Отсюда целесообразно охарактеризовать прекрасное как продукт воли. Важно при этом заметить, что если прекрасное есть специфический результат превращения жизнедеятельности индивида (игры сил природы) в предмет его воли (его собственной власти), т.е. выражает собой победу, власть интеллекта над аффектами, подчинение физических сил человека его разумной воле, то трагическое представляет собой пробуждение и развитие в человеке «дремлющих сил природы» и невозможность их подчинения со стороны человека, а потому есть явление по сути своей аффективное и в этом смысле чужеродное воле.
Здесь есть смысл обратиться к словам Кола Брюньона – героя одноименного произведения Ромена Роллана, в которых в достаточной степени фиксируется только что вскрытая характеристика прекрасного как специфически творческого акта, деяния: «Вооруженный топориком, долотом и стамеской, с фуганком в руках, я парю за моим верстаком над дубом узлистым, над кленом лоснистым. Что я из них извлеку? Это смотря по моему желанию... Радость верной руки, понятливых пальцев, толстых пальцев, из которых выходит хрупкое создание искусства! Радость разума, который повелевает силами земли, который запечатлевает в дереве, в железе и в камине стройную прихоть своей благородной фантазии! Мои руки - послушные работники, управляемые моим старшим помощником, моим старым мозгом, который, будучи сам мне подчинен, налаживает игру, угодную моим мечтам» (выделено нами. – М.М.).
Можно утверждать: если трагическое представляет собой способность человека ощущать изнутри себя игру стихийных сил Вселенной (как писал А. Блок, «слишком много есть в каждом из нас неизвестных, играющих сил...»), то прекрасное представляет собой наитруднейшую (основанную на воле) победу человека над самим собой как средоточием этих сил. Нетрудно видеть, что в формуле А.С. Пушкина «учитесь властвовать собой» таится глубина эстетической мысли, и она, эта формула, в известной степени есть ключ к раскрытию природы прекрасного.
Как утверждалось ранее, прекрасное есть результат снятия противоречий через посредство создания образа. Если теперь учесть только что представленную характеристику прекрасного в аспекте воли, то следует констатировать, что свободное, гармоничное развертывание физической и духовной энергии индивида на уровне прекрасного представляет собой продуктивную форму выражения (внутренней) воли творца.
Как видим, воля – один из ведущих компонентов в структуре субъекта прекрасного, т.е. одна из важнейших предпосылок прекрасного как эстетической категории. Именно через посредство воли действия индивида приобретают характер творчески осознаваемой необходимости, разумного образа действий (чего никак не могло быть в случае трагического).
Очевидно здесь и другое. Воля, реализуемая в направлении прекрасного, находится по ту сторону воли, которая лишена разумных, собственно человеческих целей: воля «сверхчеловека» (Ницше), а также воля утилитаристская (философия прагматизма), ибо ее потенциал служит не чему-то эгоистическому и прагматическому, не материальной выгоде и наживе, а утверждению, раскрытию человека как духовно богатого и бескорыстного существа.
Как завершающий этап (скачок) волевых усилий на уровне снятия, диалектического отрицания мук творчества в виде свободы прекрасное не является нейтральным по отношению к самочувствию творческого субъекта, – последний испытывает в данном случае, если можно так выразиться, духовные пиршества, т.е. высшую духовную радость (наслаждение) от творческого результата. Данное психологическое состояние индивида мы вправе характеризовать как прекрасное.
Эту мысль убедительно иллюстрируют высказывания самих творцов. Вот, например, свидетельство К. Станиславского о его работе над ролью Жоржа Дандена: «Дело подходило к генеральным репетициям, а я все еще сидел между двух стульев. Но тут, на мое счастье, совершенно случайно я получил «дар от Аполлона». Одна черта в гриме, придававшая какое-то живое комическое выражение лицу, и сразу что-то где-то во мне точно перевернулось. Что было неясно - стало ясным; что было без почвы - получило ее; чему я не верил - теперь поверил. Кто объяснит этот непонятный, чудодейственный творческий сдвиг! Что-то внутри назревало, наливалось, как в почке, наконец, - созрело. Одно случайное прикосновение - и бутон прорвался, из него показались свежие молодые-лепестки, которые расправлялись на ярком солнце. Так и у меня от одного случайного прикосновения растушевки с краской, от одной удачной черты в гриме бутон точно прорвался, и роль начала раскрывать свои лепестки перед блестящим, греющим светом рампы. Это был момент великой радости, искушающий все прежние муки творчества.
С чем сравнить его? С возвращением к жизни после опасной болезни или с благополучным разрешением от бремени? Как хорошо быть артистом в эти моменты и как редки эти моменты у артистов!»[27].
«Наслаждение, – признавался Бальзак, - когда один плывешь по чистому озеру среди цветов и скал при теплом ветерке, может служить слабым подобием того счастья, которое я испытывал, погружаясь в поток я не знаю какого света, когда из невидимого источника образы текут в моем трепещущем мозгу».
Будучи выражением необычного состояния творца, в процессе которого последний испытывает ни с чем несравнимое наслаждение, радость, прекрасное, как можно было заметить из процитированных высказываний, тесно связано с вдохновением как условием и нормой своего бытия.
КРАСИВОЕ, КРАСОТА, ПРЕКРАСНОЕ
Прежде чем непосредственно обратиться к данному вопросу есть смысл сказать несколько слов о приятном (как эстетическом понятии), о его отличии от прекрасного.
Прекрасное никоим образом нельзя отождествлять с приятным. Если эстетическое наслаждение (как грань прекрасного) носит духовно-интеллектуальный характер, а потому и предполагает наличие вдохновения, то приятное основано на врожденных физиологических мотивах субъективной жизни индивида, его ощущениях (обоняние, осязание и вкус) и не имеет никакой связи с вдохновением.
И. Кант справедливо писал: «Приятно то, что нравится внешним чувствам в ощущении», «удовольствие от прекрасного должно зависеть от рефлексии о предмете, которая приводит к какому-нибудь (неизвестно, к какому) понятию, и оно отличается также от приятного, которое целиком основывается на ощущении».
Поскольку приятное лишено собственно духовного, интеллектуального начала, разума, то по справедливому замечанию Канта, «приятное ощущает и животное», а прекрасное, «красоту - только люди».
К этому тесно примыкает и другое положение: творческое наслаждение (прекрасное) – это бескорыстное (внутреннее) состояние человека; что касается приятного, то оно не наполнено таким содержанием, ибо в своем происхождении и существовании обязано в конечном счете не созиданию, а потреблению, не духовным, а природно-физиологическим потребностям, не внутренним, а внешним чувствам.
Принципиальное отличие прекрасного от приятного очевидно и в связи с тем, что если у прекрасного категория-антагонист – безобразное, то у приятного – отвратительное (уж, лягушка, крокодил).
А теперь непосредственно перейдем к интересующему нас вопросу о взаимоотношении понятий красивого, красоты и прекрасного.
В нашей эстетической литературе встречаются различные точки зрения по этому вопросу. Так, по мнению Л.Н. Столовича, красота (все красивое) – это широкое понятие, в него включаются прекрасное (очень красивое) и красота не в превосходной степени[28].
Е.А. Маймин придерживается иной позиции. Прежде всего он употребляет понятия красивое и красота как синонимы. Признавая близость понятий красивое (красота) и прекрасное, он утверждает их нетождественность. «И в науке эстетике и в обиходе, – пишет он, – существует понятие, которое близко к понятию прекрасного, – это красивое, красота. Иногда обоими понятиями пользуются как синонимами. Однако в строгом и точном смысле они хотя и близки, но не тождественны...».
Красивое – это нечто видимое нами или слышимое. Прекрасное еще и созерцаемое, воспринимаемое непосредственно и чувствами, и сознанием...
Очень часто слово «прекрасное» выражает высшую степень видимой красоты, абсолютную степень. При этом в прекрасном больше, чем в красивом, присутствует элемент духовного и этического. Прекрасное – не только высокая мера красоты, но и в глубоком своем значении высокая мера духовного и доброго. Таким образом, понятие прекрасного оказывается также шире понятия красивого. Оно может включать в себя понятие красивого, но не ограничивается им. Оно в большей степени, чем понятие красивого, предполагает высокую общественную значимость, общественную пользу»[29].
Различие красивого и прекрасного по-своему фиксирует О.В. Лармин (в книге «Искусство и молодежь». М, 1980), согласно которому красивое – это нечто внешнее («классически правильные черты лица, ослепительно белые зубы, волнистые мягкие волосы, идеальная спортивная фигура»), прекрасное – то, что характеризует внутренний мир человека («одухотворенность, доброта и мужество, творческое горение, живой пытливый ум, целеустремленность, бескорыстие и способность к самопожертвованию»).
Причем в ранг прекрасного ученый включает не только то, что непосредственно можно отнести к эстетической сфере, но и этическую область (доброту и мужественность, способность к самопожертвованию). (Как нам представляется, последнее едва ли стоит делать, когда речь идет о прекрасном, которое, как известно, является эстетической, а не этической категорией).