Рассматривая быт и политическое устройство славянских племен перед вхождением в состав первоначального русского государства, Н. И. Хлебников отмечал их постепенное высвобождение из условий родового быта с властью старейшин и веча[475]. Сравнивая этот период с периодом «внешнего или механического соединения племен в одно государство», он восклицал: «Как в родовом устройстве мы находим мало похожего на республику, так в государстве первых князей находим мало похожего на самодержавие, которое совершенно противно характеру власти первых князей у первобытных народов». Следовательно, «ни сами князья, ни покоренные ими народы не имели понятия о такой власти. Только привычка к повиновению, только в силу долгой опеки в народе распространяется убеждение в важности и необходимости высшей власти, и тогда начинается ее освящение, тогда и представители этой власти проникаются сознанием ее важности для общества и величием общественного назначения власти в самой себе»[476]. Это стремление Н. И. Хлебникова видеть в историческом развитии господство определенных идей, особенно нравственно-религиозных, проходит через всю его работу. Итак, в его понимании первые варяжские князья были правителями и купцами, нуждавшимися в данях и занимавшимися торговлей и завоеваниями ради дохода и содержания своей дружины, «но всего менее — государями в настоящем смысле слова»[477]. Лишь с эпохи княжения Владимира Святославича, когда «в его дружину мало-помалу проникли славянские элементы», считал Н. И. Хлебников, порядок вещей менялся. «Первою обязанностью князя было обезопасить военной защитой создающееся государство от окружающих племен. Первые князья, герои дружин, были заняты войнами для добычи, а не для защиты государства». Теперь на первый план выдвигается земское ополчение, а дружина становится княжеской администрацией, с которой князь советуется по всем важнейшим делам. Эти совещания происходили и с представителями городов. Второй важнейшей прерогативой княжеской власти, возвышающейся над племенной или родовой, было право суда. В остальном права и обязанности князей не отличались от прежних. Причем Н. И. Хлебников полагал, что княжеская власть не распространялась на земли бояр, которые на своих землях были «полновластными распорядителями»[478].
В удельный период, по мнению Н. И. Хлебникова, к государственному устройству применялись идеи «родоуправления, сеймовых постановлений и договоров», но все они в реальности проявлялись слабо. Так, например, система родового права князей «не была верно приложима» вследствие того, что: уделы — это не частная собственность, а лишь право на доход; князья управляли государством свободных людей; братья полностью не зависели от старшего брата и самостоятельно распоряжались своими доходами; в распределение княжеских столов вмешивался народ[479]. Активизацию вечевой активности, после временного затишья в предшествующий период[480], Н. И. Хлебников объяснял тем, что князья теперь опирались на местную дружину и жили «в племенных центрах», а не в Киеве. Поэтому «решение народонаселения должно было иметь для них безусловную силу». Однако если народ был доволен своим князем, то вече не принимало никакого участия в решении важнейших дел волости, за исключением Новгорода и Пскова, где оно было «организованной силой»[481]. Это приводило, как считал Н. И. Хлебников, вслед за В. И. Сергеевичем, к эгоизму князей, которые «стремятся уничтожить власть веча, но для этого им не нужно ничего изменять в старых законах. Старые порядки юридически не ограничивали их власти, они ограничивались лишь фактическим влиянием вечей». Выразителем идеи самодержавия выступает уже Андрей Боголюбский. Таким образом, Н. И. Хлебников замечал, что установление московского самодержавия лишь внешне было вызвано татарским игом. Внутренние же причины связаны с необходимым движением удельной системы в сторону единовластия для предотвращения беспорядков[482].
В 1870-е гг. у историков русского права вновь проявилось стремление к сравнительно-историческому изучению истории Древней Руси и ее социально-политических институтов. Здесь особенно выделяются труды М. Д. Затыркевича и Ф. И. Леонтовича. Оба воспитанники юридического факультета Киевского университета, воспринявшие философию позитивизма, они, с разных сторон применяя сравнительно-исторический метод, пришли к оригинальным выводам. Так, М. Д. Затыркевич, профессор Нежинского лицея, в своей единственной монографии «О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя русского государства в домонгольский период» попытался провести аналогии между ходом истории Древней Руси и западноевропейских стран. Поэтому у него получает развитие уже подзабытая в отечественной историографии идея о феодально-иерархических отношениях на Руси. Причем начало их существования М. Д. Затыркевич усматривал в общественном устройстве славян до прихода варяжских князей и образования государства[483]. В это время, считал историк, «политический строй основан был на господстве родовой патрициальной аристократии, во главе которой стояли князья» с наследственной или выборной властью, ограниченной народными собраниями племен и родов[484]. Следующей ступенью в общественном развитии были союзы городов, которые М. Д. Затыркевич сравнивал с полисами Древней Греции. Однако демократичность городов, полагал историк, у нас не развилась вследствие сильной власти бояр и князей и при отсутствии единства сословий[485].
С IX века эти союзнические государства, основанные на зависимости городов слабейших от городов сильнейших, «были покорены сбродными дружинами князей русских, стоявших во главе иерархии личных взаимных отношений». Таким образом, по мнению М. Д. Затыркевича, из саморазвития общества и при помощи завоевания, в борьбе народов и сословий возникло «союзническо-дружинное государство», в котором верховная власть принадлежала князьям Рюрикова дома[486]. Отношения первых Рюриковичей с прежними князьями, ставшими подручными, обязанными платить дань и участвовать в войнах, строились как отношения старших между равными и определялись на основе договоров[487]. «По смерти Святослава, — писал М. Д. Затыркевич, — с размножением князей Рюрикова дома, когда во главе всех варягоруссов, поселившихся на Руси, явилось несколько равноправных верховных вождей, так как каждый князь Рюрикова дома наследовал по смерти своего отца всю совокупность принадлежавших ему верховных прав над дружинами и побежденным населением, Русская земля распалась на несколько отдельных и самостоятельных владений, между которыми не существовало никакой политической связи». Эти владения, или княжества, состоявшие из старшего города и пригородов, управлялись князьями, чья верховная власть была ограничена боярством и общинами[488]. Несмотря на распад, единство Русской земли сохранялось, чему способствовали и постоянные переходы князей. Единого порядка в преемстве княжеской власти М. Д. Затыркевич не наблюдал, отмечая борьбу родового старейшинства, вотчинного наследия и единодержавного владения. Междукняжеские отношения, за исключением отношений отца к сыновьям, как к посадникам, также не были определены. Все решали, в конечном счете, сила и могущество конкретного князя. Власть великого князя киевского, основанная на нравственной силе и старейшинстве, не распространялась внутрь отдельных княжений, а после смерти Владимира Мономаха и Мстислава и вовсе пришла в упадок[489]. В это время происходят, по мнению М. Д. Затыркевича, восстания городов и борьба между сословиями, прежде всего, бояр и посадских людей. Князья в этих условиях выступают чаще как представители «демоса в борьбе с боярами». В итоге, после того как на юге и востоке Руси победил посад, а на западе и севере — бояре, княжеская власть в первом случае увеличивалась и была наследственной, во втором ограничивалась и являлась выборной[490]. Дальнейшее историческое развитие, по аналогии с Западной Европой, привело, полагал историк, к образованию «феодальных монархий», когда «князья суздальские и литовские покорив других князей, создали многочисленное сословие мелких служилых людей — землевладельцев»[491]. Такова точка зрения М. Д. Затыркевича, которая после разгромной рецензии В. И. Сергеевича не встретила поддержки среди других исследователей[492].
Ф. И. Леонтович, один из крупнейших историков русского права, долгие годы бывший профессором, деканом юридического факультета и ректором Новороссийского университета, открытого в Одессе в 1865 г., продолжил сравнительно-исторические исследования истории славянских законодательств, начатые Н. Д. Иванишевым[493]. Ему принадлежит большая заслуга в оформлении университетского курса истории русского права[494]. Кроме того, в обширном научном наследии ученого выделяются труды по изучению обычного права и истории литовско-русского государства[495]. Однако наибольшую известность Ф. И. Леонтовичу принесла разработанная им теория задружно-общинного характера социально-политического быта Древней Руси. Применив сравнительно-исторический метод, он пришел к выводу, что в основе общественного строя восточных славян лежала вервь — семейная и территориальная община, сходная задруге юго-западных славян. Разраставшиеся задруги образовывали волостные союзы, или жупы, основанные на федеративном начале. Их объединяло как единство бытовых и территориальных интересов, так и общее стремление к колонизации. Именно «в роли общинных нарядников-колонизаторов являются особые княжеские роды, задруги, дружины, династии (Рюриковичей, Неманичей, Пястовичей и пр.). Они призываются общинами, чтобы более успешно вести колонизационное движение и наряд общин. В князьях общинно-волостных проглядывается не тип старого главы рода, с абсолютным военно-родовым могуществом, а также не тип позднейшего государя, с его верховною государственною властью, но тип первичного колонизатора, общинного дружинника — старейшины, домакина семейной общины». Постепенно одна из волостей во главе со своей княжеской династией возвышается и захватывает другие волости. Таким образом, по Ф. И. Леонтовичу, возникает древний государственный строй, представляющий собой федерацию задруг. Причем все отношения внутри нее определялись не политическими, а задружными или семейными началами[496].