Смекни!
smekni.com

Семнадцать лекций, прочитанных для Работающих на строительстве Гётеанума в Дорнахе с 1 марта по 25 июля 1924 г (стр. 58 из 67)

В речи, языке заложено нечто такое, что позволя­ет познать человека в целом: в этом находится весь человек. Таким образом люди выражают то значение, которое уже заложено в написанных буквах, в знаках. «А» всегда было удивлением. Если древний еврей изо­бражал """"""""""""" (алеф), он говорил себе: кто в земном мире удивляется? Животные не удивляются, удивляется только человек. Поэтому он человека вообще обозна­чал как удивление. Если он писал свой алеф, """""""""""""""""", древ­нееврейское А, это обозначало человека.

Было так, что каждая буква одновременно обозна­чала вещь или существо. Все это знали те люди, кото­рые были в мистериях. Итак, если кто-то путешество­вал и встречал другого и они имели общие знания, то они опознавали друг друга по слову. Так что можно сказать: в древности дело обстояло так, что люди, че­му-то учившиеся, много знающие, опознавали друг друга по прикосновению, знаку, слову.

Да, господа, но ведь тогда за этим что-то еще стоя­ло, в этом что-то заключалось! Тогда действительно вся ученость содержалась в этом знаке, прикоснове­нии и слове. Ибо благодаря тому, что человек учился осязать, он учился различать предметы. Благодаря тому, что он имел знаки, он мог подражать всему тому, что было тайнами природы. А в слове он знакомился с внутренним содержанием человека. Итак, можно сказать: в прикосновении имели дело с восприятием; в знаке имели дело с природой, а в слове имели дело с человеком, с его внутренним удивлением, его пугливым трепетом, его радостью и так далее. Имели, следо­вательно, дело с природой и человеком и воспроизво­дили их в знаке, прикосновении и слове.

В ходе человеческого развития тогда возникло то, что разделилось, с одной стороны, на университеты и позднее школы, а с другой — на церкви и искусство. Ка­ждая из трех частей больше не понимала, что сущест­вовало первоначально, а прикосновение, знак и сло­во были совершенно утеряны. Понимали это только те, кто еще тогда заметили: черт возьми, ведь эти древ­ние мудрецы благодаря всему, что они знали, облада­ли могуществом, властью! Справедлива и правомерна та власть, то могущество, которым обладает человек, ко­торый что-то знает, который может тем самым принес­ти пользу ближним. Если бы никто не придумал, как сделать паровоз, у человечества этого паровоза просто не было бы! Итак, если человек нечто знает, это идет на пользу людям; тогда его власть правомерна. Однако позднее люди стали просто присваивать власть, пере­нимая внешние знаки. Как раньше те или иные знаки нечто означали, а позднее их значение было утеряно, точно так же и все в целом утратило значение.

И тогда, посредством, я хотел бы сказать; обезьян­ничания (Nachaffung), подражания древним мистериям стало строиться все это, то, в чем вы обнаруживаете лишь внешнюю сторону предмета. Что же делали эти люди? У них больше не было утонченного осязания, но они уго­ворились о знаках, по которым они опознают друг дру­га. Они определенным образом подают руку, и по этому признаку другой знает: он принадлежит к данному сою­зу. Так они опознавали друг друга по прикосновению. Затем определенным образом они еще делали знак. Знаки и прикосновения различались в зависимости от того, был ли человек в первом, во втором или в третьем градусе. Таким путем эти люди опознавали друг друга. Но здесь уже не содержалось ничего; это были всего лишь опознавательные знаки. Точно так же они имели для каждого градуса определенное слово, которое они могли произносить в определенном масонском союзе: они имеют, скажем, для первого градуса, — если кто-то хочет знать: что есть слово? — [пароль] — ИАКИН. Так узнают, что данный человек выучил слово «иакин» в масонской ложе, а иначе он не был бы допущен в первый градус. Это всего лишь слово-пароль. Затем, точно так же он делает знак и тому подобное.

В сущности, такая форма масонства развилась толь­ко тогда, когда все остальное из мистерий было забыто; стали подражать тем отдельным вещам из древности, которые уже больше не понимали. Так что то, что масон­ство использует в качестве культа, самим масонством в настоящее время по большей части не понимается: даже знак, прикосновение и слово они не понимают, посколь­ку все они не знают, о чем тут идет речь. Они, например, не знают, что если они произносят слово второго граду­са: БОАС (БОХАС), то «Б» означает дом, «О» — означает, как я всем уже говорил, сдержанное удивление, «А» — это приятное удивление; «С» — является знаком змея. Всем этим вы спрашиваете следующее: мы познаем мир как большой дом, построенный Великим Строителем Мира (Великим Архитектором Вселенной), перед чем надо чувствовать себя как напуганным, так и приятно обрадованным, и там присутствует также и зло, змей. Да, нечто подобно осознавали в древности, тогда в соответст­вии с этими вещами смотрели на природу, смотрели на человека. Сегодня, не имея никакого понятия об этом, бессмысленно в известных масонских объединениях, те, кто имеет второй градус, произносят слово «БОАС» (БО­ХАС). Точно так же, не правда ли, если люди, принадле­жавшие третьему градусу, клали палец на артерию, то при этом действительно узнавали, что данный человек имел тонкое чувство, тонкое осязание. Это замечали по тому, каким образом клали палец на артерию. Позднее это стало прикосновением для третьего градуса. Сего­дня люди знают только то, что если кто-то приходит и так берет за руку, то это масон. Итак, во всех этих вещах есть нечто древнее, исполненное достоинства, великое, нечто содержащее в себе всю прежнюю уче­ность: теперь же все это превращено в формальность, доведено до ничтожества. В настоящее время положе­ние дел в масонском союзе таково; он также имеет церемониал, некий культ; это идет еще из того време­ни, когда все показывалось в культе, в церемониале, для того, чтобы это оказывало большее воздействие на людей. Масоны делают это до сих пор. По отноше­нию же к внутреннему содержанию масонский орден действительно не имеет больше никакого значения (... der Freimaurerorden keine Bedeutung mehr hat).

Но к тому же многим людям страшно скучно бы­ло участвовать в этих вещах, когда организовывались такие союзы; ведь, в сущности, все это выродилось в сво­его рода забаву. Потребовалось нечто такое, что могло бы влиться в масонство. Вследствие этого и возникло то, что масоны в большей или меньшей степени стали поли­тизированными или же стали в большей или меньшей степени заниматься распространением религиозно-про­светительских учений. Клерикальные римские учения направлялись Римом. Те учения, которые противостоя­ли Риму, распространялись масонством. Поэтому Рим, римский культ и масонство являются величайшими про­тивниками. Это больше совершенно не связано с тем, что было у масонов в качестве культа, знака, прикоснове­ния и слова, это касалось обоюдных отношений. Во Франции союз назывался не союз (Bund, Тугенбунд — прим. перев. ), но «Orient de France», «Восток Франции», поскольку все там брали с Востока, «Великий Восток Франции» («Grand Orient de France»), это большой фран­цузский масонский союз. Другое, знак, прикосновение и слово — служат еще лишь для того, чтобы удерживать людей вместе, это то, благодаря чему они опознают друг друга. Общественный культ является встречами, где они собираются, особенно в связи с праздничными обстоятельствами; подобно тому, как другие собираются в церкви, так масоны собираются на церемонии, которые восходят к древним мистериям. Это сплачивает людей.

В Италии в определенное время, когда формирова­лись тайные политические союзы, был обычай соби­раться для известных церемоний и опознавать друг друга по знаку и прикосновению. Политические сою­зы, политические объединения всегда были связаны с этим древним мистериальным знанием. Да и сего­дня можно обнаружить нечто примечательное: если сегодня вы путешествуете, например, по некоторым областям Польши или Австрии, вы встречаетесь с плакатами; на этих плакатах изображены странные знаки и странные буквы, складывающиеся в слова; неизвестно, что означает такой плакат; на самом деле такой плакат — их повсюду развешивают в польских и австрийских районах — является внешним знаком некоего союза, создававшегося известными национали­стическими течениями среди молодежи. Там имеют де­ло с теми же вещами. В сущности, это явление распро­странено широко, весьма широко, и эти люди очень хо­рошо знают, что знак тоже имеет известную мощную силу. Есть объединения, в частности, немецких нацио­налистов, использующих древний индийский знак: две слившиеся друг с другом змеи или также, если хотите, колесо, преобразующееся в свастику. Это се­годня их отличительный знак. Вы, возможно, слыша­ли, что свастика, опять-таки, принята как знак для известных национал-шовинистических кругов. Это делается в целях поддержания традиции: посредст­вом таких знаков древние люди выражали свое гос­подство. Все это в больших масштабах имеет место в масонских союзах. Масонский союз существует для того, чтобы объединять определенных людей, что он и делает посредством церемоний, посредством зна­ка, прикосновения и слова. Такой союз преследует тайные цели, причем известные тайны сохраняются среди тех, кто связан этими церемониалом, знаком, прикосновением и словом. Конечно, тайные цели мож­но преследовать только в том случае, если о них не узнают все; в масонских союзах дело обстоит так, что они преследуют многочисленные политические, куль­турные или тому подобные цели.

Но вы могли бы сказать еще одно, господа. Види­те ли, вовсе не следовало бы считать людей, объеди­ненных в масонские союзы, сомнительными из-за их деятельности; ведь иногда они имеют самые лучшие намерения. Они придерживаются лишь следующей точки зрения: с людьми нельзя достигнуть ничего иначе, чем посредством таких союзов, для чего целью большинства масонских союзов должна быть крупная благотворительность. Это прекрасно — заниматься бла­готворительностью, практиковать гуманность. Этим такие союзы занимаются в большом масштабе. Поэто­му неудивительно, если масон постоянно ссылается на то, что страшно много гуманных и добродетельных акций организуется и основывается именно масонски­ми союзами. И все же надо сказать себе только одно: в сущности, в настоящее время все такие вещи больше не являются своевременными. Ведь не правда ли, что главным образом должны мы сегодня отвергнуть в ве­щах такого рода? Мы должны отвергнуть обособлен­ность. Из-за нее довольно скоро возникает духовная аристократия, которой не должно быть. И демократи­ческий принцип, который постоянно должен приоб­ретать все большее значение, вступает в радикальное противоречие как с масонским союзом, так и с замк­нутым в себе священством. Итак, можно сказать: тут дело обстоит так, что тот, кто еще и сегодня может понять, что содержится в некоторых масонских це­ремониях первого, второго и третьего градусов — со­держится в том, чего сами масоны часто не понима­ют, — тот может признать, что эти церемонии часто восходят к самой древней мудрости; однако большого значения это не имеет. Большое значение имеет то, что в настоящее время во многих масонских объеди­нениях, союзах изживается много политических или прочих социально полезных устремлений. Но Католи­ческая Церковь и масонство находятся, как говорится, на ножах, они борются друг с другом. Такая ситуация, однако, сложилась в ходе времени.