Очень большую роль в формировании экстремизма играют также и психологические причины. К ним относятся чувства и настроения, поведенческие установки, непосредственно мотивирующие экстремистские действия. Ситуация системного социального кризиса, конечно же порождает соответствующие эмоционально-психологические переживания у всех социальных групп. Те социальные группы, которые в результате этого кризиса оказываются перед угрозой социального исчезновения, испытывают постоянное и все усиливающееся состояние психологической фрустрации, вызванное ущемлением их жизненных потребностей.
В результате этой социальной фрустрации возникают сложные амбивалентные чувства, соединяющие в себе, с одной стороны, астенические, негативные чувства подавленности, угнетенности, безысходности, страха, бессилия, с другой стороны, стенические чувства ненависти, агрессии. Этот эмоциональный комплекс способствует формированию экстремистских, радикалистских поведенческих установок, выражающихся в направленности на насильственные, жестокие действия по отношению к «врагам», которые рассматриваются как главная причина всех бедствий.
Экстремистские установки поведения лчности характеризуются убеждением, что только насильственными жестокими мерами и действиями возможно радикальное исправление нестерпимой ситуации, критического положения, в котором оказалась данная социальная группа. Экстремистские поведенческие установки характеризуются также ослаблением или вообще отключением всяких нормативных запретов, начиная от юридических и заканчивая нравственными.
Экстремистское сознание в целом не только не способно к адекватному пониманию действительности, но и даже не стремится к этому. Понимание реального положения вещей ослабляет веру, расшатывает незыблемость принципов и установок, которых придерживается экстремист. Поэтому экстремизм рекрутирует своих сторонников как из числа прекраснодушных идеалистов, так и в среде негодяев, склонных к преступлениям. Непонимание реального положения вещей, неумение отличать истину от заблуждения и преднамеренной лжи, неспособность видеть различия между подлинным объяснением сути вещей и мастерски выполненными ухищрениями ведет к растерянности перед жизнью, к внутренней опустошенности. Это и является питательной средой для формирования ложных идеалов и устремлений, возникновения нигилизма, цинизма, чувства вседозволенности. На фоне этого возникают извращенные формы удовлетворения потребностей в самовыражении, основанные на ложных идеалах.
Поэтому в экстремистском политическом поведении мы можем видеть: в мотивах экстремиста — социально-идеологическую иллюзорность и агрессивность; в целях — иллюзорность и деструктивность; в действиях — иллюзорность и деструктивность, соединенные с извращенной иллюзорной расчетливостью; в результатах — иллюзорность и деструктивность (как для мира и окружающих людей, так и для самого экстремиста, его личности); в самооценке результатов своих действий — не критичность и иллюзорность. Таким образом, во всех элементах экстремистского поведения проявляются две главные общие черты: иллюзорность и деструктивность. Они позволяют нам определить экстремистское поведение как деструктивную форму иллюзорной социально-преобразовательной деятельности, разрушительной как для личности самого экстремиста, так и для общества в целом.
Экстремистское поведение, основанное на экстремистской идеологии и экстремистских переживаниях, характеризуется следующими особенностями: 1) агрессивная самозащита или защита путем агрессии, 2) «активная жизненная позиция», 3) нравственная вседозволенность в сочетании с нравственным ригоризмом, смещение нравственных ориентиров (или нравственная дезориентация), 4) крайняя жестокость.
Нравственная вседозволенность, снятие всяких нравственных запретов и ограничений в сознании и поведении экстремиста существует по отношению к «чужим», к врагам. По отношению к «своим» и к самому себе, экстремист придерживается строжайшего, ригористического соблюдения собственных нравственных установлений. Такая нравственная амбивалентность, противоречивая двойственность, в поведении экстремиста ведет к нравственной дезориентации.
Для экстремиста зло, причиняемое врагам, становится добром, стирается граница между добром и злом, сами эти нравственные категории становятся условными. При такой нравственной дезориентации экстремист во имя истинной веры оказывается способен на любые экстремальные действия: убийства, похищения, издевательства, пытки, взрывы различных зданий и сооружений и т.п. В результате для поведения экстремиста становится характерной определенная бесчувственность, жестокость, беспощадность, доходящая до способности самопожертвования ради уничтожения врагов.
ГЛАВА 5. Политический экстремизм в СОВРЕМЕННОЙ России
5.1. Исторические особенности формирования и развития
российской государственности
Многие отечественные и зарубежные ученые отмечают значительное своеобразие исторического развития государственности в России, отличающее ее как от западных, так и от восточных государств. «Русский народ, — писал правовед Н.Н. Алексеев, — имеет какую-то свою собственную интуицию политического мира, отличную от воззрений западных народов и в то же время не вполне сходную с воззрениями народов чисто восточных»[310]. Та же мысль подчеркивается и в работах И.Л. Солоневича[311], Л.А. Тихомирова[312], И.А. Ильина и других выдающихся политических мыслителей. Однако многие другие авторы отмечают в развитии российской государственности и большое сходство с общеевропейскими процессами.
Обе эти точки зрения имеют под собой серьезные основания. В то же время нам представляются неправомерными попытки многих классических и современных авторов[313] выделять в качестве особого случая какую-то уникальную «русскую политическую систему». Политическая система России прошла долгий путь исторического развития и, конечно, несет на себе следы этого процесса (в виде особых традиций, пережитков и т.п.), но эта система на разных этапах своего развития была разной, и говорить о какой-то единой парадигме применительно к разным историческим этапам ее эволюции невозможно. Необходимо, на наш взгляд, проследить в общих чертах именно историческое изменение основных форм российской политической системы.
Русское государство возникает во второй половине IX века, приблизительно через полвека после коронования в Европе папой Львом III Карла Великого на императорский престол. Так же, как и в Европе во главе русского государства становится иноземный князь с воинской дружиной, однако приходит он в восточнославянские земли не завоевателем, а специально приглашенным, причем на договорных условиях («ряд»), славянскими и финскими племенами, образовавшими государственный союз и имевшими своей столицей Древний Новгород. Весьма характерно при этом, что пригласившие Рюрика (с родом его) древнерусские племена (или, скорее, гражданские общины[314]) имели уже достаточно сложную социально-политическую структуру, разделение на городское и сельское население, довольно крупные города[315], в которых уже сложилось местное самоуправление, политические и судебные обычаи и т.д. Иначе говоря, Рюрик прибыл на княжение не в «чисто поле», а в уже сложившийся и достаточно развитый социально-политический организм. Этим и объясняется, с одной стороны, быстрое обрусение варягов Рюрика, а, с другой — полное отсутствие какой-либо германской (скандинавской) политической терминологии в Древней Руси — вся она носит местный, славянский характер.
Сопоставляя эти два разных способа возникновения государства (западноевропейский и русский), историк Е.Ф. Шмурло писал следующее. «Там целое племя овладевало территорией, захватывало власть, присваивало себе земельные богатства и, поработив туземное население, лишив его прав и свободы, становилось в положение привилегированного класса победителей, причем новая аристократия обыкновенно резко отграничивала себя законами и правами от побежденных ... Такого завоевания и захвата чужого, такой аннексии, как выразились бы в наше время, отнюдь не было на Руси прежде всего потому, что здесь некому было завоевывать в западноевропейском смысле: варяжский элемент — эти дрожжи — лишь скрепил русские племена и не замедлил растаять в том тесте, которое он поднял ... Объединение русских племен первыми князьями, по существу, не столько завоевание, сколько простое выяснение, в каких этнографических границах предстояло в дальнейшем действовать и проявляться княжеской власти»[316].
Роль князя с его боевой дружиной в древнерусском государстве была строго определена, и он правил местным населением совместно с городскими вече и избиравшимися ими «старцами градскими»[317] (или «земскими боярами»). С этими демократическими (то есть избиравшимися снизу) органами власти древнерусский князь и делил власть. Но, помимо этого князь имел право и на назначение своих должностных лиц, назначавшихся им бюрократически — сверху. Иначе говоря, первоначальная политическая система, возникшая на Руси после приглашения Рюриковичей, была именно смешанная, сочетавшая в себе и бюрократическое (княжеское) и демократическое (вечевое) начала.