И вот передо мной стоит выбор: либо пойти вслед за Лопатиным-психологом и рассказать о том, как он представлял себе самонаблюдение, либо вернуться к Лопатину-метафизику, Лопатину, исследующему основания науки. И я выбираю второе, потому что как метафизик Лопатин по-настоящему силен, и его главная заслуга не в чем ином как в философском обосновании психологии, в этой находке единственного доступного человеку ядра действительности именно внутри себя.
"Из этого вытекает огромное метафизическое значение психологии: метафизика или онтология есть та область философии, которая стремится понять существующее в его настоящих, истинных признаках, как оно есть само по себе, помимо тех искажающих добавлений, которые вносятся в него для нас ограниченностью и условностью форм нашего чувственного восприятия и опытного знания" (Там же, с. 1035).
Исходя из этого, я считаю, что наука самопознания стала действительно возможной лишь после ее философского или, да не обидится на меня Ленин, метафизического обоснования Львом Михайловичем Лопатиным. Но это обоснование никому не было нужно в этом молодом и яростном мире, где не ценили еще ни жизнь, ни смерть.
Лопатин ошибся дверью и попал не в тот Мир. Лопатин надеялся и жил надеждой. В 1920 году революция победила окончательно. Надежд больше не осталось, и Лопатин открыл дверь своей детской и ушел дожидаться своего Мира...
Глава 7. Наблюдение себя и самоосознавание. А. И. Введенский
Если продолжить составление картины психологии самонаблюдения, то надо сказать, что одна из лучших попыток вернуть гражданские права в психологии незаконно репрессированному Контом и позитивистами самонаблюдению была сделана в 1914 году известным и одновременно малоизвестным русским философом и психологом Александром Ивановичем Введенским (1856- 1925).
Введенский был профессором, основателем Петербургского философского общества, читал психологию и даже создавал приборы для психологических опытов. Так что название его учебника "Психология без всякой метафизики" выглядит вполне естественнонаучной и показывает автора как определенного сторонника экспериментального и положительного метода. Тем показательнее для судьбы позитивизма, что при этом как раз Введенский именно в этой книге показывает, что позитивизм не применим в психологии. Его наблюдения не утратили методологической значимости и сейчас.
"Конечно, проще всего и естественнее всего вести собирание и описание явлений душевной жизни путем наблюдения этих явлений в самом себе. Такое наблюдение душевных явлений (то есть наблюдение над ними в самом себе) называется самонаблюдением, или внутренним наблюдением, или интроспекцией.
Систематическое же употребление самонаблюдения для научных целей называется субъективным или интроспективным методом. <...>
Так как употребление самонаблюдения для изучения душевной жизни естественнее всего приходит в голову, то понятно, что психология со времени Аристотеля, то есть с того времени, как стали ею заниматься не мимоходом, а систематически, всегда пользовалась, главным образом, самонаблюдением, лишь изредка употребляя в виде добавочного средства объективное наблюдение. Но до второй половины XIX в. она не отдавала себе ясного отчета, следует ли так поступать, а если следует, то почему именно.
Такой отчет стал необходим для нее в XIX веке, когда, по почину основателя позитивизма- Огюста Конто, возник вопрос о самой возможности самонаблюдения. А именно- в 30-х годах прошлого столетия Конт напечатал свое сочинение: "Курс позитивной философии ", в котором, анализируя методы различных наук, пришел к отрицанию самой возможности самонаблюдения над мышлением. Эту невозможность он доказывает двумя следующими соображениями:
1. - Орган не может наблюдать над своей собственной деятельностью, например, глаз не может видеть сам в себе свою деятельность. Органом же мышления служит головной мозг. А это значит, что при самонаблюдении над мышлением головной мозг должен наблюдать над своей собственной деятельностью; но это так же невозможно, как и наблюдение глаза над своей собственной деятельностью.
2.- Второй аргумент Конта сводится к тому, что наше Я не может раздваиваться, ибо оно единично. При самонаблюдении же оно должно раздвоиться, ибо оно должно быть сразу наблюдаемым и наблюдающим; а значит- мышление путем самонаблюдения изучать нельзя.
Мысли, высказанные Контом, нашли много последователей, и распространилось пренебрежение уже ко всякому употреблению субъективного метода. Стали отрицать возможность употребления самонаблюдения при изучении не одного лишь мышления, но и вообще душевных явлений. Один из аргументов Конта усилили и придали ему такую форму: разве, спрашивали, возможно, чтобы наше Я при каком бы то ни было самонаблюдении, а не только при самонаблюдении над мышлением, раздваивалось на наблюдающее и наблюдаемое? Очевидно, в силу единства нашего Я это невозможно. Но это неизбежно при самонаблюдении; следовательно, оно неосуществимо вообще, а не только в применении к мышлению.
А из этого делали тот вывод, что душевные явления надо изучать, как физиологические, путем внешнего наблюдения, то есть через наблюдение их не в самом себе, а в другом лице. И так как при этом мы прежде всего будем сталкиваться с деятельностью нервной системы, то даже заключали отсюда, будто бы психологию надо считать частью физиологии нервной системы.
Впрочем, пренебрежение субъективным методом в психологии продолжалось недолго. Скоро раздались голоса, доказывавшие невозможность ограничиваться в психологии одним лишь объективным методом и выставлявшие на вид не только необходимость самонаблюдения, но и его главенство в психологии перед объективным наблюдением. И действительно: легко убедиться, что Конт сильно заблуждался со всеми своими последователями.
Ведь самонаблюдение, даже над мышлением, очевидным и неоспоримым образом существует: иначе мне нельзя было бы самому узнать и рассказать другим, что я чувствую, думаю и тому подобное, а надо было бы всякий раз спрашивать об этом у других.
Конт же, не обращая на это внимания, хотел, так сказать, отфилософствовать этот факт. Несомненное же существование самонаблюдения доказывает, что оно возможно, и что в доводах Кон-та непременно скрываются какие-то ошибки. Надо только вскрыть их. Они таковы:
1- Первое его возражение (что орган мышления, головной мозг, не может наблюдать над своей деятельностью, подобно тому, как глаз- орган зрения, не может следить за своей) построено им на аналогии глаза и головного мозга, на перенесении на головной мозг того, что подмечено в глазу.
Не будем распространяться, что вообще-то к выводам по аналогии следует относиться осторожно: они не могут служить доказательством. Но этого мало: в данном случае аналогия, если бы даже она вообще была способна служить доказательством, здесь оказалась бы непригодной к этому, ибо здесь она неправильно проведена.
Действительно, Конт говорит: глаз не может наблюдать над своей деятельностью. Но над какой деятельностью? Над телесной, то есть над теми физиологическими процессами, которые в нем происходят.
Отсюда надо бы заключить по аналогии, что и головной мозг также не может наблюдать над своей физиологической деятельностью (над питанием мозга, над переменами в его волокнах и т. д.). А Конт говорит: над деятельностью мышления, то есть над деятельностью психической, а вовсе не физиологической.
2 - Ошибка же второго возражения Конта, гласящего, что наше Яне может раздваиваться на наблюдающее и наблюдаемое, и обобщенного последователями Конта на все случаи самонаблюдения (не только над мышлением), заключается в перенесении без всяких доказательств на душевную деятельность закона внешних наблюдений.
При внешних наблюдениях, действительно, необходима двойственность, существование двух вещей сразу- наблюдающего органа и наблюдаемого предмета (например, нельзя осязать чего-либо, если нет сразу и осязаемой вещи, и осязающего органа).
Но явления внешнего мира совершенно не похожи на душевные; поэтому законов, управляющих внешними наблюдениями, нельзя без всяких доказательств, как бы самоочевидную истину, переносить на внутренний мир - на самонаблюдение. Последнее надо брать таким, как о нем свидетельствуют факты.
А факты показывают, что наше Я при самонаблюдении вовсе не раздваивается. Да и нет надобности в таком раздвоении; ибо душевные явления обладают одной особенностью, которая называется сознательностью и которая устраняет необходимость такого раздвоения. Она состоит в том, что, переживая душевное явление, мы в то же время через это самое уже знаем о том, что оно переживается нами. <...>
Сознательность душевных явлений и делает возможным употребление самонаблюдения без всякого раздвоения нашего Я". (Введенский. Психология, с. 14-16).
Вывод о том, что наше Я при самонаблюдении вовсе не раздваивается, можно назвать революционным. Вот этого не поняли ни враги самонаблюдения, ни даже его сторонники, которые вслед за врагами спешили скромно признать: да, самонаблюдение, по сути, есть вспоминание. Не придумывать доказательства невозможности самонаблюдения надо было психологам, а исследовать это странное явление - осознанность, позволяющее нам не раздваиваться при познании себя. Вот это было бы достойной задачей для настоящего исследователя, но, наверное, трудной...
Из чего исходили те, кто считал, что Я может лишь вспоминать то, что только что делало или чувствовало?