Но ум — это гриф. Его никогда ничто не удовлетворяет. Ты продолжаешь давать ему, он продолжает брать, и он продолжает требовать еще большего. Он никогда не чувствует благодарности; он всегда жалуется, что этого недостаточно. Для ума ничто не бывает достаточным.
Вопрос за вопросом — осмысленные, бессмысленные, уместные, неуместные — и даже ни малейшего пространства в твоем уме, чтобы туда мог проникнуть какой-то ответ. Он так переполнен вопросами.
Сердце же не знает никаких вопросов.
И это одна из тайн жизни: ум всю жизнь задает вопросы и никогда не получает никакого ответа, а сердце никогда не спрашивает, но получает ответ.
Но надо запомнить одну вещь: ум шумен, стоит бешеный галдеж. Сердце, может быть, получает ответ, но из-за шума ума ты можешь не почувствовать, что ответ получен, что ты несешь его в себе, что ты беременен им.
Ум не только нарушает твой покой, твою тишину; он нарушает ее в такой мере, что сердце, — которое способно слушать тишину, идущее, восприимчивое, — оказывается без всякой связи с твоим существом.
Ум монополизирует твое существо; он просто отталкивает сердце в сторону.
И поскольку сердце молчит и ведет себя по-джентельменски, оно не ссорится; оно просто выходит на улицу и ждет у обочины дороги. Ум хочет занять все пространство.
Ученик должен понять всю эту ситуацию — что диктатура ума должна быть уничтожена, что ум является лишь слугой, а не хозяином. Хозяином является сердце, ибо все прекрасное произрастает в сердце, все ценное исходит из сердца — твоя любовь, твое сострадание, твоя медитация.
Все ценное произрастает в саду сердца.
Ум — это пустыня, там ничего не растет: только песок и песок, и неплодородная почва. Он никогда не приносил никаких плодов, никаких цветов. Ты должен понять это: уму не следует оказывать ту поддержку, которую ты оказывал ему до сих пор. Ум надо поставить на надлежащее ему место.
Трон принадлежит сердцу.
И это та революция, благодаря которой ученик становится преданным; когда сердце становится хозяином, а ум становится слугой.
Это надо запомнить: как слуга ум совершенен. Как хозяин... он наихудший хозяин, какой только возможен; а как слуга он самый подходящий.
А сердце — где бы оно ни было: либо на троне, либо на улице — является твоей единственной надеждой, единственной возможностью для тебя соединиться с твоим существом, соединиться с Существованием. Это единственная возможность для того, чтобы в тебе возникали песни, чтобы в тебя опускались звезды, чтобы твоя жизнь стала весельем, танцем.
Ты спрашиваешь меня, как остановить этот ум, его постоянное вопрошание, его дурацкий поток вопросов.
Именно здесь каждый и делает неверный шаг. Если ты пытаешься остановить ум, ты никогда не сможешь остановить его. Не обращай на него внимания. Будь безразличен к нему. Пусть он себе болтает.
Будь отстраненным, равнодушным — как будто тебе дела нет до того, болтает он или нет, есть вопросы или нет. Только эта отстраненность, это игнорирование — Будда дал этому правильное название упекша — это безразличие мало-помалу приводит к тому, что случается чудо.
Невозможно борьбой добиться того, чего ты хочешь, ибо, когда ты борешься с кем-то, ты отдаешь энергию врагу. Ты уделяешь внимание, а внимание — это пища; ты втягиваешься в борьбу с умом, и ум наслаждается хорошей дракой. Никогда еще не случалось, чтобы кому-то удалось остановить ум посредством борьбы с ним. Вот самое важное, что надо понять: не делай ни шага к борьбе.
Просто не обращай внимания, просто будь отстраненным, просто позволяй уму делать все, что ему угодно. Когда ум чувствует себя нежеланным, когда ум видит, что ты больше не интересуешься им, что бессмысленно продолжать кричать, так как ты даже не слушаешь его, что тебе вовсе не хочется знать, что происходит в уме, — он останавливается.
Так случилось... и я вспомнил об этом потому, что этот мальчик сегодня находится здесь. Он сын моей сестры.
Он был совсем маленьким, лет шести от роду. Мы отправились на встречу с главным министром штата Мадхья-Прадеш, и его отец вел машину. Когда мы приехали, его отец вышел из машины, чтобы выяснить обстановку, сказать, что я прибыл, и узнать, дома ли главный министр или нет.
В этот самый момент — мальчика, должно быть, разморило в машине, мы проделали большой путь — он заснул и стукнулся головой о приборную доску машины. Он взглянул на меня. Я же не обратил на него никакого внимания, я выглянул из окна машины. Он собирался расплакаться и поднять шум — он снова посмотрел на меня, а я снова выглянул наружу.
Затем появился его отец. Я пошел в дом на встречу с главным министром, которая продолжалась около получаса. Затем мы отправились домой. И почти через два часа, когда мы приехали домой, мальчик начал плакать.
Как только он увидел свою мать, он сразу же расплакался. Я сказал: «Что случилось?»
Он сказал: «Я ударился головой о машину».
Я сказал: «Это же случилось два часа назад!»
Он сказал: «Я знаю, но тогда не было смысла плакать, так как я дважды посмотрел на тебя, а ты выглядывал в окно. Какой смысл плакать перед таким человеком? Ты даже не спросил, что случилось... а ты видел, что я ударился головой. Теперь здесь моя мама и я могу поплакать».
Даже этот маленький ребенок смог понять, что когда есть безразличие, нет смысла поднимать шум; дело обстояло так, как будто в машине никого больше не было.
Когда ты безразличен, ум начинает чувствовать себя так, как будто никого нет, — какой же смысл во всех этих вопросах? Ведь когда ты проявляешь интерес, любопытство, ты вовлекаешься, ты даешь уму питательный сок.
Безразличие к уму есть медитация.
И все эти вопросы исчезнут, поскольку они оказываются абсолютно бессмысленными.
И когда болтовня ума прекращается, наступает тишина, покой, так что ты можешь услышать тихий голос твоего сердца.
Только сердце знает ответ... оно уже знает его.
И если ты находишься рядом с учителем, сердце просто говорит учителю «да», так как сердце уже знает ответ.
Возможно, учитель излагает его лучше, более ясно, но сердце пребывает в полном согласии. И это согласие растворяет все расстояние между учителем и учеником.
Тогда безмолвие не только безмолвие, но также и причастие. Тогда не говорят, но слышат; тогда не говорят, но показывают.
И когда сердце полностью согласно, жизнь оказывается таким простым, несложным феноменом, что ты представить себе не можешь что-либо более простое.
Именно ум создает сложности, все время порождает сложности и вопросы. Все умение ума состоит в том, чтобы создавать сложности.
Если ты хочешь жить простой, прекрасной, тихой, радостной, блаженной жизнью, пусть ум игнорируется и пусть сердце будет восстановлено в его статусе хозяина. В этом заключается вся работа религиозного искателя, ничего больше не нужно.
Возлюбленный Бхагаван,
я никогда не обладал хорошей способностью вспоминать свои сновидения. Кажется, они бывали у меня только во времена эмоционального кризиса. Раз или два в год я видел «важный» сон, который скорее походил на видение, — и это все. В последние годы дело пошло хуже, и теперь совсем сошло на нет. Считая сновидения важными для моей работы, в качестве психотерапевта, я упорно работал со всевозможными методами, но безуспешно.
Недавно я примирился с этим. Поскольку у меня возникает множество вспышек интуиции в дневное время или перед тем, как я засыпаю, я подумал, что, может быть, это тоже неплохо. После вчерашней беседы, в которой Вы сказали, что высвобождение подсознательного — это путь к сверхсознательному, я снова стал беспокоиться и задавать себе вопросы. Неужели я так склонен к подавлению? Какой страх делает меня неспособным вспоминать мои сновидения?
Пурна, процесс сновидения и процесс вспоминания сновидения — это две разные вещи.
Очень мало людей помнят свои сновидения; но это не означает, что у них не бывает сновидений.
Сновидения бывают у всех, но вспоминание сновидения - это совершенно иное дело. Даже люди, которые помнят свои сновидения, помнят только последние, сновидения, сновидения раннего утра, когда человек как раз просыпается, ибо механизм памяти является частью сознательного ума. Сновидения же происходят в бессознательном, а бессознательное не имеет никакого механизма памяти. Только сознательный ум имеет механизм памяти.
Поэтому, если сновидение происходит в бессознательном уме, но очень близко к сознательному уму, тогда последний смутно помнит его.
Утром, когда ты как раз пробуждаешься, ты движешься к сознательному уму — из бессознательного назад к сознательному уму. Запомнится последнее сновидение, кончик хвоста, потому что оно будет смыкаться с твоим пробуждением. Поэтому даже люди, которые помнят, помнят только последние сновидения. Они видят сны на протяжении почти шести часов, всю ночь напролет; если они спят восемь часов, то шесть часов они видят сны.
Ты можешь уловить лишь смутное отражение последнего сновидения, но если ты не уловишь его за несколько секунд, оно исчезнет. По мере пробуждения ты все дальше уходишь от бессознательного.
Поэтому у разных людей это происходит по-разному.
Есть люди, которые просыпаются очень медленно; они не просыпаются быстро, одним махом.
Люди, которые просыпаются быстро, одним махом, будут иметь не такой вид памяти, как люди, которые просыпаются очень медленно. У них будет иной вид памяти.
Это также зависит от того, какого рода сны ты видишь. Поскольку ты являешься терапевтом — и не просто терапевтом, а моим терапевтом, — твое сновидение не может быть поверхностным. Ибо все мое учение гласит: не подавляй, переживай каждый инстинкт, каждое чувство, каждую эмоцию. Если ты переживаешь свои эмоции, свои чувства, тогда у тебя не будет поверхностных сновидений; твои сновидения будут очень глубокими. Они будут происходить не столько в бессознательном, сколько в коллективном бессознательном - настолько глубоко, что ты будешь не в состоянии вспомнить их. Если не предпринимаются специальные усилия, их нельзя вспомнить. И единственным усилием, которое возможно, является гипноз.