Сарай, надо полагать Новый Сарай, или Сарай Берке, располагался на р. Ахтубе, куда при хане Узбеке была перенесена столица Золотой орды. Русский купец Федот Котов называет так и сам город: «...тут по той реки, по Ахтубе, стоит Золотая орда. Царский двор и платы, и дворы и мечети —все каменные...»11. В летописях такого названия не встречается, но оно есть в «Книге Большому чертежу», законченной в годы, к которым относится поездка Котова12.
, Город процветал до нашествия Тимура. Караванные пути связывали его со Средней Азией, Индией и Персией. Русские купцы привозили кожи, полотно, деревянную посуду, уздечки, ножи и другие изделия русского ремесла, а вывозили краски, доставленные из Персии, восточные ткани и другие товары. Из Золотой орды табунами перегоняли лошадей в Индию через Персию и в русские земли. Купцы, приезжающие сюда из многих стран, жили в отведенных им кварталах. Ибн Батута называет среди них русских и византийцев, добавляя «там и базары их»13. Были здесь купцы из «обоих Ираков» (Ирака Арабского и Ирака Аджми в Персии), из Египта, Сирии и других мест. Город был тесно застроен, без садов, с рынками, банями, мечетями. Дворец служил зимней резиденцией хана. Мухаммед ибн Батута, арабский путешественник и писатель, побывавший здесь на пути из Крыма в Индию, видел Сарай в 1333 г.
Войска Тимура в 1395 г. опустошили город. В XV в. Сарай Берке отчасти восстановил свое торговое значение, и сюда вновь стали приезжать купцы из Руси и Персии, а также различных областей Средней Азии и. Однако общее ослабление Золотой орды и подрыв торговли Сарая побудил русских купцов расширять свои торговые операции в сторону Азербайджана и Персии. Русские появляются в Дербенте, Шемахе и крупнейшем центре караванной торговли — Тебризе. Ведущая роль посредника в торговле Русского государства с прикаспийскими странами стала переходить к Астрахани — центру нового ханства, в 1459— 1460 гг. отделившегося от Золотой орды.
Крепость старой Астрахани, до взятия ее войсками Ивана IV, находилась на правом берегу Волги. Богатый город, большой татарский рынок — такой предстает Астрахань в начале XVI в., после падения Золотой орды. Такой она была и до нашествия Тимура. Как и Сарай, Астрахань поддерживала связи с Азовом, до которого было семь-восемь дней караванного пути. И ежегодно только из Венеции в Азов посылали шесть-семь больших кораблей, чтобы забрать пряности и шелк, поступавший через Астрахань 15. От Азова корабли шли к Сурожу, 12 дней караванного пути отделяли Азов от Шемахи. Так в тугой узел завязывались транзитные пути Черного и Каспийского морей. Тимур перерубил этот узел, что привело к падению торговой роли Сарая, Астрахани, Сурожа и Азова. В Северном Причерноморье возросло значение Кафы, а Астрахань стала ориентироваться на торговлю с Русью.
Переход от Астрахани до открытого моря по многочисленным протокам устья Волги был во многих местах затруднеп и занимал несколько дней. Федот Котов рассказывает, что в устье Волги и под Астрахань бусы, как русские люди называли торговые суда, приходившие из Персии, «не ходят, стоят на море, с устья едва видеть. А товары возят з бус в Астрахань и из Астрахани сандалы и павоски, и отьтут ходят за море на бусах» 16. Сандалы, о которых пишет Котов,— одномачтовые суда, ходившие и вдоль каспийских берегов. Название «павоски» часто встречается в летописях и актах, применительно к речным судам; Котов переносит его на местные лодки.
Под Астраханью караван Хасан-бека и русских купцов подвергся нападению султана Касима, второго по времени правления хана из местной ветви династии Джучидов.
«И въехали есмя в Бузан»,—начинает Афанасий Никитин рассказ о бедствиях, обрушившихся на караван перед самым выходом в Каспийское море. Значит, посольство, опасаясь враждебных действий, решило обойти Астрахань по Бузани, в низовьях Волги, у Красного Яра, впадающей в Ахтубу. Река служила естественной границей с большой Ногайской ордой. Вероятно, этим обходным путем следовал Василий Папин, которому беспрепятственно удалось выйти в море. Во всяком случае нападающие предусмотрели возможность такого обхода — на Бузани караван Хасан-бека ждали дозорные султана Касима. «И сказали нам лживые вести: Каисым салтан стережет гостей в Бузани» (34). В первый момент появление трех всадников показалось счастливым случаем, благодаря которому караван сможет благополучно миновать засаду. Поэтому посол Хасан-бек распорядился выдать вестникам «по однорядке и по полотну». Кафтан-однорядка, пошитый пз европейского сукна, постоянно встречается среди купеческих товаров, вывозимых через Русь на Восток; в Крыму однорядку брали и как таможенную пошлину. Вестники взялись провести караван иным путем — мимо Астрахани, т. е. там, где как раз и засели ханские люди. Ложные вести стоили едущим имущества, а иным — свободы и жизни.
Сцена нападения в Троицком списке «Хожения» изложена смутно («Азьтархань по месяцу ночи парусом»), зато летописный текст отчетливо рисует драматическую картину ночного боя. Ярко светила луна, ветер был попутным, и суда споро скользили мимо спящего, как казалось, города. Зато стоявшим в засаде корабли были видны, как на ладони. «Поехали есмя мимо Хазтарахан,— пишет Никитин.— А месяц светит, и царь нас видел, и татарове к нам кликали: „качма — не бегайте!" А мы того не слыхали ничего. А бежали есмя парусом» (34).
Началась погоня. Вероятно, часть преследователей была на судах, остальные скакали с обеих сторон по берегам, гикая и стреляя из луков. «По нашим грехам,— вздыхает рассказчик,— царь послал за нами всю свою орду. Ини нас постигли на Богуне и учали нас стреляти, у нас застрелили человека, а у них дву... застрелили» (34).
Схватка под Астраханью заставляет нас вернуться к вопросу о составе каравана Хасан-бека и русских купцов. Первоначально из записок Никитина мы узнаем лишь то, что Хасан-бек вез 90 кречетов в дар ширваншаху от Ивана III. О купцах, сопровождавших посла из Москвы, говорится позднее; сколько же судов вместе пошло от Нижнего Новгорода, Никитин не фиксирует.
Дорогие ловчие птицы да купцы с товарами привлекли султана Касима, который в разных местах расставил своих людей для встречи «гостей». Обычно в летнее время астраханские ханы откочевывали к берегам Черного моря. Возможно, известие о необычном караване, следующем к устью Волги, побудило хана вернуться ранее обычного. Во всяком случае оно опередило караван.
Что касается числа судов, входивших в караван, и их дальнейшей судьбы, то сведения, содержащиеся в записках Никитина, получили различное толкование комментаторов. Одни исходят из того, что судов было два, одно принадлежало послу, другое — тверским купцам. Далее мнения расходятся: то ли оба судна были разграблены, то ли отобраны, так что потерпевшим пришлось приобрести новые суда. Согласно другой версии, тверичи на свои средства снарядили два судна, которые и пострадали под Аст- раханью; корабль же посла благополучно миновал засаду.
Действительно, фраза «и пошли есмя к Дербенти две-ма суды: в одном судне посол Асамбег да тезики, да русаков нас 10 головами; а в другом судне 6 москвич да 6 тверич» (34) как бы говорит, что до Астрахани состав каравана был иным. Так ли это?
Сличение обеих редакций записок Никитина показывает, что нападение под Астраханью описано в них по-разному. Обе редакции сообщают, что перед тем, как пройти город, Афанасий Никитин перешел на посольский корабль («И яз свое судно покинул да полез есми на судно на послово и с товарищи своими») и что после ограбления кораблей потерпевшим не разрешили вернуться, чтобы они не известили русские власти о случившемся («вверх нас не пропустили вести деля»).
Далее в летописной редакции «Хожения» сказано, что «судно наше стало на езу, и они нас взяли да того часу разграбили, а моя была мелкая рухлядь вся в меншем судне» (34). Выходит, корабль посла, на котором находился Никитин, застрял у заграждения для рыбной ловли и был разграблен («нас взяли»), тогда как товары Никитина, находившиеся на другом судне, разграблены не были. Последующий текст не только не проясняет обстановку, но и еще более затрудняет понимание: «В большом судне есмя дошли до моря, ино стало на усть Волги на мели, а они нас туто взяли, да судно есмя взад велели тянутй вверх по езу» (в Троицком списке точнее — «до езу»). Значит, посольское судно, уже ограбленное, но отпущенное, застряло на одной из мелей в извилистом устье и было захвачено вторично? Причем теперь и второе судно также было разграблено: «И тут судно наше меншее пограбили и четыре головы взяли рускые, а нас отпустили голыми головами за море» (34).
Разгадку дает обращение к Троицкому списку «Хожения» Никитина. После сообщения о перестрелке, содержащемся и в летописном тексте, читаем: «И судно наше меншее стало на езу, и оны его взяли часа того да разграбили, а моя рухлядь вся в меншем судне». Значит, первым пострадало меньшее, тверское («наше») судно, где находились и товары Никитина; посольский корабль после перестрелки пробился. Далее сообщения обеих редакций совпадают: посольский корабль сел на мель, и преследователи заставили потерпевших тянуть его вверх по реке до того места, где было задержано первое судно. «И тут судно наше болшее взяли, и 4 головы взяли русскые...». Теперь понятно, какое судно было ограблено на этот раз и с какого корабля взяли пленных. Это было судно посла Хасан-бека. Слово «взяли» говорит об ограблении, а не о том,'что сами суда были отобраны: «...и оны его взяли часа того и розграбили...». Фраза же о том, что в море вышли на двух судах, уточняет, как разместились московские, тверские и прочие купцы, после того как они лишились большей части своих товаров.