Натурализации нового понятия помогают и сами чернокожие жители США, считающие себя "афро-американцами". Их повеление и стиль коммуникация позволяют говорить о своеобразном дуализме нового этнокультурного сознания, где одновременно присутствует стремление подчеркнуть африканское происхождение (манерой одеваться, интересом к историческому прошлому Африканского континента, идеализацией его культурной специфики) и продемонстрировать приверженность чисто американским ценностям (работа, индивидуализм, материальное благополучие). Для "афро-американцев," характерно, таким образом, обостренное этническое самосознание и преданность "американской мечте".
Подводя итоги своей работы, Филоджин подчеркивает, что новое социальное представление - "афро-американцы" - возникло внутри чернокожего сообщества граждан США. Подгруппа, относящая себя к этой номинации, обладает вполне конкретными социодемографическими xapaктepиcтикaми, выделяющими ее из социального сообщества "черных". Именно эта
102
социальная подгруппа выступает в роля прототипа данного социального представления, способствуя его категоризации и объективация в массовом сознания. Для белых американцев переход к новой номинации предполагает разрешение конфликта между прежней системой ментальных категорий и изменившейся социальной реальностью. Кристаллизация понятия "афро-американцы" происходит путем "расщепления" существующей системы категорий (где образ "черного" ассоциируется с негативными личностными и социальными характеристиками и идеологией расовой сегрегации) и этнокультурного переосмысления объекта.
Одна из интереснейших науковедческих проблем, которую поднимает теория социальных представлений, касается соотношения обыденного знания и науки, считает английский социолог Мартин Ройзер (39). Московичи предложил четкую схему исторической трансформации научного знания, которая однако нуждается в конкретизации и эмпирической проверке, считает Ройзер. С этой целью он предлагает сопоставить идеальную модель Московичи с реальной практикой становления "науки об общественном мнении", проследив ее эволюции от "идеологических заготовок" эпохи Просвещения до новейших методик опроса общественного мнения. Помимо исторических факторов, автор использует также данные контент-анализа британских газет и журналов (за период с 1983 по 1987 г.), в которых регулярно печатаются результаты опросов населения.
Согласно Московичи, пишет Ройзер, обыденное знание и науку "можно рассматривать как соперничающие варианты классификации социальных представлений" (39, с. 412). Обыденное знание управляет консенсуальным универсумом, научное - миром "воплощенных" тактов. Идеи, знания и мнения, циркулирующие в каждом из дискурсивных универсумов, формируются в процессе взаимодействия обыденного и научного значения, при том, что суждения здравого смысла образуют первооснову
103
любых, в том числе и научный представлении. В историческом отношении обыденное знание также предшествовало формированию науки. Однако "овладев" повседневными представлениями, наука начинает диктовать им свои условия, придавая хорошо известным вещам таинственный облик математических формул. Современный взаимообмен обыденного и научного облегчается гигантским развитием средств массовой информации, которое охватывает не только содержательную сторону знания, но и методологию, т.е. способы его получения. Поскольку эта модель, по замыслу Московичи, является универсальной, она может быть верифицирована на материале любой отрасли знания, получившей статус науки, резюмирует свои рассуждения Ройзер. Свою задачу он видит в том, чтобы, "руководствуясь данными средств массовой информации, проверить" насколько глубоко укоренилась сегодня научная версия общественного мнения" (39, с. 413). Иными словами, он предлагает исследовательскую тактику, обратную той, что использовал в, свое время Московичи: если автор "Психоанализа" проследил процесс вторжения идей Фрейда в консенсуальный мир представлений, то Ройзер хочет выяснить, в какой мере общественное мнение (т.е. обыденные суждения людей о мире) смогло "воплотиться" в научную концепцию.
Понятия "общественное мнение" и "здравый смысл" настолько тесно переплетены между собой, что первоначально их разделение представлялось необоснованным даже тем мыслителям, которые задумывались 6 природе этих социальных феноменов. Поэтому изучение общественного мнения долгое время развивалось в. русле обыденных представлений и философских, спекуляций. Интерес к этому явлению стал повсеместным в эпоху Просвещения, которая декларировала высшую политическую ценность мнения простых людей. Руссо, Бентам и Милль заложили философский фундамент "совокупности знаний об общественном мнении", постепенно это "знание" переросло раки обыденных суждений и достигло ранга "явления
104
интеллектуального порядка" (39, с. 414). Однако первые опыты собственно научного анализа общественного мнения "относятся к XX столетию. Пионерами этой области Ройзер считает Лебона и Мак-Дугалла. Лебон полагал, что общественное мнение принадлежит к разряду иррациональных коллективных феноменов, Мак-Дугалл защищал более оптимистическую идею "группового разума", но оба они были единодушны в неприятии трактовок этого знания в терминах здравого смысла. Недостатком теорий Лебона и Мак-Дуталла была умозрительность, особенно заметная на фоне набиравших силу количественно-статистических методов опроса населения.
Первые шаги в этом направлении сделали американские журналисты. В 30-е годы в США получила распространение практика так называемых "пробных выборов", зондировавших мнение избирателей путем выборочных опросов. Эти "соломенные опросы" проводили популярные газеты и журналы, которые сенсационными политическими прогнозами надеялись поднять собственный рейтинг и привлечь новых подписчиков. Это доморощенное журналистское "зондирование" пошло на убыль после образования в 1936 г. Американского института общественного мнения, уверенно предсказавшего победу на выборах кандидата от демократов Франклина Рузвельта. Сотрудники Гэллапа сумели опровергнуть многочисленные журналистские прогнозы, сулившие победу республиканцам, потому, что в их распоряжении были новейшие статистические методы и научная теория выборки, подчеркивает Ройзер.
Другим корифеем новой социальной науки был психолог Ф.Оллпорт. В 1837 г. он опубликовал статью под названием "Вперед, к науке об общественном мнении", где сформулировал обширную программу изучения этого феномена в рамках бихевиористской науки. Главной мишенью критических рассуждений Оллпорта стала идея "группового разума". Перечисляя ошибки и заблуждения, характерные для "обывательского" понимания общественного мнения, он возражает против его
105
персонификации как некоей "надорганической сущности" или "группового продукта", который, обладая независимым существованием, превосходят совокупность составляющих его индивидуальных мнений. "Журналистскому" толкованию предмета, смешивающему содержание общественного мнения с его публичной презентацией, Оллпорт противопоставил его дефиницию как "арифметической суммы индивидуальных вербализаций" личностных предпочтений, которые имеют поведенческие следствия и могут быть описаны и измерены.
Благодаря усилиям Гэллапа и Оллпорта началось широкое внедрение научных методов изучения общественного мнения, которое сегодня представляет собой "развитую индустрию опросов" (39, с. 418). Однако совершенствование методик и техники не сопровождалось параллельным развитием теории. Напротив, бихевиористская концепция- Оллпорта оказалась суженной до пределов одного-единственного тезиса: общественное мнение складывается из высказываний индивидов. Это утверждение используется как теоретическое обоснование практики проведения опросов, к которой, в сущности, и сводится вся наука об общественном мнении. Теоретической альтернативы концепции Оллпорта все еще нет," а все дискуссии, которые имеют отношение к общественному мнению, исчерпываются обсуждением результатов опросов и выводами относительно поведения электората. "Поскольку опросы проводятся научными методами, считается, что изучение общественного мнения носит научный характер. Однако практически ничего не говорится о его природе и динамике. На самом деле наука об общественном мнении ... является сегодня почти исключительно методологической" (39, с. 429).
Таким образом, гипотеза Московичи подтвердилась лишь частично, считает Ройзер. На примере научного анализа общественного мнения можно увидеть, что суждения и образы здравого смысла оказались значительно более устойчивыми, чем предполагал французский психолог. Они постоянно
106
заявляют о себе в тех приемах интерпретации "феноменов общественною мнения", которыми пользуются сегодня средства массовой информации я их потребители. Об этом говорят данные контент-анализа современной британской прессы" которая широко использует не только метафоры обыденного сознания, но и его специфическую логику, против которой выступали Лебон и Оллпорт. Элементы суждений здравого смысла обнаруживаются как в самой подаче информации, касающейся опросов (графики и процентные соотношения постоянно дополняются рисунками, карикатурами, шаржами и т.п. зрительными образам), так к в содержательном ее толковании. Например, причинное объяснение тех или иных сдвигов в социальных предпочтениях то и дело подменяется суждениями по принципу post hoc, ergo propter hoc. Так рождаются журналистские клише, называемые научным термином "факторы", которые, в отличие от подлинно научных объяснений, касаются не столько причин, сколько обстоятельств, сопутствующих или предварящих динамику общественного мнения ("Фолклендский фактор" как "причина" победы Маргарет Тэтчер на выборах в 1983.г.). Поэтому прогнозы, которые делаются на базе опросов, "скорее напоминают судорожные ожидания азартного игрока, чем предсказания ученого" (39, с. 428).