Образ. Образ—это все накопленные и организованные знания организма о себе самом и о мире, в котором он существует. Конечно, образ заключает в себе нечто гораздо большее, чем картины. Употребляя этот термин, мы имеем в виду в основном тот же вид представления, которого требовали другие сторонники познавательной теории. Оно включает все, что приобрел организм,—его оценки наряду с фактами,—организованное при помощи тех понятий, образов или отношений, которые он смог выработать.
В ходе продолжительных дебатов авторы настоящей книги пользовались большим количеством других терминов для уточнения термина «План», но эта термино-
от программы, которая дает возможность счетной машине использовать планирование как один из технических приемов решения задачи. См. Alien Newell, J. С. Shaw and Herbert A. Simon, A Report on a General Problem Solving Program, «Proceedings of the International Conference on Information Processing», Paris, 1959. Другие исследователи употребляют термин «машина» в столь широком смысле, что он включает в себя и План, и инструмент, с помощью которого этот план осуществляется. См., например, М. L. Minsky, Heuristic Aspects of the Artifical Intelligence Problem, Group Report 34—55, Lincoln Laboratory, Massachusetts Institute of Technology, 17 December, 1956, особенно раздел HI, 13.
22
логия не будет приведена здесь. Новые термины будут вводиться и разрабатываться по мере надобности в ходе последующего обсуждения. В настоящее же время мы дали достаточное количество определений, чтобы иметь возможность сказать, что центральной проблемой этой книги является исследование отношений между Образом и Планом.
Может показаться, что это утверждение означает резкое разделение Образа и Плана, так что имело бы смысл задать вопрос: «Входит ли такой-то процесс исключительно в План или исключительно в Образ?» Из нижеприводимых соображений должно стать ясным, что эти две точки зрения не могут быть использованы для классификации процессов по двум взаимоисключающим категориям:
План может быть заучен и стать тем самым частью Образа.
Формулировки Планов должны у человека включать часть Образа, поскольку то, что человек в состоянии выполнить данные Планы, должно являться частью его Образа о самом себе.
Знания должны быть включены в План, поскольку в противном случае План не может служить основой для руководства поведением. Следовательно, Образы могут составлять часть Плана.
Можно внести изменения в Образы только путем выполнения Планов по сбору, накоплению и переработке информации.
Можно внести изменения в Планы только на основе информации, почерпнутой из Образов.
Преобразование описаний в инструкции представляет собой у человека простую словесную процедуру.
Те психологи, которые привыкли считать своей задачей исследование взаимоотношений между стимулом и реакцией, склонны рассматривать работу, подобную нашей, параллельным образом—как исследование взаимоотношений между субъективным стимулом и субъективной реакцией. Если бы все, что мы должны сказать, можно было свести к этому, то едва ли нам понадобилось бы писать для этого книгу. Стимул и реакция—это психологические понятия, заимствованные из анализа рефлексов. Но мы отказались от классической концепции о рефлекторной дуге как основной схеме орга-
23
низации всего поведения, и поэтому мы не ощущаем необходимости переносить классическое разделение стимула и реакции в область Образов и Планов. Предположение, что План представляет собой замаскированную реакцию на какой-то внутренний Образ стимула, приводит только к попытке уподобить объективные концепции их субъективным эквивалентам и оставляет рефлекторную дугу по-прежнему хотя и довольно призрачным, но все же хозяином всего механизма мышления. Едва ли нам удастся свергнуть старого хозяина без помощи нового, поэтому далее нам предстоит задача найти ему преемника.
24
Глава II
ЕДИНИЦА АНАЛИЗА
Большинство психологов принимает как данное, что научное описание поведения организма должно начинаться с выделения зафиксированных, легко различимых элементарных единиц поведения, чего-то такого, чем психолог может пользоваться, как биолог — клетками, астроном — звездами, а физик — атомами и т. д. При наличии простой единицы сложные явления поддаются описанию, как закономерно составленные из простых частей. Такова сущность чрезвычайно эффективной стратегии, именуемой «научным анализом».
Элементарной единицей, которую современные психологи-экспериментаторы избирают для своего анализа поведения, является рефлекс. «Выделение рефлекса,— говорит Б. Ф. Скиннер, — является проявлением предсказываемого единообразия в поведении. В той или иной форме этот факт является неотъемлемой частью любой науки о поведении, Сам рефлекс, конечно, не представляет собой теории. Он — факт, аналитическая единица, делающая возможным исследование поведения» '. Скиннер дает очень тщательное определение рефлекса как единицы поведения, имеющей определенную характеристику: «Появление плавных кривых при динамических процессах отмечает единственную в своем роде точку в процессе постепенного ограничения подготовки, и именно к этой особой целостной сущности и относится термин «рефлекс» 2.
Этот несколько странный подход к рефлексу с точки зрения плавности кривых является результатом последовательной попытки Скиннера определить единицу поведения, исходя из самого поведения, а не ссылаясь
1 В. F. Skinner, The Behavior of Organisms, New York: Ap-pleton-Century-Crofts, 1943, p. 27-28.
2 Там же, стр. 40.
25
fc
на концепции, заимствованные из какой-либо иной отрасли науки.
Хотя подход Скиннера и освобождает психолога от некоторой обременительной ответственности перед его коллегами биологами, но остается фактом, что рефлекс— это понятие, заимствованное первоначально из физиологии, причем с точки зрения психологии его сделал основным в большой степени миф о рефлекторной дуге: стимул—> рецептор—» афферентный нерв—> соединительные волокна—» эфферентный нерв—> эффектор—» реакция. В продолжение многих лет все элементарные учебники психологии, которые говорили о нервной системе, на весьма видном месте изображали традиционную упрощенную схему рефлекторной дуги. Вы можете игнорировать бихевиориста, когда он говорит вам, что рефлекс является фактом, но едва ли можно игнорировать физиолога, когда он рисует вам схему рефлекса. Подвергать сомнению существование рефлекторной дуги могло бы означать то же самое, что отрицать наличие тонких кишок или насмехаться над продолговатым мозгом. Даже самый упрямый противник физиологических объяснений в психологии едва ли может забыть ту живую ткань, из которой рефлекс первоначально возник.
Пусть буйный и безответственный полет фантазии поможет нам вообразить, будто физиологи и неврологи внезапно объявили, что они заблуждались, что такой факт, как рефлекторная дуга, не существует и что данные, на которых прежде основывалась теория рефлекса, фактически совсем не таковы, как первоначально предполагалось. Что бы сказали тогда психологи? Продолжали ли бы они упорно твердить о рефлексах? Настолько ли велика польза учения о рефлексе, что бихевиористы не смогли бы отказаться от него, даже если бы его биологическая основа была разрушена?
Имеются некоторые основания полагать, что рефлекс был очень переоценен и что изрядное количество психологов хотело бы сбросить его бремя, если бы они могли это сделать. Возможно, что рефлекторная дуга помогла психологии пойти по научному пути. Но в течение последних лет растет подозрение, что идея рефлекса слишком проста, что это слишком элементарная единица. Люди, серьезно занимающиеся наукой о поведении,
26
должны были большей частью полностью игнорировать проблему элементов поведения. Или же им приходилось так радикально видоизменять эти элементы для каждого нового ряда данных, что называть их элементарными было бы самой беззастенчивой софистикой. Наблюдая, как психологи изнемогают под бременем условных рефлексов, Хомский, лингвист и логик, недавно подвел итог их затруднениям следующим образом:
«Понятия «стимул», «реакция», «подкрепление» определены сравнительно четко по отношению к экспериментам с нажиманием рычага, а также и другим, равным образом ограниченным экспериментам. Однако, прежде чем мы сможем распространить их на поведение в реальной жизни, нам, конечно, придется преодолеть некоторые трудности. Прежде всего, нам нужно решить, должно ли любое физическое событие, на которое организм может реагировать, в каждом данном случае называться стимулом, или же это название относится только к тому событию, на которое фактически реагирует организм. Соответственно нам нужно решить, любая ли часть поведения должна называться реакцией или только та, которая закономерно связана со стимулом. Такого рода вопросы в некотором смысле ставят дилемму перед психологом-экспериментатором. Если он принимает широкие определения, характеризующие любое физическое событие, действующее на организм в качестве стимула, а любую часть поведения организма — как реакцию, то он должен вывести заключение, что поведение не обязательно носит закономерный характер. На современном уровне нашего знания мы должны признать огромное влияние : на фактическое поведение таких плохо изученных факторов, как внимание, установка, волевой акт и каприз. Если мы примем более узкие определения, тогда поведение (если оно состоит из реакций) в их рамках станет закономерным, но этот факт имеет ограниченное значение, поскольку большая часть того, что делает животное, просто не будет считаться поведением»1.