Смекни!
smekni.com

Женские образы в прозе б. Зайцева черниченко Светлана (стр. 2 из 9)

Критики отмечают и другую особенность творчества Б. Зайцева, связанную, по словам А. Горнфельда «с искренней верой в оживших голос».9

Космизм в творчестве Б. Зайцева проявляется, например, в том, что простой на первый взгляд священник из рассказа «Священник Кронид» становится выражением космической силы, сопрягаясь с солнцем, с мирозданием, с вечностью. В рассказе «Сон» герой доходит до постижения бессмертия, духа через «общение» с вечно умирающей и возрождающейся природой болота, а в «Тихих зорях» рассказчик в ограниченном промежутке своей жизни учится ощущать себя существом вечным и бесконечным. Говоря словами К. Кедрова, герои Б. Зайцева «всегда ощущали диалектическую связь между конечной человеческой жизнью и бесконечным бытием космоса. Внутренний мир человека – его душа. Внешний мир – вся вселенная».10

Метафорой русского космоса выступает традиционный русский пейзаж, обладающий «огромной силой содержательного лирического подтекста».11 Пейзаж символически воплощает русскую жизнь, которая, как писал Б. Кустодиев, «ассоциируется с временами года. Русская зима, лето, весна и осень мыслятся как замкнутые круги, каждый из которых имеет свою физиономию и психологию».12

Для всех сторонников импрессионистической поэзии было свойственно выражать чувственное ощущение мира через колористически воспроизведенный пейзаж. Это была своеобразная живопись настроения. Однако природа становится для Б. Зайцева не просто эквивалентом души космического человека, а чувствованием русского человека, живущего в родной среднерусской полосе. Не случайно такие детали разбросаны по произведениям писателя, как например, в рассказе «Тихие зори»: «Это лето я провел в деревне, в старом нашем гнезде, над русской рекой, под мягким русским солнцем… Церковь вычерчивалась тонким и благородным силуэтом на небе, и в этой русской её незаметности…было что-то вековое…».13

Система повторов усиливает общую авторскую идею. Слово «родина» можно встретить в виде повторяющегося лейтмотива. Например, в повести «Аграфена»: «О, ты родина!… Прими благословения на вечные времена, хвала тебе, Великая Мать».14

В основе мировоззрения Б. Зайцева всегда лежала религиозная идея, которая проявлялась в особом ореоле мистичности, присутствовавшем, по словам Т. Прокопова, «почти во всех его вещах, как необходимейший орнамент, окрашивающий и во многом объединяющий поступки и размышления его героев».15

Именно христианством окрашена глубина молчания героя Б. Зайцева, под знаком православия будет проходить все творчество писателя, отдавшего «всю долгую жизнь…делу духовного возрождения и молитвенного просветления великой основы России – Святой Руси».16

Два начала – художественное и духовное определяют развитие писателя. Сам Б. Зайцев подчеркивал, что начинал с импрессионизма: «Я начал с импрессионизма… Это…чисто поэтическая стихия, избравшая формой не стихи, а прозу (поэтому и проза проникнута духом музыки. В это время меня нередко в печати называли «поэтом прозы»)».17

Постепенно писатель приходил к осознанию необходимости решения отдельных религиозных и нравственных вопросов, они и становятся содержанием его произведений.

2. Образ женщины и его трактовка в произведениях

Б. Зайцева.

«Понять жизнь до конца нельзя.

Но самое главное в ней – любовь.

Это несомненно».18

Б. Зайцев.

Отечественная литература конца XIX – начала XX века обращается к постановке общемировых вопросов о смерти и бессмертии, зле и страдании, свободе и несвободе, истине и лжи.

В центре внимания русской литературы был человек – его взаимоотношения с сущим, его внутренний мир. С. Франк говорил: «Для русской философии и всего русского мышления характерно, что его выдающиеся представители рассматривали духовную жизнь человека не просто как особую сферу мира явлений, область субъективного или как придаток, эпифеномен внешнего мира. Напротив, они всегда видели в ней некий особый мир, своеобразную реальность, которая в своей глубине связана с космическим и божественным бытием».19

Такое восприятие внутреннего мира было свойственно Л. Андрееву, И. Бунину, А. Блоку, Б. Зайцеву и многим другим художникам «серебряного века». Некоторые исследователи (в частности, и В. Агеносов) относят его творчество к нравственно-религиозному направлению.

Обращение к сфере духа для решения общечеловеческих проблем становится основной чертой прозы Б. Зайцева на протяжении всей его жизни.

Мировоззрение писателя формировалось под влиянием распространенных философских учений того времени, в частности, философии Вл. Соловьева. Сам писатель признавался: «Вспоминая те годы, вижу тома сочинений Соловьева, в красных сафьяновых переплетах, в Каширском флигеле, вижу всегда лето и солнце, свет. Вообще всегда свет связан с Соловьевым. Предчувствий мировых у меня не было. Блок и Белый оказались зорче. Но мне просто открывал Соловьев новый и прекрасный мир, духовный и христианский, где добро и красота, знание мудро соединены, где нет ненависти, есть любовь, справедливость. Казалось, следовать за ним – и не будет ни национальных угнетений, ни войн, ни революций. Все должно развиваться спокойно и гармонически».20

С трудами Соловьева связано понимание Б. Зайцевым Вечной Женственности, как всеобщего духовного начала, любви, как смысла жизни, красоты, как «духовной телесности», проявляющейся в «светоносности» и «небесности». Не случайно многие произведения Б. Зайцева перекликаются с проблемами философа («Дальний край», «Мать и Катя», «Голубая звезда»).

Увлечением учением Соловьева объясняется и тяготение писателя к мистическому постижению бытия, которое со временем перерастет в христианский мистицизм.

Иррациональное, по убеждению Б. Зайцева, превосходит рациональное. Чувства, ощущения, в отличие от разума, способны приблизить человека к трансцендентному. Невозможность понять логику законов бытия в Абсолюте, требует спокойного приятия их. Вера, таким образом, возводится до единственной категории, способной примерить существующие противоречия, наделить человека ощущением гармонии. Абсолютная любовь выступает в качестве прообраза Божественной веры. Она объединяет жизнь и смерть, облегчает переход в мир иной, наделяя человека сознанием не зря прожитой жизни и осознанием бессмертия великого чувства.

Интересно, что с появлением в творчестве Б. Зайцева концепции абсолютной любви все чаще используются образы, связанные с христианским пониманием мира: свеча любви и тихая церковь в «Тихих зорях», кроткая и милостивая Богоматерь, смерть в виде черной монашки, свечи и лампадка, чаша жизни в «Аграфене», звезда волхвов в «Спокойствии». Эти образы не всегда являются сквозными, но их использование в произведениях не случайно, приобретает глубокий смысл, символический характер. Ужас перед смертью сменяется у Аграфены спокойным принятием всего, что посылает ей «Он». Женщина покорно пьет из «скудельного сосуда Его благодати и ужаса».

Любовь у писателя, как и у Соловьева, несет в себе некую двойственность: реальное чувство, физическое влечение, и любовь, как предощущение чего-то вечного, неземного, трагического и в то же время необходимого и прекрасного. Условно можно говорить о том, что цвета, соответствующие земной любви – это цвета Солнца, духовной – Луны. Солнце и Луна выступают в качестве цветозаменителей.

Солнце у писателя соседствует с чем-то золотистым, розоватым, желтоватым, рыжеватым, как в «Мифе» (1906). Все произведение пронизано светом, мельчайшими его оттенками и впечатлением от них: сонно-желтеющие (купы яблок), слюдяно-золотые (колоски), рыжевато-сияющая (Лисичка), прозрачно-персиковое (тело), кораллово-розовая (кровь), дымно-золотистый (воздух), пенно-розовый (румянец). Луна – это оттенки белого, голубого, золотистого цветов.

В «Аграфене» (1907) любовь как чувство извечно прекрасное, спасительное утверждается с помощью образа «глубоких снегов», «зимне-синеющих» просторов и горизонтов», куда можно уйти и «стоять в снеговых полях, дышать острым и опьяняющим воздухом прежнего».21 с другой стороны, любовь как животная страсть может погубить, вовлечь человека в пучину темного Хаоса: «сердце, гибнущее в любви, мрачнее снежных ночей».22

Итак, основными образами-символами, восходящими к природному, естественному бытию, становятся солнце и луна, причем, чем дальше, тем ночной свет приобретает первоочередное значение. Солнце становится символом Жизни, радости, наслаждения земным.

Любовь помогает приблизиться к вечной тайне бытия. Предощущение любви, Вечной Женственности разлито во всем. Любить – значит жить, жить – значит любить – по такому пути идут зайцевские героини. Отсюда и идеал, возникающий в творчестве писателя – жизнь без любви невозможна.