Исследование, которое я себе представляю, должно быть по возможности натуралистическим. Предположим, вы собираете группу непрофессиональных «судей», не обремененных какими-либо узкими психологическими предубеждениями и не скованных чрезмерными инструкциями исследователя. Допустим, далее, вы набираете группу столь же непрофессиональных испытуемых. Судьи должны оценить испытуемых по десятибалльной шкале «ума», основываясь на свободной беседе в течение часа или (что менее желательно) на видеозаписи испытуемых, взаимодействующих с кем-то еще или друг с другом. Ситуация (непосредственного общения или записанная на пленку) должна быть настолько натуралистической и раскованной, насколько возможно. После эксперимента все испытуемые подвергаются интенсивному нейропсихологическому тестированию. Каковы ваши предсказания? Вы ожидаете, что У-рейтинги будут культурно-зависимыми или культурно-инвариантными?
Я предсказываю, что рейтинги или, по крайней мере, ранги, данные испытуемым судьями, будут совпадать. Хотя культурные и образовательные факторы несомненно играют роль в оценке «ума», я убежден, что существуют фундаментальные культурные инварианты «ума», которые воспринимаются сходным образом в каждом обществе, так же как такие инварианты существуют для физической красоты. Я предсказываю далее, что из всех нейропсихологических тестов, рейтинги «ума» будут лучше всего коррелировать с тестами управляющих функций — лобных долей. В схеме «множественного интеллекта» именно управляющий интеллект является тем, что мы интуитивно распознаем как «обладание умом», У-фактор. И изо всех аспектов интеллекта У-фактор — «талант управления» — формирует наше восприятие человека как личности, а не как носителя некой когнитивной черты.
Но каждая шкала представляет собой диапазон между двумя полюсами. Поэтому оценивание людей по У-фактору равнозначно их оценке по Т-фактору (Т — «тупость»). Это превращает предлагаемый эксперимент в весьма рискованное предприятие, которое может никогда не состояться в нашей озабоченной корректностью культуре. Будет жаль, если он не состоится.
В значительной степени черта, о которой идет речь, относится к нашей способности понимать других людей и предвидеть их поведение, мотивы и намерения. Учитывая общественный характер нашей жизни, эта способность имеет важнейшее значение для нашего успеха в самом широком смысле. Хотите ли вы кооперироваться с чьими-то планами или саботировать их (особенно в последнем случае), вы должны сначала понять и предвидеть намерения другого человека.
Выше, в описании существенных управляющих функций, я подчеркнул аспекты последовательности, планирования, временного упорядочивания. Теперь представьте, что вы должны спланировать и последовательно организовать ваши действия в координации с группой других индивидов и учреждений, вовлеченных в планирование и последовательную организацию их действий. Ваши отношения с этими индивидами и учреждениями могут быть кооперативными, враждебными, либо теми и другими одновременно. Более того, природа этих отношений может меняться со временем. Чтобы преуспеть в этом взаимодействии, вы должны не только быть способны составить план ваших собственных действий, но вы также должны суметь проникнуть в природу планов других участников. Вы должны быть способны предвидеть последствия ваших собственных действий, но вы должны также предвидеть последствия действий других участников. Чтобы сделать это, вы должны обладать умением формировать внутреннее представление о душевной жизни другой личности, или, используя «высокий штиль» когнитивной нейропсихологии, — сформировать «теорию души» другой личности. Тогда ваши собственные действия будут выбираться под влиянием вашей теории души другого человека, сформулированной в вашей собственной душе. А другой человек, предположительно, будет иметь теорию вашей души, сформулированную в его голове. Относительный успех каждого из вас будет в значительной степени зависеть от сравнительной точности и степени тонкости ваших способностей к формированию внутреннего представления о других. Это делает управляющие процессы, требующиеся для успеха в интерактивном социальном окружении, намного более сложными, чем управляющие процессы, требующиеся в ситуации одиночества, такой как решение загадки. Это верно для соревновательных, кооперативных или смешанных интерактивных ситуаций.
Шахматы или шашки представляют собой формализованный, крайне дистиллированный пример таких «социальных» управляющих функций. Деятельность деловых, политических или военных лидеров также по своей сути основана на их способностях сформировать «теорию души» противостоящего им игрока, или, очень часто, противостоящих им игроков. Во всех такого рода ситуациях существенными вопросами являются «Что он будет делать дальше?» и «Что я должен делать, если он сделает это?» По моему собственному опыту, игра, которую мне пришлось вести против институтов государства, чтобы выбраться из Советского Союза, была самым экстремальным и насущным примером реальной шахматной игры с высокими ставками, с которым я когда-либо сталкивался. Моя способность проникновения и предвидения ходов и намерений другой стороны сыграла решающую роль в успехе моего отчаянного предприятия.
Способность проникновения в душевные состояния других людей является основой социального взаимодействия. Она находит очень мало прототипов в животном мире, если вообще находит. Одной из наиболее рафинированных форм, которую может принять эта способность, является обман, ибо обман требует манипулирования противником для возникновения у него некоторых психических состояний, которые обманывающий может затем использовать. Фрит и Фрит утверждают, что даже у обезьян эта способность отсутствует в сколько-нибудь заметной степени, и что это специфически человеческое свойство35. Ироническим следствием этого заключения является то, что точно так же, как развитые социальные взаимодействия являются специфически человеческими, такой же является и социопатия.
Каждый, кто обладает способностью проникновения в душу других людей, интуитивно воспринимается как «умный» или «проницательный», а каждый, кто не обладает этой способностью, воспринимается как «глупый» или «недалекий». Мы используем эти описания, чтобы ухватить когнитивную сущность индивида, в отличие от его узких когнитивных черт. Хотя вполне возможно уважать особый дар «глупой» личности, очень трудно уважать такую личность как целостную индивидуальность. И если исходить из всего, что мы знаем о мозге, эта трудноуловимая, но фундаментальная способность опирается на лобные доли. В ряде исследований нормальных испытуемых просили представить психические состояния других людей, в то время когда их мозг сканировали с помощью PET или fMRI. Неизменно обнаруживалась особая активация в медиальном и латеральном отделах нижней префронтальной коры36.
У успешных корпоративных, политических и военных лидеров мы находим повышенную способность проникновения во внутренний мир других людей. Но столь же часто, или даже чаще, мы сталкиваемся с ослаблением этой способности. Плохая способность к формированию «теории души» может быть выражением нормальной вариабельности функции лобных долей без непременного вывода о явной их патологии, точно так же, как повседневные примеры косноязычия не обязательно говорят о поражении височной доли.
Как клиницист, я довольно часто сталкиваюсь с «доброкачественным» непатологическим ослаблением способности к формированию «теории души» и, предположительно, с известной функциональной слабостью лобных долей. Раньше это раздражало, но теперь это меня развлекает как своего рода когнитивного «соглядатая», подсматривающего индивидуальные различия в функции лобных долей в повседневной жизни.
Пациент входит в мой кабинет, и я начинаю спрашивать об обстоятельствах автомобильной аварии, в которую он попал. Ответ получается примерно таким. «Вчера вечером я открыл холодильник и увидел, что у нас кончается молоко. Моя жена всегда готовит себе утром овсянку и как она приготовит ее без молока! Поэтому на следующее утро я должен был отправиться в бакалею за молоком. У нас поблизости три бакалейных магазина, но я всегда покупаю у Джо, потому что он хороший парень, и мы вместе служили на флоте. Итак, я сажусь в мой зеленый фургон, но затем вспоминаю, что мне надо сначала заехать в банк...» и так далее, и так далее, пока, если повезет, мы не доберемся до уличного перекрестка, где произошло столкновение.
Мой симпатичный пациент явно не смог сформировать адекватную теорию моей души, иначе он бы избавил меня (и самого себя) от всех деталей, которые не имеют никакого отношения к тому, что я должен знать о его проблеме как нейропсихолог. Является ли это выражением повреждения лобной доли у симпатичного человека в результате аварии? Я сомневаюсь в этом. Весьма вероятно, что он всегда был таким — слегка... «туповатым». Но ничего: мы признаем индивидуальные различия во всем и уважаем их, пока они находятся в пределах нормы. Кроме того, оказывается, что мой пациент превосходный музыкант-любитель, а я нет, — снова индивидуальные различия.
Но вот случай намного более серьезной неспособности сформировать теорию моей души, который вынуждает меня заключить о наличии явной патологии лобной доли. Мужчина, сорока с небольшим лет, был направлен на нейропсихологическое обследование. Он страдал от мистического нейродегенеративного заболевания, вероятно наследственного, безымянного и злокачественного. Он бодро вступил в мой кабинет, аккуратно одетый и хорошо выглядящий, без каких-либо различимых признаков неврологического пациента. Я приступил к моему стандартному интервью для истории болезни: возраст, образование, семейное положение, рукость. Его ответы были по существу, на хорошем языке.