То, что мы сказали до сих пор, указывает на факт, что стиль мышления касается более чем одной области человеческого самовыражения: он охватывает не только политику, но также искусство, литературу, философию, историю и т. д. Более того, это предполагает, что динамическая сила, скрытая за изменчивостью стиля мышления, находится глубже, под конкретной поверхностью различных способов самовыражения.
История искусства стала научной дисциплиной тогда, когда стала историей стилей искусства («Stilgeschichte»). Точное описание отдельных стилей искусства стало возможным только тогда, когда Ригль ввел понятие «эстетического мотива», имея в виду стремление к определенным формам искусства, выражением которых был данный стиль. Это понятие позволило ему соотнести все произведения искусства какого-то конкретного периода с основополагающим и в течение большей части времени совершенно неосознаваемым понятием, в духе которого, как очевидно, все тогдашние художники создавали свои произведения. Он не описывал эти эстетические мотивы, эти стремления к различным стилям в искусстве каким-то неясным, субъективным образом. Он показал, что они присутствуют в различных произведениях искусства этого периода. Он тщательно их анализировал, показал их развитие, распад, их слияние и переплетение с другими.
Понятие «основополагающего мотива», которое мы хотим ввести как понятие более глубокое, чем стиль мышления, весьма схоже с понятием эстетического мотива, введенным Риглем, хотя между ними имеются и существенные различия. Прежде всего понятие это относится не к искусству, но выражает идею, что разные подходы к миру в конечном счете ответственны за разные способы мышления. Эта основополагающая ориентация предопределяет характеристику стиля мышления. Она воплощается в типичных для данного стиля документах и высказываниях. Но если, с точки зрения Ригля, такой стилистический принцип (этот эстетический мотив) не требует дальнейшего выяснения причин и не имеет собственных социальных корней, то социологу нельзя предполагать, что основные мотивы, проявляющиеся в различных стилях, «упали с неба». Мы должны предположить, что и они все еще находятся, так сказать, «в процессе становления», что их история и судьба связаны различными узами с судьбой групп, признаваемых их общественными носителями. Ригль писал о чистой «Geistesgeschichte», об истории идей и ни о чем более. В то время как у него свободный дух каким-то чудом сообщал нам свои приговоры, в соответствии с формулируемым здесь взглядом недостаточно выявить в процессе имманентного
анализа формального принципа («Gestaltprinzip»), формулируемого определенной школой, основополагающий эстетический мотив, поскольку необходимо еще показать, что он родился в конечном счете из борьбы и конфликтов между общественными группами. Время от времени им можно пользоваться, трактуя его как имманентный принцип, чтобы показать, что сознание не действует атомизированно, собирая бесформенные опыты; однако мы должны отдавать себе отчет в том, что даже в процессе переживания опыта определенные детерминанты, исходящие от группы, оказывают влияние на индивидуума, формируя его потенциальный опыт и знания. Эти детерминанты можно изучать, ставя вопрос об общественных причинах (внешних по отношению к «Geistesgeschichte»), которые их породили.
4. Конкретный пример: немецкий консерватизм в первой половине XIX века
Следующая задача состоит в отыскании подходящего материала, на котором можно опробовать новый метод. Мы выбрали развитие консервативной мысли в Германии в первой половине XIX века. Такой выбор позволяет сосредоточиться на относительно ограниченном отрезке, на анализе одного периода, одной страны и одной социальной группы. Большое достоинство такого подхода состоит в том, что оказываются легко доступны все опубликованные или иначе сохранившиеся высказывания группы. Это дает возможность полностью реконструировать стиль мышления и легче выявить связи с социальными группами, скрывающимися за определенным стилем. Дополнительным обоснованием этого выбора служит тот факт, что после Французской революции развилась тенденция к «поляризации» в мышлении, т.е. стили мышления развивались в явно центробежных направлениях. Осью разделов были различия, выявившиеся под натиском событий Французской революции. Различные стили мышления развивались в соответствии с партийными направлениями, так что можно говорить о мысли «либеральной» или «консервативной», а позднее также о «социалистической». Тенденция к поляризации была особенно явственна именно в Германии, где всегда существовало стремление к крайностям в сфере извлечения конечных выводов и в логической аргументации, - эта тенденция по большей части отсутствовала в тогдашней Европе. Указанные различия легко продемонстрировать на примере романтизма. Романтизм - европейское явление, которое возникло более или менее в один и тот же период во всех странах; отчасти как реакция на идентичные обстоятельства и проблемы, связанные с рационализированным миром капитализма,
отчасти же как результат вторичных идеологических влияний. Основная причина этого распространенного исторического явления, таким образом, общая и состоит в общем сходстве глобальной ситуации в различных странах Запада. Однако в разных странах романтизм проявлялся по-разному, и эти различия всегда выступали следствием культурных и социальных особенностей соответствующих наций.
Бросается в глаза, например, что, сравнивая отдельных романтиков, мы можем заметить, что во Франции романтизм развивался главным образом в поэзии, в то время как в Германии он выражал себя прежде всего в философии. Романтическая поэзия представляет собой менее характерную черту немецкого романтизма, чем немецкая романтическая философия. В этом проявляется большая интенсивность реакции на философском уровне в Германии по сравнению с другими странами Европы. Как уже показал Маркс, ключом к пониманию современности служит осознание того факта, что Германия пережила французскую революцию в плоскости философии2.
В той мере, в какой центром тяжести немецкого романтического идеализма была философия, немецкая контрреволюция, или противоположность революции (если воспользоваться традиционным французским определением)3, бросила вызов революционно-либеральной мысли что в Германии нашло наибольшее выражение, по сравнению с другими странами, в сфере логики и философии. Если Франции выпала роль радикального реформатора всех просветительских и рационалистических элементов сознания, если она стала признанным носителем «абстрактной» мысли, то можно сказать, что Германия сыграла дополняющую роль, превратив консервативную, органичную, историческую мысль в оружие, дав ей внутреннее единство и собственную логику. Даже это идеологическое различие между двумя странами имеет свои корни в определенных общественных и исторических силах4. Обычно Англию считают родиной эволюционного развития, романтики же обратили внимание на консервативный характер этого постепенного развития, представив Англию как страну эволюционную и консервативную. В определенной степени это, несомненно, верно, особенно если сравнить Англию с Францией, типичной радикальной революционной страной Нового времени. Однако черты эволюционного мы находим также и в истории Германии. В Германии не было революции (радикальной во французском смысле), в крайнем случае - внутренние неурядицы и кратковременные беспорядки. Но постепенное развитие в Англии было возможно благодаря огромной эластичности консервативных классов и их способности адаптироваться к новым обстоятельствам, что заранее обеспечивало
578
им сохранение власти. В Германии же эволюционный характер развития был главным образом следствием сильного давления господствующих групп на низшие слои, что предотвращало революционный взрыв. Существование сильного барьера, предохраняющего от всякого рода внутренних беспорядков, несомненно связано с подчинением немецкого общества военной организации, что в свою очередь связано с географическим положением, особенно Пруссии, между двумя враждебными странами, приводящим к созданию военизированного государства. А это означало сильную поддержку консервативному движению и его интеллектуальному и эмоциональному развитию.
Это различие в характере развития двух обществ, одинаково эволюционных в той мере, что в них исключались какие-либо неожиданные взрывы, но существенно различных в своем складе, должно было повлиять на форму и структуру их идеологии. Наиболее заметно это влияние проявилось в политических антагонизмах, выступивших в начале того периода, о котором идет речь.
В Германии либерализм долгое время не имел связей с консерватизмом и не оказал на него заметного влияния. Только у Шталя можно обнаружить первые следы влияния либералов на консерваторов. До этого времени эти течения резко отличались друг от друга. С другой стороны, отношения между тори и вигами в Англии до 1790 г. были таковы, что практически невозможно описать их в немецких терминах. Речь в первую очередь идет о том, что партия, называвшаяся в Германии либеральной, вовсе не напоминала английских вигов. То, что основополагающие стремления и практические общественные мотивы, стоящие за консерватизмом, проявлялись в немецкой мысли в такой явной и чистой форме, связано, вероятно, с практически антитетической структурой немецкой политической жизни, то есть с ситуацией, в которой даже частичное взаимопроникновение партий и общественных слоев, имевшее место в Англии, было невозможно. Еще более важной была способность немецкого консерватизма защищать свои позиции в периоды угрозы, а также обстоятельство, что в то время как консерватизм долгое время развивался совершенно независимо от либерализма, либерализм позволил консервативным элементам внедриться на свою территорию. Насколько можно судить, Англия никогда не проявляла такой крайней поляризации, даже в более поздний период, когда Французская революция привела к обострению общественных отношений в этой стране.