Сто машин, да сто тракторов, да 16 комбайнов!
Построен склад материально-технический, какого в области нет. Мастерские не хуже фабричных.
Свинокомплекс почти готов на 2 тысячи голов. Будет на 12. Короче говоря, хозяйство примерное и в области, да и для всего Нечерноземья.
То, о чем с вожделением мечтает какой-нибудь середнячок, в вагинском хозяйстве давно уже есть. И главное — нет у Вагина теперь проблемы с кадрами. Остается молодежь сейчас здесь с радостью. Многие за последние годы домой из города вернулись, да и городские сюда уже просятся.
Какой такой особый секрет у Вагина, чем это он людей приворожил? Михаил Григорьевич земледелец мудрый, многоопытный, знающий не только хозяйство, но и психологию современного крестьянина. И наблюдать его в работе, и говорить с ним — интересно! И поучительно, потому что с ним видятся не только верхушки, но я бы сказал, корневая система жизни.
Сценарий — это первый вариант картины, еще не снятый, но уже рассчитанный. Этот вариант дает возможность режиссеру усовершенствоваться. Написав сценарий, я определяю его слабые места. Я собрал большой материал, изучил хозяйство, познакомился с людьми. Все это изложил в той последовательности, которая определилась на тот момент. А приехав с камерой на место, стал уже думать. Могу я перевести этот сценарий буквально на пленку? Могу. Могу, так же как в сценарии, медленно развивать события, но "зацепить" зрителя не смогу.
А теперь обратимся к фильму. В сценарии драматургия стертая, конфликты вроде бы называются, а не показываются. Во всяком случае, прочитали три эпизода, а действия не началось. Тогда я стал искать такой эпизод, который сразу объяснит две вещи, необходимые для всей картины. Ситуацию, атмосферу и образы главного и второстепенных героев. Как можно было бы назвать этот эпизод? Знакомство. Вот в этом эпизоде происходит знакомство с местом, с ситуацией и с героями одновременно. По протяженности эпизод небольшой, но зритель уже в действии, в конфликте. С моей точки зрения, режиссер поступил правильно. Он пожертвовал очень большой информацией: здесь нет истории хозяйства, нет уровня зарплаты, материального цифрового выражения благосостояния, то есть многих сведений, которые не один день собирал автор. А режиссер про них "забыл", зато смог отыграться в другом — здесь показана загадочная русская душа, намечен характер.
После этого эпизода начинает сразу рисоваться человек со всеми своими достоинствами, недостатками, со своей позицией, со своим отношением к людям, со своим отношением к советской власти, к хозяйству, к стране, к чему угодно. В сценарии написано много слов для того, чтобы люди, не знающие, что такое Заволжье и каковы люди, которые живут там, поняли это. А в фильме это же выражено пластически. Вот стоят два бородатых мужика, и вы сразу чувствуете, что это действительно посконная Русь. Еще несколько кадров, и вы воспримите без слов атмосферу национальную и географическую, не нужно ничего объяснять.
А сейчас обратимся к действительному эпизоду сценария. Называется он "Дом".
Нужен ли крестьянину свой дом?
Применительно к вагинской ситуации вопрос выглядит так:
— Согласен ли крестьянин тратить сейчас свои средства на строительство собственного дома, когда колхоз ему может дать квартиру в благоустроенном бараке?
Это корневой вопрос.
Вот стоят в Сухоноске две крепкие избы. Колхозные дома, ремонт требуется самый малый. Сватает Вагин эти избы уже не первый год жителям отдаленных деревень. Не идут!
Зачем, — говорят, — если можно подождать и квартиру получить на поселке со всеми удобствами...
Да, но в своем дому легче хозяйствовать!
Так вот оказывается, если приходится выбирать между благоустройством и домашним хозяйством, нынешняя молодежь выбирает благоустройство. Может это явление временное? Может быть с возрастом и к ним придет желание хозяйствовать по-крестьянски?
Задумается Вагин...
Отчего какого-нибудь грузина или прибалта и уговаривать не надо, чтобы он себе дом строил. Это его первая жизненная надобность и мечта. При первой же возможности, как только на ноги встал — сейчас же дом ставить. И чтобы лицом в грязь не ударить, будет тот строитель отделывать дом и по устройству, и по внешнему виду, чтобы ни в чем не уступить соседу своему.
— Строй, Василий, свой дом в Сухоноске! — говорит Вагин какому-то парню, — мы тебе ссуду дадим...
— А на что, Михаил Григорьевич? Ты, не дай бог, помрешь или так на пенсию выйдешь, тута и кончится наша благодать. Вон в Хохломе как живут — одними валенками кормятся. Будет у меня тут дом, так я на век привязанный. А так, если что не по мне — фьють и нету. Да ты не боись, пока меня отсюдова никакими клещами не выдерешь. А квартиру ты мне и так дашь. Ведь дашь, Григорич?!
И верно, дает сейчас колхоз квартиры всем желающим. Очередь, конечно, есть и тут. Но уж коренной крестьянин молодой, да в случае женитьбы — тут же на свадьбе ему ключи:
На, мол, родной! Укореняйся на родной земле!
Ну, зачем, спрашивается, ему пупок рвать и самому строиться?
— Как же так, Михаил Григорьевич?
— Да вот так... — вздохнет Вагин. — Колхоз квартиру, родители тысяч пять на обстановку дадут вместе со сватьями, да гостями на свадьбе — гуляй ребята! Невеста может быть и луковицы в огороде еще ни разу не посадила, а у нее все уже есть. Сами иждивенцев растим, а потом жалуемся...
Поговорим о доме с Вагиным, поговорим и с молодежью.
Картина вырисовывается вот какая:
Самому строиться в деревне сейчас трудно. Дорого и материалу порой взять неоткуда. Кроме того, для молодой семьи, оказывается, нет надобности обзаводиться большим домом.
Детей много, как встарь, не ожидается. Больших застолий здесь и по праздникам не водится. Хозяйством обрастать не хочется. Зачем? Заработки хорошие, за маслицем можно и в город слетать... Не выветрилось в людях еще и "чемоданное" настроение.
По морям, по волнам, нынче здесь — завтра там — любили эту песенку родители и мечтали, небось, из деревни куда-никуда. Велика Россия! Чего дома сидеть! А дом признак прочности и культуры бытия. Говорят, какой-то немец пытался доказать прямую зависимость формы пивной бутылки от общественного устройства. Не знаю. А вот что есть прямая связь у дома и его хозяина — это сомнению не подлежит. Значит, анализируя отношение крестьянина к дому, мы как бы проникаем в суть его нынешнего мировоззрения. Обрадуется сердце Вагина, когда придет к нему Лева Разборов и скажет:
— Помогите мне дом перевезти в Сухоноску. Мне ваша даровая квартира не требуется, хочу жить в своем дому...
Мы покажем переезд Разборова на новое место жительства и приглядимся к этому крестьянину, когда он сам станет по бревнышку дом собирать. Кажется нам, что у Разборова с Вагиным будет важный разговор.
Кстати, на помощь придут и брат Василий с Тоней. Так сюжет нас выведет на эту семью, о которой следует рассказать особо. Однако для начала введем нашего зрителя в курс дела…
Эпизод в сценарии был подробно расписан, не было еще представления о том, как он войдет в картину. Разница во времени между сбором материала и съемкой фильма может быть большая. Я изучал материал, писал сценарий, сценарий приняли, потом выделили деньги, рассчитали смету, короче говоря, от написания сценария до съемок прошло полгода. И рассчитать заранее, что случится на съемочной площадке, не может даже опытный режиссер. Но у него есть сценарный вариант. Не так пойдет дело, так эдак. Проблема никуда не уйдет. Не с парнем будет диалог насчет "бери себе дом", так с девушкой, не с девушкой, так со стариками, но такой эпизод возможен. Потому что есть Сухоноска, есть новостройка, есть дома, которые "сватает" не первый год председатель.
Когда снимался этот эпизод, я не знал, что он окажется первым в картине, не знал, какое место он займет в композиции. Драматургическое решение приходит дважды, если не трижды, в период производства. У меня были разные варианты. В картине, например, предусмотрен эпизод, как люди уезжают из деревни на центральную усадьбу. Я предполагал, что он будет начальным. Потом понял, что он должен быть в кульминации картины, а не в экспозиции. То есть когда я уже начал драматургически складывать картину на монтажном столе, то отошел от первоначальной композиции сценария. И большого греха в этом не вижу — документалист очень часто сталкивается с такой ситуацией. Но есть две опасности.
Одна опасность заключается в том, что человек может поехать на съемочную площадку "голым", снимет все, что там попадется, а уж потом займется конструированием.
Вторая опасность состоит в том, что режиссер боится нарушить сценарий, ему кажется, что автор лучше его знает материал, и он буквально идет по сценарию. Нельзя снимать без сценария, и нельзя документалисту буквально следовать сценарию, как в игровых картинах, где режиссер реализует на съемочной площадке свой сценарий с минимальными отклонениями.
Мы уже говорили о заявке, о сценарии, но на этом взаимоотношения режиссера с драматургом не кончаются. Драматург или автор участвует в съемке (если это не одно и то же лицо — режиссер и автор) для получения слова в кадре, то есть на съемках синхронных и для создания авторского текста после того, как будет смонтирована передача. Иногда это происходит параллельно, а иногда даже слово пишется раньше изображения, которое потом монтируется под текст. Формы работы могут быть разные. Слово на телевидении и в кино — это особо сильное выразительное средство, которым надо уметь пользоваться.
Сначала слово появилось на экране в печатном виде. В немом кинематографе были титры, напечатанные в кадре, которые поясняли изображение.
Потом слово перекочевало за кадр и стало сопровождать звуковое кино дикторским текстом. И сразу появились определенные параметры во взаимоотношениях слова и изображения. Новичкам, которые приходили в кино и писали свои дикторские тексты, сразу объясняли основное правило. Оно звучало так: метр изображения — три слова. Арифметика была простая, если нужно озвучить, например, двадцать метров, значит текст должен содержать шестьдесят слов. Я имею в виду метр широкой 35-миллиметровой пленки. Когда появилась узкая пленка, расчет, соответственно, был другой — 5 слов на метр. Эти технические параметры были обусловлены протяженностью. Пока диктор произносил слова, проходили секунды и метры изображения.