Однако то, что государство в 90-е гг. фактически перевело существенную часть финансирования отечественной науки на зарубежные гранты серьезно исказило структуру науки, изменило ее стимулы, превратило, зачастую, погоню за зарубежными грантами в самоцель. Это также стимулировало в тот тяжелый период отъезд ученых за рубеж (зачем жить в России на зарубежные деньги, работая на зарубежные структуры, если за рубежом можно, делая то же самое, получать куда больше?). Например, мнение генетика, работающего в США: «…в лаборатории, в которой мы работали, как и во всем институте, за несколько лет до нашего отъезда наука закончилась и началось нечто заменяющее ее. Дальше грантов, которыми все и заканчивалось, ничего дальше не шло. Т.е. работать было нельзя продуктивно,…зарплата была совершенно нищенская, поэтому мы несколько лет искали возможность уехать на самом деле, пока не нашли и не воспользовались самым первым предложением».
Общий экономический рост и увеличение доли государственного бюджета в ВНП РФ, начиная с 2000г., привели к улучшению количественных параметров финансирования. Начало расти количество отечественных грантов, по мере экономической стабилизации резко увеличились зарплаты ученых (например, в Академии наук).
В связи с благоприятной внешнеэкономической конъюнктурой особенно серьезно улучшилась ситуация с финансированием в 2005 – начале 2008 г. В результате стали возникать проекты серьезного качественного реформирования российской науки. Примером может служить документ Министерства образования и науки РФ «Концепция участия Российской Федерации в управлении имущественными комплексами государственных организаций, осуществляющих деятельность в сфере науки» (2005 г.). Однако следует отметить, что обоснованность расчетов Министерства образования и науки подвергалась серьезной критике не только со стороны научной общественности, но и со стороны министров экономического блока правительства[20]. Даже частичная реализации программы Минобранауки не смогла обеспечить существенного технологического прорыва или качественного изменения положения науки и ученых в обществе. Так, общий размер финансирования науки в РФ в 2005г. был сопоставим с бюджетом среднего американского университета. Удельный вес инновационной продукции в экспорте страны соответствовал столь низкому уровню финансирования науки, составляя 6%[21]. Ситуация существенно не изменилась и в настоящее время. Расходы на науку и исследования составляют в России 1% ВВП (в сравнении, в США это 2,69% ВВП, в Японии – 2,98 % ВВП)[22].
Положительную роль в поддержке российской науки сыграл резкий рост ее финансирования в рамках национальных проектов, в частности, в рамках развития инновационных программ в ведущих ВУЗах в последние годы. Этот приток средств дал дополнительный стимул для российских ученых работать в России. Некоторую позитивную роль также сыграли гранты Министерства образования и науки, направленные на временное трудоустройство российских специалистов, работающих за границей. В 2010г. на федеральные целевые программы, поддерживающие такие направления, из казны планируется выделить 250 миллиардов рублей, или почти четвертую часть всей инвестиционной программы бюджета. Причем эти расходы из-за кризиса практически не сокращались. Институционально задачу поддержки инноваций должны решить уже созданные институты развития - Российская венчурная компания, "Роснано" и др. госкорпорации (которые должны быть в ближайшие годы трансформированы либо в акционерные общества, либо в госучреждения). Будут поддерживаться и региональные венчурные фонды - сейчас они созданы в 21 регионе с общим объемом капитализации 8,5 миллиарда рублей. Инновационные разработки должны появиться в сельском хозяйстве, жилищном строительстве, на транспорте, именно их и должны будут стимулировать бюджетные деньги, выделяемые на традиционные секторы. И даже программу по поддержке малого бизнеса планируется переориентировать на стимулирование инновационных предприятий. К числу конкретных мер в этой области относится освобождение от уплаты налога на имущество компании, использующие энергоэффективное оборудование[23].
Однако социально-экономические меры государства в одиночку не способны вернуть ученых. Одна из причин этого – то, что у многих мигрантов снижено доверие к государству из-за множества проведенных в «смутные» 90-е гг. мероприятий, которые навязывали чуждые большинству политику или носили заведомо «болезненный» характер. В связи с этим необходим комплексный подход, сочетающий формальные и неформальные меры, в том числе, сетевые и неформальные контакты.
Этот подход особенно важен в связи с тем, что, как показали результаты настоящего исследования, существует большой потенциал возвращения, связанный с нематериальными интересами, который фиксируется при анализе привлекательности России у мигрантов и наличия личностных или сетевых связей с ней. Однако этот потенциал в настоящее время недостаточно востребован, но его можно более эффективно использовать лишь в случае применения неформальных сетевых контактов. К тому же, особенно, в условиях развернувшегося во второй половине 2008г. глобального экономического кризиса, можно констатировать ограниченность возможностей российского государственного бюджета и заново реформируемых российских государственных компаний в плане поддержания и дальнейшего развития науки.
В связи с этим маловероятной представляется возможность того, что Россия сможет в ближайшее десятилетие полностью пойти по пути Японии (т.е. будет постоянно полностью самостоятельно финансировать развитие науки и подготовку научных кадров).
Скорее всего, РФ (особенно, в периоды серьезных бюджетных ограничений, ожидаемые в ближайшие годы) следует частично пойти по пути большей открытости науки и наукоемкого бизнеса, т.е. проводить политику, позволяющую научным кадрам, по крайней мере, элитным их группам, получать образование и опыт работы за рубежом. Это, к тому же, будет способствовать сохранению научного потенциала от «внутренней утечки» в периоды неблагоприятной конъюнктуры на мировых рынках, когда возможности российского государства будут уменьшаться. В то же время, это отнюдь не будет мешать России, особенно, с применением неформальных и сетевых подходов, вновь привлекать особо квалифицированные и проявившие себя кадры из-за рубежа в периоды благоприятной конъюнктуры на мировых рынках, а также делать активные вложения в науку в эти периоды. В отличии, например от Казахстана и Китая, абсолютное число российских магистрантов и аспирантов учатся на Западе за счет нероссийских грантов, или за счет доходов своих родителей. Российское государство выделяет лишь 100 Президентских стипендий для обучения и стажировок за границей 40 студентов и 60 аспирантов в течение только 1 года[24]. По одной только Президентской казахстанской программе «Балашак» в 2008-2009 гг. за границей учились 2884 человека в 21 стране, в 2009-2010гг. эта цифра будет сопоставимой[25]. Россия и Казахстан сопоставимы по уровню экономического развития: ВВП Казахстана составляет 78% от российского. Учитывая, то, что население Казахстана в 9,3 раза меньше российского, в России на душу населения выдается в 268 раз меньше государственных стипендий для учебы за границей, чем в Казахстане. Кроме того, эти стипендии в Казахстане можно получать для прохождения всего цикла (4 года бакалавриата, либо 1-2 года магистратура, либо 3-5 лет докторской программы). Можно, конечно, говорить, о безусловном, превосходстве качества российской высшей школы над современной казахстанской (14% «балашаковцев» учатся именно в России), но тем не менее эти цифры заставляют задуматься над эффективностью финансирования политики научного развития Российской Федерации. Несколько экспертов настящего исследования отметили такую разницу в щедрости России и Казахстана в том, что касается финансирования открытости науки и высшего образования.
Безусловно, сейчас России намного выгодней привлекать уже отучившихся и/или поработавших за границей интеллектуалов, чем посылать на учебу новых потенциальных мигрантов или «возвращенцев». Политика возвращения высококвалифицированных кадров позволит со временем получить возможность для того, чтобы сделать выбор модели развития науки, уже не считаясь со сменой конъюнктуры на мировых рынках. Вполне можно предположить, что специфика культуры российской научной среды (например, слабая распространенность публикаций на английском языке) и специфика российской цивилизации (Россия имеет серьезные исторически обусловленные различия с Западом, но все же меньшие, чем Япония) со временем, в долгосрочном плане предопределят выбор более закрытой модели, может и достаточно близкой к японской. Советская модель, в конечном итоге, во многом совпадала с японской. Однако, исходя алармистского принципа необходимости скорейшего спасения российской наук, пока такой выбор невозможен.
2. Современные стратегии политики в области регулирования
миграции высококвалифицированных специалистов
В современных условиях можно выделить три основных взаимосвязанных стратегии возвращения на родину ученых и высококвалифицированных специалистов: «обратная утечка мозгов», «циркулярная миграция» и «со-развитие».
«Обратная утечка мозгов» (reverse brain drain) – процесс движения специалистов, обладающих высоким человеческим капиталом обратно, как правило, из более развитых и богатых стран в менее развитые и богатые. Этот процесс обычно возникает в результате миграции ученых и инженеров в развитые страны Запада с целью получения образования, проведения исследований и/или получения опыта работы в тех сферах, где это невозможно в их собственной стране. Это, собственно говоря, все еще «утечка мозгов»[26]. Однако если затем специалист возвращается в свою родную страну с целью начать свой бизнес или получить престижное место в существующих крупных компаниях, работать в университетах или других академических структурах, то это и есть «обратная утечка мозгов»[27].