Смекни!
smekni.com

Режимы, которые мы выбираем (От издателей) (стр. 5 из 58)

Более того. Легко показать, что любая теория, односторонне определяющая общество каким-то од­ним аспектом общественной жизни, ложна. Дока­зательств тому/ множество.

Во-первых, социологические. Неверно, будто при данном способе хозяйствования непременно может быть один-единственный, строго определен­ный политический строй. Когда производительные силы достигают определенного уровня, структура государственной власти может принимать самые раз­личные формы. Для любой структуры государст­венной власти, например парламентского строя определенного типа, невозможно предвидеть, какой окажется система или природа функционирования экономики.

Во-вторых, доказательства исторические. Всегда можно выявить исторические причины того или иного события, но ни одну из них никогда нельзя считать главнейшей. Невозможно заранее пред­восхитить последствия какого-либо события. Иначе говоря, формулировка «в конечном счете все объяс­няется либо экономикой, либо техникой, либо по­литикой» — изначально бессмысленна. Отталкиваясь от нынешнего состояния советского общества, вы до­беретесь до советской революции 1917 года, еще дальше — до царского режима, и так далее, причем на каждом этапе вы будете выделять то политические то экономические факторы.

Даже утверждение, что некоторые факторы важ­нее прочих — двусмысленно. Предположим, экономи­ческие причины объявляются более важными, чем политические. Что под этим подразумевается? Рас­смотрим общество советского типа. Слабы гарантии свободы личности, зато рабочий, как правило, не испытывает затруднений в поисках работы, и от­сутствие безработицы сочетается с высокими тем­пами экономического роста. Предположение, что экономика — главное, может основываться на вы­соких темпах роста. В таком случае важность эко­номического фактора определяется заинтересован­ностью исследователя в устранении безработицы или в ускорении темпов роста. Иначе говоря, понятие «важность» может быть соотнесено с ценностью, какую аналитик приписывает тем или иным явле­ниям. При этом важность зависит от его заинте­ресованности.

Что же означает, учитывая все сказанное, при­мат политики, который я отстаиваю?

Тот, кто сейчас сравнивает разные типы индуст­риальных обществ, приходит к выводу: характерные черты каждого из них зависят от политики. Та­ким образом, я согласен с Алексисом де Токвилем: все современные общества демократичны, то есть движутся к постепенному стиранию различий в условиях жизни или личном статусе людей; но эти общества могут иметь как деспотическую, тирани­ческую форму, так и форму либеральную. Я сказал бы так: современные индустриальные общества, у которых много общих черт (распределение рабочей силы, рост общественных ресурсов и пр.). разли­чаются прежде всего структурами государственной власти, причем следствием этих структур оказыва­ются некоторые черты экономической системы и отношений между группами людей. В наш век все происходит так, будто возможные конкретные ва­рианты индустриального общества определяет именно политика. Само совместное существование лю­дей в обществе меняется в зависимости от разли­чий в политике, рассматриваемой как частная си­стема.

2. Второй смысл, который я вкладываю в гла­венство политики,— это смысл человеческий, хотя кое-кто и может считать основным фактором общий объем производства или распределения ресурсов. Применительно к человеку политика важнее экономики, так сказать, по определению, потому что политика непосредственно затрагивает самый смысл его существования. Философы всегда полагали, что человеческая жизнь состоит из отношений между отдельными людьми. Жить по-человечески – это жить среди личностей. Отношения людей между собой – основополагающий элемент любого сообщества. Таким образом, форма и структура власти более непосредственно влияет на образ жизни, чем какой бы то ни было иной аспект общества.

Давайте договоримся сразу: политика, в ограничительном смысле, то есть особая область общественной жизни, где избираются и действуют правители, не определяет всех взаимосвязей людей в сообществе. Существует немало отношений между личностями в семье, церкви, трудовой сфере, которые не определяются структурой политической власти. А ведь если и не соглашаться со взглядом греческих мыслителей, утверждавших, что жизнь людей – это жизнь политическая, то все равно механизмы осуществления власти, способы назначения руководителей больше, чем что-либо другое, влияют на отношения между людьми. И поскольку характер этих отношений и есть самое главное в человеческом существовании, политика больше, чем любая другая сфера общественной жизни, должна привлекать интерес философа или социолога.

Главенство политики, о котором я говорю, оказывается, таким образом, строго ограниченным. Ни в коем случае речь не идет о верховенстве каузальном. Многие явления в экономике могут влиять на форму, в которую облечена в том или ином обществе структура государственной власти. Не стану утверждать, что государственная власть определяет экономику, но сама экономикой не определяется. Любое представление об одностороннем воздействии, повторяю, лишено смысла. Я не стану также утверждать, что партийной борьбой или парламентской жизнью следует интересоваться больше, чем семьей или церковью. Различные стороны общественной жизни выходят на первый план в зависимости от степени интереса, который проявляет к ним ис­следователь. Даже с помощью философии вряд, ли можно установить иерархию различных аспектов социальной действительности.

Однако остается справедливым утверждение, что часть социальной совокупности, именуемая политикой в узком смысле, и есть та сфера, где изби­раются отдающие приказы и определяются методы, в соответствии с которыми эти приказы отдаются. Вот почему этот раздел общественной жизни вскры­вает человеческий (или бесчеловечный) характер всего сообщества.

Мы вновь, таким образом, сталкиваемся с допу­щением, лежащим в основе всех политико-фило­софских систем. Когда философы прошлого обра­щали свой взор к политике, они в самом деле были убеждены, что структура власти адекватна сущности сообщества. Их убежденность основывалась на двух посылках: без организованной власти жизнь об­щества немыслима; в характере власти проявляется степень человечности общественных отношений. Люди человечны лишь постольку, поскольку они подчиняются и повелевают в соответствии с кри­териями человечности. Развивая теорию «Обществен­ного договора», Руссо открывал одновременно, так сказать, теоретическое происхождение сообщества и законные истоки власти. Связь между легитимностыо власти и основами сообщества характерна для большинства политико-философских систем прошлого. Эта мысль могла бы вновь стать актуаль­ной и ныне.

Цель наших лекций — не в развитии теории законной власти, не в изучении условий, при кото­рых осуществление власти носит гуманный характер, а в исследовании особой сферы общественной жиз­ни — политики в узком смысле этого слова. Одно­временно мы попытаемся разобраться, как поли­тика влияет на все сообщество в целом, понять диалектику политики в узком и широком смысле термина — с точки зрения и причинных связей, и основных черт жизни сообщества. Я собираюсь не только вскрыть различие между многопартийны­ми и однопартийными режимами, но и проследить, как влияет на развитие обществ суть каждого режима.

Иными словами, я намерен исследовать осо­бую систему, которая именуется политикой, с тем чтобы оценить, в какой мере были правы философы прошлого, допуская, что основная характерная чер­та сообщества — структура власти.

II. От философии к политической социологии

Чем социологическое исследование политических режимов отличается от философского или юриди­ческого? Обычно отвечают примерно так: филосо­фия изучает политические режимы, чтобы оценить их достоинства; она стремится определить лучший режим, либо принцип законности всех и каждого; так или иначе, цель ее — определение ценности, особенно моральной, политических режимов. Со­циология же в первую очередь изучает фактическое положение дел, не претендуя на оценки. Объект юридического исследования — конституции: юрист задается вопросом, каким образом в соответствии с британской, американской или французской консти­туциями избираются правители, проводится голо­сование по законопроектам, принимаются декреты. Исследователь рассматривает соответствие конкрет­ного политического события конституционным зако­нам: например, соответствовал ли Конституции Вей­марской республики принятый в марте 1933 года закон о предоставлении всей полноты власти? Со­ответствовал ли французской Конституции резуль­тат голосования в июне 1940 года во французском парламенте, когда всю полноту власти получил мар­шал Петен? Конечно, юридическое исследование не ограничивается формальным анализом текстов; важно также выявить, выполняются ли и каким образом конституционные правила в данный мо­мент в данной стране. И все же в центре внимания остаются конституционные правила, зафиксиро­ванные в текстах. Социология же изучает эти пра­вила лишь как часть большого целого, не меньший интерес она проявляет к партиям и образованным по общности интересов группам, к пополнению рядов политических деятелей, к деятельности парламента. Социология рассматривает правила политической игры, не ставя конституционные правила над пра­вилами неписаными, регулирующими внутрипартий­ные и межпартийные отношения, тогда как юрист сначала знакомится с положениями конституции, а затем прослеживает, как они выполняются.

В принципе верное, подобное разграничение сфер политической социологии, философии и права поверхностно. Хотелось бы несколько глубже разо­браться в особенностях чисто социологического подхода.