С исследованиями в духовном мире дело, поистине обстоит гораздо сложнее. Люди полагают, что этому можно обучиться за каких-нибудь восемь дней. Ни в коем случае. Здесь человек, прежде всего, должен подумать о том, что сначала ему надо пробудить активность, возбудить деятельность чего-то того, что в нем находится. Он должен сначала возбудить деятельность того, что постоянно оставалось бездеятельным.
Для того, чтобы вы видели, в чем тут дело, я хотел бы сначала сказать следующее. Вы ведь знаете, как в случае исследований, проникающих в духовный мир, так и в обычной науке, зачастую приходится опираться на познание случаев, отклоняющихся от нормы. Вы правильным образом знакомитесь с тем, как обстоит дело, если сначала знакомитесь с отклонением от нормы. Я уже демонстрировал это вам на определенных примерах. Нам приходится рассматривать это еще и потому, что во внешнем мире исследователя духовного мира тоже считают безумным, ненормальным, хотя на самом деле он вполне нормален. Итак, нам придется исследовать этот вопрос, хотя бы немного, чтобы в конце концов придти к истине. Вы, конечно, не должны считать, что, созерцая в ненормальном, болезненном состоянии, можно что-либо достичь, но научиться на подобных примерах можно многому.
Речь идет о людях, которые ненормальны, о которых говорят, что они «повредились в уме». Но что это означает, человек, «повредившийся в уме»? На свете нет, пожалуй, более неудачного выражения, чем «поврежденный в уме», ведь ум, дух, не может быть поврежден. Дух не может быть поврежденным! Возьмите, например, следующий случай: если человек, как говорят, был в течение двадцати лет «поврежденным в уме», умалишенным, — такие вещи происходят — и после этого снова стал нормальным, то что, тут в сущности проявляется? В этом случае может произойти так, что человек в течение двадцати лет утверждает, что его преследуют другие; у него, как говорят, бред преследования. Симптомы могут состоять и в том, что он, скажем, повсюду видит призраков, которых нет и так далее. Это может продолжаться двадцать лет. И вот, господа, тот, кто двадцать лет был «повредившимся в уме», умалишенным, вдруг полностью выздоравливает. Но в этом случае вы всегда заметите следующее: если кто-то три, пять или двадцать лет, как говорят, «поврежден в уме», психически болен, но затем выздоровел, то он уже не совсем тот, каким был раньше. Прежде всего вы заметите следующее. Выздоровев, он скажет вам: «В течение всего времени, когда я был болен, я постоянно мог созерцать духовный мир». Он расскажет вам о всевозможных восприятиях из духовного мира. И если, используя познания о духовном мире, достигнутых вполне здоровым человеком, исследовать его сообщения, то хотя он и говорит иногда чепуху, тем не менее, много оказывается правильным. Итак, достойно внимания следующее: если кто-то в течение ряда лет был психически больным, умалишенным, а потом выздоровел, а затем рассказывает о своем пребывании в духовном мире, о тех или иных переживаниях другому человеку, и если последний, будучи здоровым, сам разбирается в этих вещах, он находит, что многое из рассказанного правильно.
Если вы будете говорить с кем-то в то время, когда он «поврежден в уме», психически болен, он никогда не расскажет вам чего-то разумного. Он расскажет вам какую-то чепуху, которую он переживает. Дело обстоит не так, что люди, годами находящиеся в состоянии умопомрачения, переживают эти вещи (т. е. духовный мир, — примеч. перев.) в период своей душевной болезни. Тогда они не могут переживать ничего, относящегося к духовному миру. Однако после случившегося, — если они снова становятся здоровыми и могут, в известном смысле, оглядываться назад на то время, когда они не были здоровы, — перед ними выступает нечто, подобное взгляду в духовный мир — хотя они это и не переживали во время болезни. — Я видел многое из духовного мира — появляется только в тот момент, когда люди снова становятся здоровыми.
Видите ли, благодаря этому можно очень многому научиться. Благодаря этому можно научиться тому, что человек обладает чем-то таким, что он, будучи душевнобольным, вообще не использует. Но это имело место, было пережито. Где же оно было? Он не видел ничего во внешнем мире, ибо он может рассказать вам: небо красное, облака зеленые — все, что возможно. Он не видит нормальным образом во внешнем мире. Но тот глубинный человек, который сидит в нем, которого он не может использовать в период своей болезни — этот «глубинный человек» находится в духовном мире. Если же пациент снова может самостоятельно использовать свой головной мозг, и оглянуться на то, что переживал этот духовный человек, тогда-то у него и возникают духовные переживания.
Отсюда мы видим, что человек, в период своего называемого помешательством состояния своей духовной частью живет в духовном мире. Она совершенно здорова, эта духовная умственная часть (дух и ум обозначаются в нем. яз. одним и тем же словом Geist, — примеч. перев.). Так что же тогда подвержено заболеванию при «повреждении ума», при психическом расстройстве? При психических расстройствах, при «умственных расстройствах» больным является именно тело; тело не может использовать дух (ум) и душу. У того, о ком говорят, что он умалишенный, психически больной, больным всегда является тело; если же болен головной мозг, то, конечно, нормально мыслить невозможно. Невозможно и чувствовать нормально, если больна печень.
Получается, что «повредившийся в уме», умалишенный — есть самое непригодное из всех, что можно выбрать, выражение; ведь «повреждение в уме» не означает, что поврежден ум, дух, нет, это означает: больным является тело, которое не может использовать ум, дух, он же всегда здоров. Прежде всего вы должны уяснить себе то, что ум, дух всегда здоров. Только тело может заболеть и становится не в состоянии использовать ум, дух правильным образом. Если у кого-то болен головной мозг, это подобно тому, как если бы кто-нибудь имел молоток, ломающийся при каждом ударе. Если я скажу человеку, у которого нет молотка: ты лентяй, даже приколотить ничего не можешь, — то это было бы бессмысленно. Он очень хорошо владеет молотком, приколачивает, да вот самого молотка, чтобы колотить, у него нет. Так же бессмысленно говорить о том, что кто-то «поврежден в уме» (буквально — духовно больной). Сам дух (ум), совершенно здоров, однако тело не позволяет ему действовать.
То, чему можно таким образом научиться, особенно обнаруживается в том случае, если задуматься над тем, какое это имеет отношение к нашему мышлению. Из сказанного мною вам вы увидите, что ум, дух имеется в наличии, но для мышления необходим еще и инструмент — человеческий мозг. В физическом мире для мышления головной мозг необходим. Нет ничего особенного в том, что материалист говорит о необходимости головного мозга. Само собой разумеется, головной мозг необходим. Однако, утверждая последнее, материалист ничего не говорит о духе. Кроме того, вы видите здесь и то, дух в человеке может совсем отступить назад. При психических заболеваниях дух, в сущности, отступает назад. Важно знать об этом, ведь только благодаря тому учатся понимать, что люди в настоящее время, — сейчас я скажу вам нечто такое, что очень удивит всех, и тем не менее это так, — люди в настоящее время вообще не могут мыслить. Они воображают, что они могут мыслить, но на самом деле они этого не могут. Я хочу продемонстрировать вам, почему люди не могут мыслить.
Вы скажете: да, но ведь люди ходят в школу, и сегодня уже в начальной семилетней школе мыслят вовсю, и мыслят самым прекрасным образом! Несомненно, это выглядит именно так. И все же современные люди совершенно не могут мыслить. Это только кажется, что они умеют мыслить. Ведь, в восьмилетней начальной школе есть преподаватели, не так ли? Учителя начальной или общеобразовательной школы опять-таки чему-то учатся, по-видимости, они как будто тоже учаться мыслить. Учатся они у тех, кого у нас в Штутгарте называют «светилами», крупными учеными (букв. «большими головами», — примеч. перев.); это, — по современным представлениям, — прямо-таки страшно мудрые люди. У них высшее образование. Перед тем как получить высшее образование, они обучались в гимназии, или в похожем на нее заведении, и там они изучали латынь. Если вы отнесетесь к этому повнимательней, осмотрительно, вы возможно, даже скажете: «Но ведь мой учитель не знал латыни!» Однако ваш учитель, в свою очередь учился у того, кто все же знал латынь. Поэтому и то, что изучали вы так или иначе зависит от латинского языка. Все, что изучают сегодня, зависит от латинского языка. Это вы можете усмотреть уже из того, что если кто-то вас выписывает рецепт, то он пишет по-латыни. Это восходит к тому времени, когда вообще все писали на латыни. Еще не так уж давно, лет тридцать—сорок тому назад, требовалось, чтобы каждый обучающийся в высшей школе, писал свою экзаменационную работу на латинском языке.
Итак, все, что учат сегодня, находится в зависимости от латинского языка. Так получилось вследствие того, что в средние века, даже если вернуться к XIV, XV столетиям, — а ведь это было не так уж давно, — все преподавалось на латинском языке. Первым, кто, например, начал читать лекции в Лейпциге по-немецки, был известный Томазий36. Это было не так давно, в XVII столетии. Повсюду преподавание велось на латинском языке. Тот, кто хотел учиться, должен был освоить латинский язык; в средние века повсеместно все, что можно было изучать, было лишь на латинском. Что бы вы ни захотели изучать, надо было сперва выучить латинский язык. Вы скажете: «Но ведь это не касается начальной школы». Но начальные, народные школы появились только с XVI века. Лишь постепенно, по мере того, как наука восприняла родной язык, возникали начальные народные школы. Итак, латинский язык оказывал влияние на все наше мышление в целом. Все вы, господа, мыслите так, как учился человек мыслить на основе латыни. Если же вы приведете довод о том, что, скажем, американцы не изучали латынь столь рано, — то, ведь американцы до сегодняшнего дня иммигрировали из Европы! Так что все это зависит от латинского языка.