Вследствие, казалось бы, незначительной перемены внешности майора весь мир перевернулся с ног на голову. Мало того, что нос обрел все человеческие свойства и признаки, - он стал могущественнее своего обладателя, демонстрируя тем самым ничтожную роль человека в этом городе, в этом мире. После потери носа Ковалев не свободен в своих действиях, круг его возможностей снизился почти до точки, и все его усилия направлены на одно – вернуть столь «заметную часть тела» на прежнее место.
Вещи играют очень важную роль в произведениях Гоголя, люди растворяются в этом мире вещей. Поэтому неудивительно, что мир предметов – город – подавляет человека, делает его существование механистическим и инерционным.
«Шинель»
Мысль о человеке, душу которого вдохнул Бог, а судьбу нередко определяет черт, видимо, не оставляла Гоголя. Герой повести «Шинель» Акакий Акакиевич Башмачкин во всем обижен судьбой, даже имя при рождении получил неблагозвучное. Но Башмачкин не ропщет: ему уже за пятьдесят, он не пошел дальше переписки бумаг, не поднялся чином выше титулярного советника; у него нет семьи, друзей, не ходит он в театр, ни в гости, ни просто погулять: все его духовные потребности удовлетворяются переписыванием бумаг.
Гоголь детальнейшим образом описывает, как окончательно протерлась старая, много раз чиненная шинель Акакия Акакиевича, как он по-детски пытался убедить портного Петровича, что сукно еще новое, поставить бы заплатки; как Башмачкин пытается раздобыть недостающие сорок рублей, как сэкономить. Наконец вожделенная шинель приобретается, но вскоре и ее крадут. Акакий Акакиевич бесполезно ходит по чиновникам, пытаясь разыскать пропавшую шинель и… умирает, не выдержав равнодушия со стороны «значительного лица».
Смерть, казалось бы, поставила точку в истории Акакия Акакиевича. Но Гоголь преподносит читателю еще одну неожиданность. Он рассказывает о мертвеце, который искал по ночам свою шинель, поэтому сдирал шинели со всех, не разбирая чина и звания. Мертвец не успокоился, пока не добрался до «значительного лица» и не содрал шинель с его плеч.
Такой фантастический поворот событий напоминает мрачные чудеса «Вия». Но в «Шинели» описание действий мертвеца приправлено юмором и так подано, что невозможно сказать наверняка, что было на самом деле, а что родилось в воспаленном воображении обывателей. Гоголь, правда, сообщает в самых последних строках, что, когда будочник попытался задержать привидение, оно, остановясь, спросило: «Тебе чего хочется?» - и показало такой кулак, какого у живых не найдешь. К тому же привидение было гораздо выше ростом, чем Акакий Акакиевич и носило «преогромные усы». Однако генерал в момент встречи с мертвецом-грабителем узнал Акакия Акакиевича и даже услышал его голос: «…твоей-то шинели мне и нужно! не похлопотал об моей, да еще распек, - отдавай же теперь свою!» Впрочем, в состоянии ужаса немудрено услышать слова, которые давно твердит голос совести. И без того почти каждый день представлялся генералу «бледный Акакий Акакиевич, не выдержавший должностного распеканья».
Гоголь так и оставляет читателя в неизвестности: было ли это привидение или что-то другое. Во всяком случае, если по Петербургу шли слухи о чиновнике-мстителе, бунтующем после смерти, в этом проявлялся гнев, который испытывал еще живой Башмачкин. В горячечном бреду он «сквернохульничал» и вслед за словами «Ваше Превосходительство» произносил какие-то другие, «страшные слова».
После издания новых сборников «Миргород» и «Арабески» слава Гоголя еще более возросла. В.Г.Белинский в статье «О русской повести и повестях г.Гоголя» провозгласил его «главою литературы, главою поэтов»[19] - и это при жизни Пушкина!
В 1836 г. в Александринском театре в Петербурге состоялась премьера «Ревизора». Но вскоре Гоголь вновь уезжает за границу. Уезжает неожиданно для его знакомых и друзей, глубоко травмированный критическими отзывами: «еду за границу, там размыкаю ту тоску, которую наносят мне ежедневно мои соотечественники». Многие биографы пришли к выводу, что причина внезапного отъезда – общественная реакция на комедию…
Но, как оказалось, Гоголь принял решение об отъезде еще до премьеры «Ревизора», не так-то просто объяснить и этот поступок.
Гоголь пробыл за границей с июня 1836г. по апрель 1848г., но дважды за это время побывал на родине: в 1839-1840 и в 1841-1842гг.
Он исколесил чуть ли не всю Западную Европу, дольше всего прожил в любимой Италии – в общей сложности около четырех с половиной лет.
Плавал Гоголь и по Средиземному морю, а перед окончательным возвращением в Россию совершил паломничество в Святую землю, к Гробу Господню в Иерусалиме. По свидетельству сестры Гоголя Анны Васильевны: «Когда Гоголь собирался в путь за границу, ему хотелось получить непременно от кого-нибудь образ в виде благословения.
Долго он ждал напрасно, но вдруг получил образ Спасителя от проповедника Иннокентия. Это исполнение его желания показалось ему чудесным и было истолковано им, как повеление свыше ехать в Иерусалим и, очистив себя молитвой у гроба Господня, испросить благословение Божие на задуманный литературный труд».[20]
И в заграничной жизни Гоголя не обошлось без тайн… «Вообразите, что он был в Испании во время междуусобной войны; в Лиссабоне также», - с изумлением сообщал родным К. С. Аксаков осенью 1839 года. Гоголя даже стали называть «молодым испанцем».
В Риме в беседе со А. О. Смирновой-Россет (фрейлине, приятельнице многих литераторов) Гоголь подвел итог мистификации со своим путешествием в Испанию. Смирнова вспоминала: «Будучи в Риме, уже в 1843г., Гоголь начал что-то рассказывать об Испании и Португалии, где будто бы очень плохо дело обстояло с комфортом и с прислугой, где ему подали совсем холодную котлету. Я заметила, что Гоголь мастер очень серьезно солгать. На это он сказал: « так если ж Вы хотите знать правде, я никогда не был в Испании, но зато я был в Константинополе, а Вы этого не знаете».
Тут он начал описывать во всех подробностях Константинополь, называл улицы, рисовал местность, рассказывал о собаках, упоминая даже, какого они цвета, и о том, что там подают кофе в маленьких чашках с гущею… Речь его была наполнена множеством мелочей, которые мог знать только очевидец, и заняла всех слушателей на целых полчаса или около того.
«Вот сейчас и видно, - сказала я ему тогда, - что Вы были в Константинополе». А он ответил: - «Видите, как легко Вас обмануть. Вы привыкли, что б вам человек с первого разу все выхлестал, что знает и чего не знает, даже и то, что у него на душе. Вот же я не был в Константинополе, а в Испании и Португалии был».[21]
На самом деле, в Константинополе в отличие от Испании, Гоголь действительно побывал, но только через пять лет после встречи со Смирновой в апреле 1848 года, на обратном пути из Иерусалима в Россию.
По одним данным, в Испании он точно был, но проездом (непонятно, откуда и куда проездом, если учесть, что Пиренейский полуостров – это край Европы, и оттуда можно было отправиться только в Америку или Африку, где Гоголь уж точно никогда не был), потому что, в самом деле оставаться долго было неприятно после Италии: ни климат, ни природа, ни художества, ни картины, ни народ, не могли произвести на него особенного впечатления.
О мнимой поездке на Пиренейский полуостров Гоголь рассказывал многим своим друзьям. Однако ни одного письма Гоголя из Испании и Португалии до нас не дошло, как и чьих-либо воспоминаний о встречах с ним в этих странах. Нет и никаких следов получения писателем каких-либо финансовых средств для совершения такого путешествия. Из этого можно заключить, что Гоголь свое путешествие за Пиренеи просто выдумал. С того времени между Гоголем и А. Смирновой образовалась шутка: «Это когда я был в Испании».
Возможно, Гоголя навел на эту мистификацию с Испанией сюжет «Записок сумасшедшего», где главный герой воображал себя испанским королем.
Между тем сколько-нибудь очевидных подтверждений пребывания Гоголя в Испании и Португалии пока не обнаружено, и вполне возможно, что это одна из мистификаций, на которые он был великий охотник.
Разыгрывая своего собеседника, Гоголь имел обыкновение с невозмутимо серьезным видом приводить подробности, подтверждающие заведомо абсурдную версию. Так еще в Нежинской гимназии он чуть ли не убедил своего соученика М. А. Риттера, что у того «бычачьи глаза».
Аксаков вспоминает одну шалость Гоголя, в которой очень наглядно проявляется эта удивительная черта его характера. Гоголь как-то отправлялся из Москвы в Петербург. В почтовой карете, в одном купе с ним ехал один из знакомцев Аксакова, некий чиновник П. И. Пейкер.
Обрадовавшись соседству со знаменитым писателем, этот чиновник поспешил завязать разговор с Гоголем. Последний немедленно заверил спутника, «что он не Гоголь, а Гогель, прикинулся смиренным простачком, круглым сиротой и рассказывал о себе преплачевную историю». Когда же в Петербурге этот самый Пейкер был представлен Гоголю, он понял, что его мистифицировали и рассердился.
И мемуарист добавляет от себя: «Он был прав: за что Гоголь дурачил его трое суток?.. Мы успокоили Пейкера, объяснив ему, что подобные мистификации Гоголь делал со всеми».[22]
В 1935г. из Киева в Петербург Гоголь возвращался с друзьями – Данилевским и Пащенко. Ехали весело, вспоминая гимназию. Гоголь был в ударе. Он смешил спутников и предложил друзьям выдавать его станционным смотрителям за ревизора, якобы едущего инкогнито. Договорившись и распределив между собою роли, они послали Пащенко вперед, чтобы он распространял по дороге слухи о приближении тайного ревизора.
Когда Гоголь с Данилевским появлялись на станциях, их принимали с необычайной любезностью. В подорожной Гоголя значилось: «адъюнкт-профессор», что принималось сбитыми с толку смотрителями чуть ли не за адъютанта его императорского величества. Благодаря выдумке Гоголя до Петербурга доехали с необыкновенной быстротой.