в его стихотворении есть ноты, для него самого трудно сочетаемые с образом Гончаровой. Тогда и появилось «Извинение перед Натали»:
Теперь уже не помню даты-
Ослабла память, мозг устал,-
Но дело было: я когда-то
Про Вас бестактно написал.
Пожалуй, что в какой-то мере
Я в пору ту правдивым был.
Но Пушкин Вам нарочно верил
И Вас, как девочку, любил.
Я не страдаю и не каюсь,
Волос своих не рву пока,
А просто тихо извиняюсь
С той стороны, издалека.
Я Вас прошу теперь покорно
Ничуть злопамятной не быть
И тот стишок, как отблеск чёрный,
Средь развлечений позабыть.
Ах, Вам совсем не трудно это:
Ведь и при жизни Вы смогли
Забыть великого поэта-
Любовь и горе всей земли.
Но есть в этом послании и другие строки:
Его величие и слава,
Уж коль по чести говорить,
Мне не давали вовсе права
Вас и намёком оскорбить.
И всё же извинения не получалось. Ведь за просьбой - «…Я Вас теперь прошу покорно /Ничуть злопамятной не быть/ И тот стишок, как отблеск чёрный, /Средь развлечений позабыть.»- следует беспощадное:
Ах, Вам совсем не трудно это:
Ведь и при жизни Вы смогли
Забыть великого поэта-
Любовь и горе всей земли…
Мы ощутимо видим в стихах разлад между голосом логики и голосом сердца.
Со Смеляковым перекликается Константин Ваншенкин своим стихотворением «Жена Пушкина», в котором с горечью говорит о короткой памяти Гончаровой, так быстро забывшей «российского гения»:
Эти сумерки снежные,
Полоса белых кровель.
Эти комнаты смежные,
Страшный пушкинский профиль.
А в дому не натоплено,
Свечек жёлтые блики.
А добра-то накоплено-
Лишь одни только книги.
Двери настежь. Рыдание.
И над Мойкой - копыта…
Это давнее, дальнее,
Как сквозь сон, позабыто.
Чуть фигурой оплывшая,
Снова с виду сурова.
Вновь красавица. Бывшая
Натали Гончарова.
Ей полы навощённые,
Сладко снятся ночами,
Где балы освещённые
Золотыми свечами.
А сама чуть смущённая
С молодыми плечами.
Вспомнит вдруг на мгновение,
Когда снег или стужа,
Не российского гения-
Непутёвого мужа,
За гардиной опущенной
Генерала лаская,
Никакая не Пушкина,
А всего лишь Ланская.
Словно распахнулись двери в историю так, что чувствуешь и нежаркий пламень свечей, и шорох бального платья во дворце императора, и колючий холод позёмки.
2.6 Письма Н.Н.Гончаровой к брату Дмитрию
Но неужели на самом деле Гончарова так легко и быстро забыла своего «непутёвого» мужа? Событием не только для пушкинистов, но и для всех, кто любит поэзию, была серия публикаций в 1971 году по новым эпистолярным материалам, связанным с Н.Н.Пушкиной. И. Ободовской и М.Дементьевым были опубликованы письма Н.Н.Пушкиной, написанные при жизни поэта. В свете этой находки образ «Натали» требовал решительного пересмотра. В этих письмах впервые перед нами предстал её образ в совершенно новом освещении. «Они явились первыми подлинными и на сегодняшний день,- по словам И. Ободовской и М.Дементьева,- уникальными документами, позволившими нам понять, почему Пушкин, по его словам, любил душу этой женщины более красивого лица, почему он говорил о ней: «Жена моя прелесть, и чем долее я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед богом». Исследователи так же приводят письма родственников Натальи Николаевны и поэта, их друзей. «Жена Пушкина - милое творение. И он с ней мне весьма нравится. Я более и более радуюсь тому, что он женат. И душа, и жизнь, и поэзия в выигрыше»,- писал Жуковский А.И.Тургеневу.
24 сентября 1831 года Д.Н.Гончаров, брат Натальи Николаевны, писал своему деду Афанасию Николаевичу: «Ната обожает своего мужа, который так же её любит». Перекликаясь с ними, появляется стихотворение Всеволода Азарова «Жена»:
Фотография Натали
Приоткрылась недавно взглядом.
Ты её теплом надели,
Приобщи к дорогому ряду.
Сколько яда, сколько чернил,
Истребить, осквернить хотели
Ту, которую он любил,
За кого погиб на дуэли.
Это страшно, но если слова,
Обволакивая, как слизни,
Оскорбляют, когда мертва,
Убивают ещё при жизни.
Защищая от сплетен, сам
Он стоял за неё в ответе,
Ту, что душу дала стихам,
Ту, что жизнь подарила детям.
И не надо ржавых чернил,
И догадок - в раю, в аду ли?
Потому что её любил
Тот, чью жизнь оборвала пуля.
Да, в новонайденных письмах Гончаровой, адресованных брату, мы видим впервые «ту, что душу дала стихам, ту, что жизнь подарила детям», как заботливую мать и хозяйку дома. Наталья Николаевна в своих письмах часто пишет о детях и о своих хозяйственных распоряжениях. Обращает на себя внимание высказывание Натали о светском обществе. Если её сёстры с восторгом пишут брату о балах и своих успехах в великосветских гостиных, то Наталья Николаевна говорит об окружавшем её обществе всего один раз, и этот отзыв носит критический характер. «Тесная дружба редко возникает в большом городе,- говорит она,- где каждый вращается в своём кругу общества, а главное имеет слишком много развлечений и глупых светских обязанностей, чтобы хватало времени на требовательность дружбы». Это высказывание имеет, несомненно, большое значение для характеристики образа жены поэта.
А чего стоит хотя бы одно письмо 1836 года, адресованное брату: «Я считаю своим долгом помочь мужу в том затруднительном положении, в котором он находится: несправедливо, чтобы вся тяжесть расходов моей большой семьи падала на него одного…Мне очень не хочется беспокоить мужа всеми мелкими хозяйственными хлопотами, и без того я вижу, как он печален, подавлен, не спит по ночам и, следовательно, в подобном состоянии не может работать, чтобы обеспечить нам средства к существованию: для того, чтобы он мог сочинять, голова его должна быть свободна…Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, чтобы я с своей стороны постаралась облегчить его положение…Я прошу у тебя одного одолжения без ведома моего мужа, так как если б он знал об этом, то, несмотря на затруднительное положение, в котором он находится, он помешал бы мне это сделать…»
И вот мы увидели Натали в заботах о пушкинских изданиях, о бумаге, которая нужна для «Современника». «Мой муж поручает мне, дорогой Дмитрий,- пишет она брату 18 августа 1835 года,- просить тебя сделать ему одолжение и изготовить для него 85 стоп бумаги по образцу, который я тебе посылаю в этом письме. Она ему нужна и как можно скорее». Пушкин во время своего отсутствия нередко давал жене поручения по издательским и другим делам: «Мой ангел, одно слово,- начинает письмо Пушкин 11 октября 1832 года,- съезди к Плетнёву и попроси его, чтобы он к моему приезду велел переписать из собрания законов (год 1773, 1774 и 1775) все указы, относящиеся к Пугачёву. Не забудь!!!»
«…При сём пакет к Плетнёву, для «Современника»; коли цензор Крылов не пропустит, отдать в комитет, и ради бога, напечатать во 2 № (в мае 1836 года)». «Пиши мне … новости политические: я здесь газет не читаю,… что делается на белом свете». С такой просьбой «пиши мне…новости политические» к «куклам», не умным людям, не друзьям не обращаются.
2.7 Из интервью сына А.С.Пушкина, Александра, газете.
О многом могли бы нам рассказать письма Натальи Николаевны к Пушкину. Но они давно стали легендой. Они исчезли, будто никогда не существовали. Тайна пропавших писем, которые могли бы осветить затенённые страницы последних лет поэта и вместе с тем полнее ознакомить и с личностью его жены, волнует всех любителей русской литературы. Но следы писем затерялись. Мы знаем только то, что Наталья Николаевна очень дорожила этими письмами, что очевидно из интервью, которое дал А.А.Пушкин, сын поэта, в марте 1913 года сотруднику московской газеты «Утро России»: «Моя мать бережно, любовно относилась к хранившейся у неё переписке с отцом. Умирая, она словесно завещала нам, детям, хранить эту переписку».[5]
2.8 В. Бершадский, В.Сидоров, Н. Доризо, Ю. Друнина о Н.Н.Гончаровой. Легенда о бездушной, легкомысленной красавице пошатнулась. И сразу появились стихи Виктора Бершадского «Оправдание Натали». Они носили настолько злободневный характер, что имели подзаголовок «Отклик на письма Н.Н.Пушкиной к брату» и ссылку на номер «Литературной России» (№17 от 23 апреля 1971 года), где эти письма были опубликованы.[6]
В самом ритме стиха чувствуется полемичность по отношению к Смелякову, Ваншенкину, Ахматовой:
Но как бы при дворе не лгали,
Подмешивая к яду лесть,
Вы с гордостью оберегали
И славу Пушкина, и честь!
Себя вы в петербургском свете
С таким достоинством вели,
Что я из нашего столетия
Благодарю Вас, Натали!
Но эта благодарность никак не «подводила черту» в поэтической дискуссии. «В Доме писателей на улице Герцена,- рассказывает нам А. Ёлкин в книге «Одна тропинка из тысячи»,- шёл творческий вечер журнала «Москва». Поэт Валентин Сидоров сменил закончившего своё выступление Владимира Солоухина: « Я вам прочту несколько необычные стихи,- помолчав, обратился он к залу.- Стихи о Наталье Пушкиной. Меня всегда мучил вопрос - какая она была в действительности? Каков её образ, характер…»
Строками, полными печали,
К Вам обращались с давних пор,
Вас укоряли, обличали,
Вам выносили приговор
Язвительный, и в заключенье
Читали проповедь опять,
То снисходительно прощенье
Изволили Вам даровать.
Вас поучали столь исправно,
Как будто право обрели
Звать не Натальей Николаевной,
А фамильярно – Натали.
Как будто вправду стих наш дальний
И наши грубые персты
Коснуться смеют Вашей тайны
И вашей грустной красоты.
Но глохнет ропот монотонный…
А мне довольно одного:
Вы были пушкинской мадонной,
Вы были музою его.
Среди сомнений неотступных
Неколебим и чист Ваш храм.