Гондустаньскаа дория, и оттуды ити морем до Гурмыза 4 мили» (13).
Неподалеку от побережья Персидского залива, у входа в Индийский океан, лежит скалистый остров. Сюда в конце XIV в., за 100 лет до описываемых событий, был перенесен город Ормуз (у арабов Хормуз). Остров Дже-раун, где поднялся новый Ормуз, распвложен был на пересечении важных торговых путей. Здесь сходились караванные пути из Персии и Багдада и морские из Индии. Другой путь, связывающий Ближний Восток и Западную Европу с Индией, проходил через Красное море и Египет. Власть ормузского мелика распространялась на Маскат в Аравии и на Бахрейнские острова, знаменитые добычей жемчуга. «Гурмызскими зернами» называли на Руси в отличие от своего речного жемчуга драгоценности, привозимые из Ормуза. На доходы от торговли я ловли жемчуга мелик содержал наемное войско и военную флотилию. Они-то и принесли Ормузу эпитет «Дар-аль-аман» — обитель безопасности. Посол Шахруха, правившего в Герате, нашел здесь в 1442 г. купцов из Ирана и Аравии, Египта и Сирии, Ма!ой Азии, Ирака Арабского, Золотой орды, Средней Азии, Китая и различных областей Индии: Малабара, Виджаянагара, Бенгалии 1.
В 1471 г. на острове Джераун появился русский купец Афанасий Никитин. «А Гурмыз есть на острове»,— пишет Никитин, называя новый город Гурмызград, а старый, на берегу, Бендерь — пристанище Гурмызское (бендер по-персидски «пристань»),Средневековый Ормуз как центр посреднической торговли сравнивали с Венецией. На этом сходство и заканчивалось.
Палящий жар стоял над городом. «Силно вар в Гур-мызе,— пишет Никитин,— да в Катобаграиме, где ся жемчюг родить... да в Жидде, да в Баке» (24). На Бахрейнских островах (Катобаграим) и в Джидде Никитин не был, но жар Ормуза, как и Баку, он испытывал на себе. «А в Гурмызе,— замечает он, проведя здесь более месяца,—есть варное солнце, человека съжжеть» (13). Как видно из пометок на рукописи «Хожения», слова эти в XVIII в. вызвали у одного из читателей записок Никитина недоверие (185—186). Если бы этот скептик раскрыл «Книгу» Марко Поло, дважды побывавшего в тех местах, он прочел бы: «Живут тут сарацины, Мухаммеду молятся. Жара тут сильная, и потому-то здешний народ устроил свои дома со сквозняками, чтобы ветер дул; и все потому, что жара сильная, невтерпеж» 2.
О городе на острове Никитин пишет, что «всего света люди в нем бывают, и всякий товар в нем есть, что на всем свете родится, то в Гурмызе есть все» (41). И тут же отмечает преграду, которую мелик ставил европейским купцам: «тамга же велика, десятое с всего емлют». Действительно, пошлина для немусульман была равна десятой части стоимости товара, тогда как купцы-мусульмане, державшие в своих руках всю торговлю, платили в четыре раза меньше — два с половиной процента.
Пряности, ткани, краска индиго были главными предметами ввоза из Индии, основной же статьей вывоза через Ормуз были кони. Верховых лошадей для путешествий и быстрой езды в Индию ввозили из Аравии и южных районов Персии, боевых коней, которых покрывали кольчугой, доставляли из золотоордынских степей. Купцы покупали степных лошадей по 8—10 динаров и гнали караванными путями к Ормузу. Нередко перегоняли табуны до 6 тыс. коней, где на каждого купца приходилось по 100—200 коней. Степных коней продавали за морем по 100 динаров, на лучших коней цена доходила до 500 динаров и выше. Известны случаи, когда привозной конь стоил в Индии до 1000 золотых монет (206). По-разному объясняли в средние века причины, по которым в Индии не было коневодства: и тяжестью климата, и трудностями обеспечения подходящим кормом. Однако были и иные препятствия. «Ежегодно,— рассказывает Марко Поло об одном из индийских владетелей,— царь покупает тысячи две коней и побольше; столько же покупают братья; а к концу года нет и ста лошадей, все околевают»3.