Впервые освоение России стало стратегией Китая
11.4.5. Финансирование модернизации
Финансовая политика Китая с самого начала реформы была направлена на стимулирование внутреннего спроса. Китайские руководители хорошо понимали «золотое правило» глобальной конкуренции, впоследствии сформулированное М.Портером, по которому эффективные транснациональные корпорации могут вырасти и окрепнуть лишь на емком внутреннем рынке соответствующей страны.
Поэтому уровень монетизации китайской экономики всегда был значителен; отношение денежной массы к ВВП превышало 100%. С 1997 года увеличение денежной массы составляло в среднем 17% в год, причем благодаря в целом эффективному контролю за ее структурой ее рост стимулировал не инфляцию (которая после … года остается низкой, а порой и отрицательной), но производство и рост банковских вкладов, в первую очередь населения.
После замедления роста китайского экспорта (…статистика…) под действием кризиса 1997-1999 годов ключевым инструментом стимулирования роста стало увеличение денежной массы при контроле за ее структурой. Эта политика не просто компенсировала ухудшение внешней конъюнктуры, но и качественно изменила сам характер развития Китая, решительно снизив его зависимость от мирового спроса и превратив в главный фактор роста китайской экономики ее собственный внутренний спрос.
Как свойственно процессам общественного развития Китая, механизмы увеличения реальной денежной массы можно условно объединить в два взаимодополняющие контура, выполняющие принципиально различные задачи.
Первый контур, постепенно сдающий свои позиции, поддерживает старый, но пока необходимый для сохранения стабильности и управляемости хозяйственный механизм. В его рамках происходит в основном кредитование госбанками государственных же предприятий со всей их неэффективностью; он подпитывается как господдержкой, так и вкладами населения (подобно тому, как это имеет место в Почтовом банке Японии и Сберегательном - России).
Второй, расширяющийся контур, обеспечивает решение задач модернизации и связан с активизацией фондового рынка. Помимо корпоративных эмиссий (на двух китайских фондовых рынках обращаются акции более чем 1200 китайских компаний), для его функционирования исключительно велико значение госзаймов. Государство финансирует модернизационные проекты - начиная от создания инфраструктуры и кончая техническим перевооружением госпредприятий - во все большей степени за счет выпуска ценных бумаг на внутренний рынок.
Таким образом, прирост денежной массы во многом создается в ходе поддержки неэффективного госсектора, а затем изымается с финансового рынка при помощи займов, обеспечивающих эффективные модернизационные проекты. В результате одни и те же средства проходят по обоим финансовым контурам, что обеспечивает их максимальное использование и погашение инфляционного эффекта.
Масштабы госфинансирования модернизационного контура велики. Только долгосрочные госзаймы на инвестиционные нужды и только в 1998-2000 годах составили 510 млрд. юаней (более 60 млрд.долл.). За счет госзаймов на внутреннем рынке, обеспечивающих модернизацию, бюджетный дефицит Китая в 2000-2001 годах вырос примерно вдвое, хотя и остался в безопасных рамках. В 2002 году бюджетный дефицит также был обусловлен необходимостью финансирования модернизационных проектов, хотя сам по себе он является естественным результатом импорта капитала.
Именно благодаря политике стимулирования инвестиций через госзаймы инвестиционный рост удалось ускорить с 11% в 2001 до более чем 16% в 2002 году, причем вложения в недвижимые объекты выросли более чем на 30%.
Недавнее открытие рынка акций для китайских граждан позволило расширить негосударственное финансирование модернизационного контура, в том числе и за счет контура стабилизации (так как на рынок акций стали уходить сбережения населения и из госбанков, финансировавших за их счет преимущественно госпредприятия). Дополнительным стимулом к расширению фондового рынка стали ограниченность иных способов вложения капитала и высокая рентабельность операций. В результате в операциях на фондовом рынке, несмотря на его низкую прозрачность, участвует значительная часть городского населения (ЗАЙЦЕВ).
В то время как стержнем экономической успешности Китая является его разумная и взвешенная финансовая политика, символом ее эффективности служит головокружительный рост золотовалютных резервов. За последние 10 лет они выросли более чем в 10 раз, среднегодовой прирост превышает 25%. По их размеру Китай занимает прочное второе место в мире после Японии, причем на третьем и четвертом местах также находятся экономики «Большого Китая» - Тайвань и Гонконг; их суммарные золотовалютные резервы существенно превышают золотовалютные резервы Японии.
11.4.6. Региональная экспансия
и новое позиционирование в глобальной конкуренции
Итоги «азиатского» кризиса 1997-1999 годов и всего последующего развития свидетельствуют не только о текущей устойчивости китайской экономики, но и о долгосрочном, перспективном и при этом весьма эффективном характере планирования ее развития. Для иллюстрации этого планирования достаточно задать простой вопрос: зачем в регионе, охваченном всеобщими девальвациями, Китай поддерживает стабильность юаня, в том числе и вопреки интересам собственной текущей конкурентоспособности?
Простейший и все еще распространенный ответ - в неповоротливости и неграмотности китайской бюрократии, которая тратит на представительские обеды более миллиарда долларов в год, дарит друг другу специально выпускаемые для этого представительские сигареты по 60 долларов пачка и либо в принципе не способна мыслить в категориях конкурентоспособности, либо поступается соображениями эффективности ради устаревших представлений о национальном престиже, ассоциируемыми со стабильностью валюты.
Однако этот ответ слишком прост и слишком похож на механическую экстраполяцию российских реалий (а также реалий некоторых иных стран) на качественно иные условия современного Китая. Высокомерное же презрение западных бюрократов и аналитиков к восточным основано на чем угодно, кроме понимания характера работы китайской государственной машины и, что особенно важно, практических результатов этой работы.
Прежде всего, стабильность юаня является результатом осознанного выбора китайского государства. Ограниченная конвертируемость в сочетании с огромными золотовалютными резервами позволяет государству определять динамику обменного курса как не только в средне-, но и в долгосрочной перспективе.
Наиболее вероятно, что оно поддерживает стабильность юаня, оценив опыт США по превращению доллара в мировую резервную валюту и связанные с этим преимущества. Его стратегическая цель - превращение юаня в региональную резервную валюту Юго-Восточной Азии и завершение таким образом переориентации стран региона с США и Японии на Китай. В долгосрочной перспективе прорисовывается и возможность формирования в Юго-Восточной Азии валютного союза наподобие еврозоны с юанем в роли евро.
Сохранение долговременной стабильности юаня - категорическое условие реализации этой стратегии, а конъюнктурные жертвы в ее рамках носят абсолютно оправданный характер и являются по сути дела сверхрентабельной инвестицией в национальное будущее.
Ключевой перелом в позиционировании Китая, сделавший описанную перспективу реальной, произошел в самом начале развития кризиса 1997-1999 годов (когда мало кто представлял себе его масштабы и значение) и был связан не только с экономическими, но и с военно-политическими факторами.
Летом 1997 года в ходе противостояния в районе Тайваня китайские вооруженные силы, отстававшие от американских в лучшем случае на поколение военной техники, фактически выиграли у них «войну нервов», вынудив отказаться от первоначальных намерений провести «демонстрацию силы» в поддержку властей Тайваня.
Хотя это противостояние и касалось частного вопроса, имевшего незначительное значение, первое со времен Вьетнама военно-политическое поражение США было в полной мере оценено целым рядом стран Юго-Восточной Азии.
Еще большее впечатление на них, как можно понять, произвело восстановление китайского суверенитета над Гонконгом. Сейчас уже забыто, насколько неожиданным для мира, да и для самих китайцев оказалась приверженность англичан букве заключенных в незапамятном прошлом договоров, из-за которой они отказались от своего владения. Можно лишь резюмировать, что отражением нашей силы слишком часто оказывается слабость наших противников.
Характерно, что Китай стал едва ли не единственной страной мира, осуществившей легитимизированные мировым сообществом территориальные приобретения после Второй Мировой войны (за исключением таких специфических случаев, как воссоединение Германии и Вьетнама, передача Крыма входившей в состав СССР Украине, а также объединение некоторых развивающихся стран - например, Танганьики и Занзибара в Танзанию, а Египта и Сирии в Объединенную Арабскую республику - в постколониальную эпоху).
Не случайно одним из самых ожесточенных сражений «финансовой войны» в 1997-1998 годах стала именно спекулятивная атака на гонконгский доллар, - при успехе она не только дискредитировала бы Китай, но и покачнула бы всю его экономическую и политическую систему. Однако она была отбита - в том числе и за счет объединения финансового потенциала Гонконга с экономическим и политическим влиянием Китая.
Присоединение Гонконга (с юридической точки зрения - воссоединение с ним) стало переломным моментом развития современного Китая, который впервые после долгого скрытого развития эры Дэн Сяопина отбросил конспирацию и сделал явную заявку на лидерство - формально в масштабе региона, а реально - и всего мира.
Присоединив Гонконг - финансовое сердце Юго-Восточной Азии и всего Тихоокеанского региона, Китай взял уже не под опосредованный, но прямой административный контроль важнейший ресурс вчерашнего и сегодняшнего мира - финансовые потоки. Тем самым он показал, что ему мало колоссальных золотовалютных резервов, мало огромных инвестиций, вливающихся в него через «финансовую воронку» Тайваня, - ему необходим уже контроль за финансовыми потоками и рынками за пределами его территории.
Эта заявка, равно как и способность к силовому противостоянию не с кем-нибудь, а со США, была в полной мере воспринята лидерами стран Юго-Восточной Азии, которые в кратчайшие сроки изменили свою внешнеполитическую ориентацию с преимущественно проамериканской на в значительной степени прокитайскую.
В результате эти страны не просто привели свой внешнеполитический курс в соответствие той высокой, а зачастую и доминирующей роли, которую играет в их экономиках китайская диаспора.
Результат был значительно глубже.
Изменив внешнеполитическую ориентацию, ряд стран Юго-Восточной Азии заложили тем самым серьезную уже не просто экономическую, но и политическую основу для формирования «зоны юаня», подобной планировавшейся, но не возникшей из-за жесткого противостояния США «зоне иены». Стратегические планы китайского руководства нашли свое отражение в устремлениях национальных лидеров региона, и никакие китайские погромы, вызванные кризисом, уже не могли изменить этой ориентации. В условиях неуклонного ослабления Японии и откровенно продемонстрированной в ходе кризиса 1997-1998 годов немотивированной враждебности США АСЕАН все больше начинает смотреть на мир глазами Китая, превращаясь в региональную организацию не полицентрической интеграции, но интеграции вокруг Китая.
Эти устремления были усилены структурным кризисом мировой экономики, начавшимся в 2000 году. Больно ударив по экономикам Юго-Восточной Азии, ориентированным на экспорт в развитые страны, он содействовал переориентации части производителей на Китай с его колоссальным внутренним рынком. При этом кризис еще более усилил влияние в странах Юго-Восточной Азии этнического китайского бизнеса, так как благодаря прочным связям с Китаем он оставался единственным, сохранившим стабильность.
Как можно понять, укрепление регионального, да и глобального положения Китая в ходе кризиса 1997-1999 годов способствовало революции в сознании китайской элиты. Континентальный Китай стал осознавать себя уже не как единственное законное китайское государство, что подразумевало концентрацию на сомнительности иных китайских государств, но как лидер всего китайского сообщества, как государство всех китайцев, где бы они ни проживали. В 2000 году это осознание собственного лидерства в Большом Китае прорвалось в область государственной символики: на визах, ранее указывавших полное название государства - «Китайская Народная Республика» - стали писать просто: «Китайская виза».
Реагируя на выгодные для Китая изменения как в Юго-Восточной Азии, так и в самосознании китайских элит, в 2002 году, на XVI съезде КПК новое руководство приняло ряд стратегических решений, ускоряющих региональную интеграцию вокруг Китая и изменяющих в связи с этим модель экономического развития.
По этим решениям в 2003 году Китай должен воспользоваться плодами некоторой дезорганизации развитых стран и перетянуть на себя максимальные потоки иностранных инвестиций с международных рынков, лишившиеся привычных объектов вложения из-за нестабильности в США, депрессии в Японии и внутренних проблем в Евросоюзе. Тем самым Китай должен взять максимум «бесхозных» инвестиционных ресурсов мира, утративших привычные для себя объекты вложения в развитых странах.
Реализация этого подхода сократит инвестирование развитых стран и создаст для них дополнительные трудности. В то же время в самом Китае произойдет частичное замещение капиталов зарубежного китайского бизнеса, которые смогут расширить свою внешнюю экспансию и, соответственно, прирастить «Большой Китай».
В соответствии с этим второй стратегической задачей является замыкание на китайскую экономику производителей третьих стран (не только Юго-Восточной Азии, но и Латинской Америки), ориентированных на экспорт в развитые экономики, но страдающих от снижения спроса в них. Учитывая специфически китайскую модель ведения бизнеса, можно предположить, что вслед за деньгами, уплаченными за товарные поставки, в эти страны направится поток китайской эмиграции и, что самое важное, китайских капиталов.
Оба тезиса не только новы сами по себе; они дополняют, надстраивают стратегию построения в Китае самодостаточной экономики, не зависящей от мировой конъюнктуры (условно говоря, стратегии «развития континентального Китая») и стратегию региональной интеграции Юго-Восточной и Средней Азии идеей глобальной экспансии китайского бизнеса (стратегия «Большого Китая»).
Существенно, что сама по себе задача глобальной экспансии ставилась еще Дэном Сяопином, считавшим ключом к успеху в глобальной конкуренции (выражаясь современным языком) освоение наиболее емких рынков, то есть рынков развитых стран, в первую очередь США и Европы. Однако она не рассматривалась в качестве ключевого элемента государственной стратегии, хотя «стратегия просачивания» китайского бизнеса и систем сбора информации никогда не ограничивалась Юго-Восточной Азией.