Так кто же выступал в мистериях в качестве того, кого сначала подготавливали, чтобы он мог ощущать с исключительной тонкостью? Другие люди не могут ощущать столь тонко. Допустим, что где-то еще в другом месте была некая мистерия. В древности люди много путешествовали; они путешествовали почти столь же много, и мы, причем порой можно было бы удивиться тому, как быстро они путешествовали. Железных дорог у них не было; но они путешествовали, потому что были более проворными, потому что они могли ходить быстрее, меньше уставали, несколько лучше ходили и тому подобное. И вот на пути они встречали таких же людей. Если два таких человека, которые могли ощущать тоньше, давали друг другу руку, они опознавали друг друга; тогда говорили об этом так: они опознавали друг друга благодаря их тонкому осязанию. Это то, что называют «прикосновением»; прикосновение — это когда в древности один касался другого и замечал, что у другого тонкое осязание.
Затем, господа, представьте себе второе: если признавали, что человек обладает тонкостью осязания, тогда он продвигался дальше, тогда его учили еще больше. В древности писали совсем не так много, как сегодня; записывали исключительно редко, причем наиболее священное. Во всяком случае, в древности уже имелась своеобразная корреспонденция; но тогда эта корреспонденция осуществлялась по большей части с помощью всяких знаков. Так возникало много знаков для всего, что только возможно. Было также и то, что люди, не принадлежавшие к мистериям, то есть не мудрецы, как их называли, свои путешествия совершали в близлежащие районы, они не уходили очень далеко. Но ученые, мудрецы путешествовали очень далеко. При этом им пришлось бы знать не только все языки, но и все диалекты. А ведь даже северному немцу очень трудно разобраться в швейцарском диалекте. Однако для людей мистерий, кроме языка, на котором они говорили, имелись известные знаки, обозначавшие все интересовавшие их вещи. Они делали знаки. Так, например, обычные жесты, которые человек делает, исходя из ощущения, формировались дальше; «я понимаю»: или «то, что ты мне говоришь, не имеет значения», «мы хорошо понимаем друг друга». Они рисовали крест. Так что именно среди древних мудрецов существовал полностью разработанный язык знаков, и все, что человек знал, он мог вложить в эти знаки. Так что вы можете понять: все люди, находившиеся в тогдашних высших школах, в мистериях, имели для всего известные знаки. Скажем, например, они хотели зафиксировать эти знаки. Только тогда они зарисовывали их. Так возникали нарисованные знаки.
Интересно, что еще сегодня есть некоторые шрифты, по которым можно с очевидностью установить, что они возникли из знаков. Таков, например, древний шрифт индусов, санскритский шрифт. В нем заметно, что весь он состоит из кривых и прямых линий. Кривая линия: недовольство чем-то, антипатия; прямая линия: симпатия. Вы только подумайте: кто-то знает, что прямая линия означает симпатию, а кривая линия означает антипатию. Теперь я хочу ему что-то сообщить. Для этого я тоже имею мой знак. Он хочет что-то сказать мне: сначала это может идти хорошо, но позднее эта история принимает плохой характер. Видите ли, вот тут все еще хорошо; позднее он рисует змееобразную линию; тут дело может пойти плохо. Это имело место для всех определенных знаков. Такими знаками или с помощью таких знаков договаривались, приходили к взаимопониманию те, кто был в мистериях. Так что к прикосновению добавился знак (das Zeichen).
Раньше в слове видели нечто совершенно особенное. Видите ли, если сегодня человек произносит слово, он не имеет больше никакого понятия о том, что такое слово. Но он все же может еще кое-что чувствовать, чувствовать то, что заключено в гласных звуках. Вы легко можете почувствовать, если кто-то, попав в некое положение, восклицает: «А» — тут речь идет об удивлении. «А» — буква А означает удивление. Прибавьте сюда букву Р: тут заключено вращение, излучение: P(R) = излучение. А = удивление, Р — вращение, излучение.
Теперь нам, во всяком случае, известно то, что было сказано о солнечных лучах. Но даже если солнечные лучи и являются кажущимися, даже если они и не являются реальностью, действительностью, они выглядят так, как если бы они куда-то текли, устремлялись. Представьте себе, что кто-то говорит: там, вверху, находится нечто, оно светит мне утром и посылает мне на Землю то, что вызывает у меня восхищение, удивление. Удивление он выражает через «А», а то, что происходит сверху, — через «Р»; итак, он выражает все это как РА. Именно так называли древние египтяне солнечного бога: РА! В любой из этих букв заключено чувство, и мы объединили эти буквы в слове. Здесь было заключено всеохватывающее чувство. Сегодня это давно забыто. Только немногое можно еще ощутить в различных вещах. Возьмем, например, «И»; это нечто подобное тихой радости: человек удовлетворен тем, что он переживает, воспринимает: «И». Поэтому смех может выражаться так: хи-хи. Это тихая радость. Так каждая буква несет в себе нечто определенное. Есть знание, благодаря которому можно точно так же строить слова, если обладать пониманием звуков, которые находятся в словах.
Вы скажете, господа: да, но ведь в этом случае должен быть лишь один-единственный язык! Первоначально у человечества и был один-единственный язык; когда еще чувствовали звуки, буквы, был лишь один единственный язык. Потом появились различные языки, когда люди рассеялись. Но первоначально люди это чувствовали, и в мистериях учили тому, как ощутить звук, букву, как сделать из них слово. Поэтому в мистериях был единый особенный язык. На этом языке все говорили между собой. Они говорили между собой не на диалекте, а на этом языке, который понимали все. Если один говорил «РА», то другие знали, что это Солнце. Если один говорил, например, «Э» — вы при этом чувствуете только одно: это меня отпугивает, это мне не подходит; «Э» = мне немного страшно, это нечто подобное страху! Теперь возьмем «Л»: это подобно чему-то проносящемуся, текущему; и «ЭЛ» — это нечто такое, что протекает и чего следует опасаться, перед чем испытывают страх. Так, в Вавилоне «ЭЛ» означало Бог. Все получало наименование по этому принципу. Или же возьмите Библию. Если вы говорите: «О» — это удивление, внезапное удивление, с которым не справиться. «А» — человек воспринимает ощущение, которое приятно, удивление, воспринятое охотно; «О» — при этом хочется уклониться, отступить; «Н» и «Ch» (X) — это дыхание. Так что можно сказать: «О» — отступающее удивление; «Н»(х) — дыхание; «И» — тут человек указывает на то, что его радует, это тихая радость = «И». И «М» — это желание самому войти, проникнуть. Произнося «М» вы чувствуете: «М» — тут дыхание выходит наружу и человек чувствует, что он сам гонится вслед за дыханием; «М» — это уходить, игнорировать. Теперь соединим все вместе: «ЭЛ» — это мы уже видели, это дух, приходящий в ветре; «О» = отступающее удивление, «X» — это дыхание, это более тонкий дух, действующий как дыхание; «И» —тихая радость; «М» — уход. И вот у вас получается ЭЛОХИМ, с которого начинается Библия; слово состоит из этих звуков. Так что можно сказать: что такое Элохим? Элохим — это существо в ветре, перед которым испытываешь страх, перед которым немного отступаешь, который, однако, благодаря дыханию радует человека и, идя к человеку, радуется: ЭЛОХИМ.
Вот так первоначально штудировали в словах по звукам, по буквам, что же, в сущности, означают эти слова. Люди сегодня больше не ощущают, чем, в сущности, является слово.
Как звучит в Швейцарии множественное число от слова Wagen (автомобиль, повозка, вагон)? Звучит ли оно здесь как Wagen или звучит как Wдgen? (Ответ «Die Wagen» — неверен. Это звучит в швейцарском немецком Wдge, как и предполагал доктор Штайнер). Оно все же звучит Wagen. Но это некорректно, неряшливо; первоначально было: Der Wagen, die Wдgen (вагон, вагоны). Во множественном числе мы имеем эту ситуацию в различных случаях. Например, мы имеем: Der Bruder, die Brьder (брат, братья). Но ведь и для Швейцарии это тоже правильно! Ведь вы не говорите die Bruder? Итак, der Bruder, die Brьder. Или, скажем, das Holz, die Holzer. Ведь здесь не говорят die Holzer (автор поясняет, что при образовании множественных чисел меняется артикль и корневая гласная — прим. перев. ). Вы видите, господа, если образуется множественное число, то образуется и умляут: «а» переходит в «а», «и» в «и», «о» в «о». Почему это происходит? Умляут выражает, что вещь стала неопределенной! Если я вижу одного брата, тогда он со всей ясностью выступает как одна персона; если же я вижу много братьев, тогда возникает неясность, неопределенность, тогда я должен отделять одного от другого, и если я этого не смогу, это будет неопределенным. Надо увидеть одного в кругу других. Посредством умляут всегда обозначается процесс становления чего-то неопределенным, неясным. Следовательно, если в слове есть умляут, тут есть нечто неопределенное, неясное.