Смекни!
smekni.com

Путешествие Афанасия Никити­на (стр. 11 из 31)

Попытаемся восстановить место нападений под Астра­ханью. «Ез», о котором пишет Никитин, находился, ве­роятно, там, где позднее разместились рыбные тони астра­ханского монастыря. Речные берега тут пологи, по правому берегу протянулись песчаные и бесплодные равнины, на левом — отмели с зарослями камыша. К этому-то рыболов­ному заколу («учуг», как называли его местные жители) потерпевшим пришлось тащить бичевой корабль против весьма быстрого здесь течения. Путешественники не раз отмечали изменение уровня Волги в устье после того, как вода прибывала в июне, наблюдая резкое понижение к кон­цу июля, т. е. в то время, когда там, по-видимому, и нахо­дился Никитин. До выхода в открытое море добирались дня четыре, а при низкой воде и ветре — целую неделю.

Никитин не перечисляет товары, которые везли его спутники, но по упоминанию об однорядке и полотне мы можем догадаться, что состав товаров был типичен для торговли Руси с Востоком. У Никитина была «мелкая рухлядь». Термин этот мы также встречаем в перечнях то­варов, которые русские купцы везли в Крым. «У Михаля у толмача у белочника взяли рухляди: шуб бельих и одно­рядок лунских и новогонских, и горностаев и мелкие рух­ляди...» ".

Вместе с тем летописный текст записок Никитина со­хранил деталь, опущенную в Троицком списке: на меньшем судне, где разместились 12 купцов, находились и запасы продовольствия: «да коровы, да корм наш»., По рассказу Олеария, посольство, которое он сопровождал в Персию в 1636 г., перед выходом в море взяло 20 быков, несколько бочек соленой рыбы и 200 судаков «толщиною в локоть». Что не все было отобрано при нападении па караван Ха-сан-бека, говорит и ходатайство Никитина о возвращении товаров, выброшенных на берег при крушении тверского судна под Тарками.

Первое плавание Афанасия Никитина по Каспийскому морю совершалось от Астрахани до Дербента. Судя по тому, что Василий Папин ожидал караван в Дербенте, встреча была назначена заранее. Тем же путем, вероятно, купцы собирались вернуться обратно. Однако нападение под Астраханью и дальнейшие события перевернули все планы, а для Никитина послужили толчком ко второму плаванию через Каспийское море — от Баку до Мазендерана.

По выходе судов из устья Волги их ожидала другая беда — разбушевалась морская стихия. «А въстала фуртовина на море,— пишет Никитин, употребляя словечко, во­шедшее в морской жаргон со времен крестовых походов,— да судно меншое разбило о берег» (34).

Никитин называет Каспийское море привычным, хоро­шо известным по летописям именем — Хвалынское, а также одним из местных названий — Дербентским. Однако наря­ду с этим в ходу были и другие наименования, образован­ные от мест, лежащих на побережье: Гилянское, Хорасан-ское и др. В Европе оно было известно как Бакинское (зна­чение Баку как морского порта росло). Персидские море-» ходы называли море Кульзумским. На ошибочность этого названия обращал в XIV в. внимание персидский ученый Хамдаллах Казвини. Географы, писал он, называют этим именем Красное море. Но местные мореходы не читали Хамдаллаха Казвини.

Из-за бурь на Каспии корабли теряли курс или разби­вались о скалы. Дженкинсон, вышедший из Астрахани 15 июля, был встречен у берегов Ширвана бурей, которая! продолжалась семь дней. «И носило бусу на море 8, а в 9 день, июня в 26 день, опять погодьем принесло... на бусово пристанище»,— говорится в русском статейном спис­ке XVI в. «И пошли с волского устья на море августа в 4 день,— читаем в другом статейном списке того же вре­мени,— и носило бусу морем меж Бакы и Дербени и туркменсково пристанища и Асторохани и гилянские земли семь недель и к Баке и к Дербени приносило блиско» 18.

Тверское судно разбилось под Тарками, почти у самых владений ширваншаха Фаррух Ясара, и потерпевшие ко­раблекрушение попали, что называется, из огня да в полы­мя. «Ход в малых судех нужен [опасен] там,—писал еще столетие спустя Федот Котов,— где погодою прибьет к бе­регу струг, ино емлют с них, с торговых людей, в Дербени и в Тарках великие пошлины, а к пустому месту прибьет, ино усминского князя да каидатьского (люди) торговых людей побивают и животы емлют...» Тарки стояли у под­ножия гор, от моря с версту.

«А тут есть городок Тархи,— читаем в записках Ники­тина,— а люди вышли на берег, и пришли кайтаки да лю-, дей поймали всех» (34). Люди кайтакского уцмия (у Ни­китина — князя) действовали по древнему береговому пра­ву, когда вынесенное бурей на берег считалось собствен­ностью владетеля побережья. Никитин встретился с потер­певшими спустя некоторое время и мог услышать их рас­сказ, но возможно, он и сам видел, как все произошло, с посольского судна, которое не смогло подойти к берегу. «И пришли есмя в Дербенть»,— пишет Никитин. Чтобы проделать путь от Дербента до Астрахани, Контарини, так­же попавшему в бурю, понадобилось 24 дня.

Дербент, прозванный «Железные ворота» (Темир-ка-пы), так как прикрывал проход между морем и Кавказски­ми горами, в XV в. находился в упадке. По образному опи­санию Котова, город «стоит одним концом на горы, а дру­гим концом в море. А длиною в горы болпш трех верст, а поперег города сажен с триста, и поперег города перего­рожен каменными стенами в дву местах, ино станет три городы» 20. Город, писал Контарини, был окружен крепки­ми стенами, но в нем так немного людей, что едва ли ше­стая часть всего пространства, находящегося . под горою по направлению к цитадели, заселена; со стороны же моря все здания почти разрушены21. Таким был Дербент, когда туда пристал Никитин. Местные владетели оказались не в состоянии поддерживать укрепления города и портач и купеческие корабли стали предпочитать более удобную естественную гавань Баку. Положение не изменилось и к началу XVII в. «А Дербень,—передает свое общее впе­чатление Федот Котов,— город каменной, белой, бывал крепок, токо нелюден» 22.

В Дербенте, входившем во владения Фаррух Ясара (1462—1500 гг.), произошла наконец встреча с московским посольством. Выяснилось, что Василий Папин благополуч­но прошел Волгой и Каспием. Здесь, в Дербенте, он ожидал Хасан-бека, чтобы вместе с ним следовать ко двору шир­ваншаха.

«И ту Василей поздорову пришел, а мы пограблены»,— записал Никитин. Поэтому он тут же обратился к обовйи послам, что «есмя с ними пришли, чтобы ся печаловал о людях, что их поймали по Тархи кайтаки» (34). Против берегового права Никитин использовал посольское право: раз московские и тверские купцы следовали в караванЬ посла, значит, можно требовать освобождения обращенных в рабство пленников и возвращения товаров, Надо сказать, что русское право уже в X—XIII вв. предусматривало по договорам помощь иностранным купцам во время несчаст­ных случаев на море и наказание за преступления, совер­шенные по отношению к потерпевшим кораблекрушение. Ширванский посол нанес визит правителю Дербента. «И Асанбег печаловался,— пишет Никитин,— и ездил на гору к Булат бегу», т. е. в ту самую цитадель, о которой упоминает Контарини («замком на горе» называет его Барбаро). Правитель города Булат-бек не мог сам обратиться к главе соседнего владения и потому отправил скорохода к Фаррух Ясару с известием, что «судно русское розбило под Тархи, и кайтаки, пришед, людей поймали, а товар их розграбили». Фаррух Ясар, инициатор посольства в Моск­ву, внял ходатайству и немедля обратился к кайтакскому уцмию, своему родственнику, с просьбой освободить плен­ных, вернуть товары и пропустить их в Ширван, так как следовали они к нему, ширваншаху. При этом Фаррух Ясар обещал оказать любую дружескую услугу своему соседу.

«Того же часа,— пишет Никитин о шнрваншахе,— по­слал посла к шурину своему Алильбегу, кайтачевскому князю...» Далее путешественник передает содержание по­слания Фаррух Ясара уцмию Халил-беку, проявляя хоро­шее знание русских дипломатических грамот, в стиле которых и дает свой перевод: «...Судно ся розбило под Тар­хи, и твои люди, прижгед, лтодей поймали, а товар их погра­били; и ты, чтобы меня деля люди ко мне прислал и товар их собрал, занже те люди посланы на мое имя; а что будет тебе надобе у меня, и ты ко мне пришли, и яз тебе, своему брату, не бороню, а те люди пошли на мое имя, и ты бы их отпустил ко мне до!роволно меня деля» (35). В Троицком списке «Хожения» вслед за словами «своему брату» сле­дует «за то не стою», т. е. ни перед чем не постою. Кроме того, здесь сказано: «судно ся мое». Даже если это добав­ление редактора списка, из контекста видно, что ширваншах рассматривал судьбу всего каравана как затрагиваю­щую его суверенитет.

Получив послание Фаррух Ясара о русском корабле, уцмий распорядился отпустить пленных из Тарков, но то­вары не вернул. «И Алильбег того часа отослал людей всех в Дербент доброволно,— пишет Никитин,— а из Дербенту послали их к ширванши в орду его, коитул» (12). Тюркское «койтул»— то же, что «орду», т. е. ставка правителя. Пу­тешественник наряду с известным читателю передает и местный термин. Все это время Никитин ждал потерпев­ших кораблекрушение; и только когда выяснилось, что правитель города ничем больше им помочь не может, от­правился вместе с московскими и тверскими купцами в ставку Фаррух Ясара.

Дважды ограбленные, потерявшие корабль, купцы на­деялись на поддержку ширваншаха. Окрыленный первой победой — возвращением своих товарищей из рабства, Ни­китин вновь выступает ходатаем перед местной властью, но терпит неудачу.

Описание поездки к Фаррух Ясару, как и всего пребы­вания в Персии, вплоть до приезда Никитина в Ормуз, сохранилось только в Троицком списке «Хожения». «А мы поехали к ширъванше во и коитул и били есмя ему челом, чтобы нас пожаловал, чем дойти до Руси. И он нам не дал ничего, ано нас много» (12). Высказывалось предположе­ние, что богатые дары Ивана III пропали под Астраханью, и в виду этого посольство Папина успеха не имело. Потеря кречетов, которых вез Хасан-бек, конечно, могла быть чув­ствительна для Фаррух Ясара, однако, надо полагать, Васи­лий Папин тоже приехал не без дипломатических подно­шений. Во всяком случае мы вскоре видим в Ширване нового посла Ивана III Марко Россо. Широкий круг его знакомых в Шемахе и хороший прием отмечен Контарини, ехавшим с этим посольством в Москву. Но была и другая причина для отказа в предоставлении средств Никитину и его спутникам. Купеческий караван, прибывший из Руси в 1468 г., попал в самый разгар крупных политических событий в Закавказье, в перерыв между двумя войнами, которые вел Узун Хасан Ак-Коюнлу.