Смекни!
smekni.com

Основы эстетики (стр. 10 из 32)

Как известно, возвышенное до уровня трагического представляет такую связанную с познанием на уровне рефлексии активность индивида, которая не приносит ему свободы и покоя. Наибольшее беспокойство, неудовлетворенность миром и собой – удел трагического индивида.

Активность индивида, однако, как мы знаем, может подняться над уровнем трагического и перейти в сферу деятельности – творчества как второго, более высокого уровня возвышенного, связанного с переводом (переключением) внешних действий (аффектов) индивида в русло внутренних действий, внутренней, духовной активности.

Данный уровень возвышенного, надо сказать, имеет свой предел, т.е. кульминационную точку. Ее-то мы и намерены обозначить, охарактеризовать как категорию прекрасного. Соответственно этому прекрасное как категорию мы представим графически следующим образом:

Итак, прекрасное имеет статус творчества, а потому представляет собой способ творческого самоутверждения (самовыражения) человека в процессе освоения мира.

Нет сомнения в том, что как специфически сложившаяся форма человеческого самовыражения прекрасное возникает на основе труда, материально-практической деятельности, а точнее, на основе преодоления последней в рамках такой деятельности, которая непосредственно не связана с утилитарной необходимостью, т.е. в рамках «свободной деятельности – не определяемой, подобно труду, под давлением внешней цели, которая должна быть осуществлена и осуществление которой является естественной необходимостью или социальной обязанностью ...» (К. Маркс).

Что собою представляет творческое самоосуществление (в эстетическом аспекте), каков его механизм (?) – вот тот вопрос, которым мы должны теперь заняться исследуя прекрасное.

Как явление творчества (точнее выражаясь, эстетического творчества) прекрасное является гармонией природного и духовного (интеллектуального) начал, целе- и законосообразной игрой всех физических и интеллектуальных сил человека как целостного существа, индивидуальной целостности.

К теоретическому пониманию прекрасного как гармонии духовных (интеллектуальных) и природных (физических) сил близко подошел Шиллер («Письма об эстетическом воспитании»).

Гармонизация духовных и физических (телесных) сил в человеке выступает в качестве эстетически воплощенного идеала у многих художников. Пример тому – дискобол Мирона, по поводу которого В.А. Сухомлинский очень справедливо заметил: «...красоту дискобола Мирон воплотил в момент, когда напряжение внутренних духовных сил сочетается с напряжением сил физических, в этом сочетании – апофеоз красоты».

Не менее показателен на этот счет и такое художественное явление, как фигуры трех ангелов в знаменитой рублевской «Троице». Как пишет известный искусствовед В.Н. Лазарев в книге «Русская средневековая живопись» (М., 1970), «Среди всех созданий древнерусских художников рублевские ангелы представляются самыми бесплотными. Но в них нет и тени сурового аскетизма. Телесное начало не приносится в жертву духовному, а целиком с ним сливается».

Пожалуй, наиболее ярким примером в этом отношении является образ Давида, созданный Микеланджело. И. Стоун в своей книге «Муки и радости» (М., 1970) совершенно правильно писал, что Давид для Микеланджело «был мыслитель, ученый, поэт, художник, исследователь, государственный муж – гигант, чей разум и дух был равен его телесной силе».

Небезынтересно, как высказывались флорентийцы, увидя впервые статую Давида:

«Как величествен человек!/ Пусть никто не говорит мне, что человек подл и низок;/ Человек – самое гордое создание на земле;/ Ты создал то, что можно назвать самой красотой!»

Надо сказать, что антагонизм между физическими (природными) и духовно-интеллектуальными силами в человеке выступает как своеобразная ипостась на протяжении всей истории классового общества. С учетом этого положения не будет лишним отметить, что гармоническое развитие личности в своей глубокой сущности сводится к достижению гармонического сочетания в жизнедеятельности человека именно физических и интеллектуальных сил.

Итак, мы дали общую, сущностную характеристику прекрасного.

В гносеологическом аспекте определяющим началом творческого самоутверждения, самоосуществления на уровне прекрасного следует признать интеллектуальные силы (т.е. ум, существующий не в знаково-опредмеченной, статичной, а в распредмеченно-«живой», деятельной форме).

Если на пути к трагическому субъект в конечном счете отрицает знание (в связи с его абстрактностью и отчужденностью) как фактор утверждения своего «я», то теперь – на пути к прекрасному отношение его к знанию меняется: он признает его как собственную силу, благодаря которой можно раскрыть свои потенции как творческого существа. Ясперс справедливо отмечал, что в ряде трагедий герой (Эдип, Гамлет) сам спрашивает об истине. Мир требует от человека всеобщего знания. Но несмотря на это, следует добавить, герой вместе с тем находится, остается вне утверждения сознания как силы, способной привести его к свободе, проявлению как личности.

Это вовсе не означает, что субъект прекрасного нуждается в знании как таковом: субъект прекрасного нуждается не в знании как отчужденной форме бытия человека, а в действии, которое было бы разумным (гармоничным) по отношению к общему действию (состоянию) мира, его силам. И в этом смысле субъект прекрасного остается субъектом трагического, т.е. таким лицом, которое не нуждается собственно в знании как некоей абстракции.

Стоит обратить внимание на тот факт, что познавательный аспект прекрасного, т.е. связь прекрасного со знанием, истиной, утверждались эстетической мыслью в различные эпохи. Так, в античное время Платон называл прекрасное «великолепием истинного»; в новое время Гегель рассматривал прекрасное в качестве чувственно выраженной идеи, благодаря которой открывается истина.

Говоря о принципиальной важности знания на пути достижения прекрасного, мы вовсе не хотим утверждать, что знание является единственным на этом пути. Не менее важной основой здесь служит эмоционально-аффективное («природное») начало. Роль этого начала в структуре творческого самоосуществления трудно переоценить.

Вместе с тем надо сказать и о следующем. Знания и эмоционально-аффективное начало в процессе духовно творческой деятельности обретают характер единства, слитности. Опорой же этого специфически духовного единства становятся представления, организующим центром которых являются идеиэйдосы»).

Творческая деятельность индивида, связанная с достижением прекрасного, – это не мгновенный, а достаточно длительный акт, требующий от субъекта в течение значительного времени затраты сил и энергии. Она включает в себя такие этапы творческой субъективности: воспроизводящую, ассоциирующую и продуктивную – и ее нельзя представить вне мук творчества – «самой ужасной из всех человеческих пыток», по мнению К. Станиславского. Заметим в скобках, что истоки этих мук кроются в глубинах самой материи. Я. Беме не случайно говорил о «мучениях материи», связанных с неудержимой потребностью к движению и развитию.

В этой связи становится понятным, что прекрасное как явление творчества имеет прямое отношение и к мукам творчества. Справедливость этого положения подтверждается тем, что субъект, испытавший творческие муки и не достигший прекрасного, как бы отбрасывается от исходных рубежей творчества – на уровень трагического, вследствие чего его жизнедеятельность начинает протекать по законам, лишенным рационально-логического (осознаваемого) начала, т.е. по принципу аффективного действия, надрыва. Это находит свое выражение «в эмотивности действий и поступков (скандалы С. Есенина, эксцентричность Ф. Шаляпина), в повышенной эмоциональной возбудимости и даже истерии (Эдит Пиаф, Леонид Андреев, Артуро Тосканини)»[24].

На этой основе объяснима повышенная возбудимость и эффективность действий М. Монро и других известных творцов культуры.

Отсюда понятен смысл определения прекрасного как «преодоления трудностей, которое давалось в свое время Брехтом. Нет и не может быть искусства – а оно, как известно, относится к миру прекрасного, – если отсутствует серьезная, трудная, духовно творческая работа индивида.

Ну как здесь не вспомнить достаточно известное требование Ф.М. Достоевского: «Пусть потрудятся сами читатели».

Надо отметить, что муки творчества некоторые авторы относят почему то лишь к стадии объективации (материального воплощения) образа, а не субъективации, что, на наш взгляд, совершенно неоправданно: если творец и испытывает муки творчества в процессе объективации, то они в сравнении с муками, препятствиями духовного творчества (субъективации) носят, как правило, куда более скромный характер.

Ф.М. Достоевский имел основание говорить о первом и решающем деле поэта как создателя и творца, цель которого – получить «в сердце полный образ». Затем уже следует второе дело поэта, уже не так глубокое и таинственное, а только как художника: «это получив алмаз, обделать и оправить его. Тут поэт – почти что ювелир».

Прекрасное имеет связь с игрой, внутренним игровым действием индивида, через посредство которого преодолеваются барьеры и препятствия на пути проявления «я», однако важно не упустить из виду существенное отличие прекрасного от игры (соревнования, состязания). Все дело в том, что игра – это по преимуществу не более чем реализация определенных физических сил как таковых, т.е. это деятельность индивида во имя такого самоутверждения, которое можно квалифицировать как нереальное по отношению к действительности, существующему миру. Это именно игровое, иначе, иллюзорное по своему характеру самоутверждение, протекающее по законам изначально искусственным, т.е. по законам субъективного хотения, договоренности людей. Что касается прекрасного, то здесь мы имеем дело не просто с игрой человеческих сил, а с такой игрой, которая связана с освоением, познанием мира. В этом смысле мы должны говорить о прекрасном как игре, которая служит самоутверждению реальному, совершающемуся по принципам и законам, которые заложены в самой действительности, ее глубоких основаниях.