В такой позиции заключено известное противоречие. Ведь, в принципе, человека (и вообще человечество) интересует только то, что уже включено или может быть включено в деятельность, следовательно, не то, что естественно. Но внутри деятельности он находит и выделяет (вынужден находить если хочет наилучшим образом организовать саму деятельность) то, что может быть представлено как естественное, природное, происходящее независимо от деятельности, по своим внутренним механизмам и законам.
И именно в этом состоит специфический признак, отличающий собственно научный подход и научные (естественнонаучные) знания от практико-методических и конструктивно-технических знаний.
Переход от конструктивно-технических к научным знаниям отражается и на логической структуре выражающих их утверждений. Вместо активной, деятельной формы: «Если к объекту А применить действия д1, д2 и д3 , то получится объект Е» мы получаем пассивную, страдательную форму: «Объект А может преобразовываться в объект Е», в которой опущены моменты действия; потом — фиксацию возможности превращения объекта А во многие различные объекты: Е, К, М и т. д.; еще дальше — форму вида: «При наличии условий p и q с объектом А будут происходить изменения a, b, c», и, наконец, абстрактную идеализированную форму вида: «Изменения объекта А подчиняются закону F».
(Система педагогических исследований. Методологический анализ).
Типы объектов практической деятельности.
Необходимо различать так называемое чувственно-единое целое и так называемое чувственно-множественное целое... Фактически в этом различении речь идет о зависимости нашего анализа от плоскости практической деятельности.
Все то, что мы называем объектами в мире нашей обиходной практики, нашего быта, — это всегда объекты нашего практического действия. Мел является объектом потому, что я могу взять его в руку и могу им писать, стол является объектом потому, что я его могу двигать. Общественно-экономическая формация, наоборот, не является объектом в этом смысле, поскольку оперировать с нею я не могу. Граница между тем, с чем я могу оперировать, и тем, с чем я оперировать не могу, не является абсолютной. Например, до определенного момента атом и молекула не являются такими объектами, с которыми я могу оперировать, но затем они становятся объектами, с которыми мы не только оперируем, но и которые мы искусственно создаем. Следовательно, всегда существует особый уровень практики с заданными на нем объектами. Такого рода объект мы и будем называть «чувственно-единым» целым.
Имея дело с подобными объектами, мы на каком-то этапе начинаем разлагать их на части и элементы, постепенно двигаясь ко все более мелким частицам... При этом с целым мы можем практически оперировать, а с составляющими его элементами до какого-то момента не можем... Все это образует одну линию конструирования и конституирования объектов.
Одновременно идет другое движение — как бы вверх от исходных объектов чувственно-практической деятельности. Одним из примеров этого могут служить объекты социологии и социальной психологии. Человек с самого начала был практически-чувственным объектом, и это проявлялось во всем: других людей мы просим о чем-либо, оказываем им услуги, боремся с ними и т.д. А вот такое целое, как город, до какого-то момента не было объектом деятельности. Поэтому естественно, что до какого-то момента о городе не говорили как о целом. Но по мере дальнейшего развития они стали такими объектами... Мы будем называть их «чувственно-множественными» объектами.
Если в первом случае от чувственно-единого целого мы шли как бы внутрь к его строению, то во втором случае, наоборот, мы начинаем как бы собирать некоторые объекты из чувственно-единых объектов. По этой второй линии возникает своя особая группа методологических и теоретических проблем — проблем целостности создаваемого нами из элементов объекта. Когда мы имели дело с объектами практической деятельности, то перед нами никаких проблем, касающихся целостности, вообще не вставало. Когда же мы перешли к рассмотрению таких объектов анализа и мысленного оперирования, как, например, общественно-экономическая формация, то сразу же встал вопрос о том, где ее границы.
В чувственно-множественных объектах, таких, как малая группа, город или формация, соотношение между параметрическими и структурными характеристиками является иным, чем отношение между подобными же характеристиками в чувственно-едином объекте. Для чувственно-единых объектов параметрические характеристики не представляют проблемы, если разработаны процедуры их анализа. Там проблема в другом — в определении внутреннего строения такого объекта. Для чувственно-множественных объектов, наоборот, именно элементы не представляют, казалось бы, проблем; главное же — в определении свойств и характеристик множественного целого.
Здесь нужно сделать специальное замечание. Я сказал, что для чувственно-множественного целого определение и описание элементов не представляет проблемы, и добавил: как кажется. Дело в том, что мы еще с вами пока не ввели понятия элемента в отличии его от части. Элемент не тождествен части, это совсем другое образование, и выделить действительные элементы сложного целого очень трудно; фактически эта задача равносильна задаче построения структуры целого. Но во многих современных науках логико-методологическое различие элемента и части осознается недостаточно. Поэтому при изучении чувственно-множественных объектов создается иллюзия, что элементы подобных объектов даны нам непосредственно, что это наблюдаемые нами вещи. Подобное представление ошибочно, но оно бытует и широко распространено.
Сказав, что <некий объект> является чувственно-множественным целым, мы подчеркиваем, что практически оперировать с ним как с одним объектом нельзя. Практически мы можем оперировать только с его элементами, а как целое мы можем составить его лишь мысленно. Но это значит, что нам нужна еще особая процедура, с помощью которой мы могли бы составить из этих элементов особое целое.
(Начала системно-структурного исследования взаимоотношений людей в малых группах. М., 1999, с.67-68).
2.3. Использование категории система в оргуправленческой мыследеятельности.
Откуда берутся связи и что это такое? ... Л.С. Выготский в своей книжке «Мышление и речь» обсуждал это так. Он говорил: «Странное дело. Вода состоит из водорода и кислорода. При этом водород — горит, кислород — поддерживает горение. А почему вода — тушит огонь?» Значит, это не тот водород и не тот кислород, который в воде. Простое тело и элемент — вещи разные. Но к концу XIX и к началу XX века этого еще никто не понимал.
Д.И.Менделееву пришлось писать очень резкую статью, чтобы утвердить в сообществе химиков понимание этого момента.
Нечто подобное я уже говорил, это вы приняли, это вам было понятно — человек сам по себе и человек на месте ректора — это совершенно разные образования. Помните, я вам приводил пример: «Как человек я Вас хорошо понимаю, а как ректор я Вам говорю, что будем выполнять решение райкома партии»... Надо четко различать: я как человек — это дома, с женой, а я как ректор — это совсем другое.
Но химики этого не понимали. Они думали, что элемент как таковой в периодической таблице и в некоторой идеальной ипостаси этого объекта в составной части вещества — это одно и то же. И когда простое тело (скажем, я произвел разложение воды на кислород и водород), так вроде бы, этот кислород и водород — это то, что было там, в воде. Нет, ничего подобного.
И мы с вами доходим до очень важного принципа системного анализа: связанный элемент и то, что получается, когда связи рвутся, это совсем не одно и то же.
Как раз в середине XIX века становится понятным, что целое и его функционирование зависит от способа сборки элементов.
Но в плане нашей темы — «организация» — что это значит?
Мало того, что на каждом месте надо иметь людей достойных и соответствующих, компетентных и могущих работать. Их ведь нужно еще собрать в таких комбинациях, чтобы они могли работать.
Отсюда и возникает проблема организации.
Но что это за такие комбинации, на которых Иванов, Петров, Сидоров смогут работать? Можно ведь и такую комбинацию построить, что они все аннигилируют и взаимно друг друга уничтожат.
Начинает разрабатываться, или искаться, причина, которая задает целое по его свойствам. И примерно к восьмидесятым годам, т.е. 100 лет назад, возникает понимание, что главное — это связи, способы синтеза и сборки, и эти связи образуют структуру. И в конце восьмидесятых годов происходят очень интересные дискуссии.
И вот получилось то самое определение, которое передается во всех философских справочниках — что такое система. Система — это некоторое целое, разделенное на элементы, связанные между собой и образующие некоторую целостность.
Слово «целостность» они произносят два раза, и это понятно, почему. Есть целое, которое мы делим на элементы, и есть та целостность, которая получается, когда мы их связываем.