Смекни!
smekni.com

Н. В. Гоголь в знаменитой статье «Живопись, скульптура, музыка», осмысливая, что потеряло бы человечество без каждого из этих искусств, восклицает: «Но что было бы с миром, если бы не было тебя, музык (стр. 3 из 5)

За каждым из трёх ангелов изображена его эмблема. За средним – древо, которое означает не только дуб мамрийский из библейского повествования, но и «древо жизни», «древо вечности», путь к которому после изгнания первых людей из рая заградил «Серафим с пламенным вращающимся мечом». Согласно христианству, это древо могло быть символом воскресения.

За вторым ангелом возвышаются лёгкие, стройные палаты. В «Псалтири» палаты являются художественным образом, который употребляется очень часто, как сфера радостного и вдохновенного познания. Созидание внутреннего мира человека в христианстве уподоблялось труду зодчего и называлось «домостроительством».

За третьим ангелом возвышается гора – древний символ всего возвышенного. Таинственность и неизведанность величественных горных высот всегда действовали на воображение людей. В Библии «гора» есть образ «восхищения духа», потому на ней и происходят самые значительные события: на Синае Моисей получает скрижали завета, преображение Господне совершается на Фаворе, Вознесение – на горе Елеонской…

Считается, что икона «Тайная вечеря» из праздничного ряда иконостаса Благовещенского собора Московского Кремля написана Андреем рублёвым. Изобразительное решение сцены, поза, жест и выражение лица Христа, позы апостолов, особенно Иоанна, Петра Иуды, наиболее точно соответствуют словам Евангелия от Иоанна: «…Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики озирались друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит. Один же из учеников Его, которого любил Иисус, возлежал у груди Иисуса. Ему Симон Петр сделал знак, чтобы спросил, кто это, о котором говорит. Он припав к груди Иисуса, сказал Ему: «Господи! Кто это?». Иисус отвечал: «Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам». И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту».

Дионисий

В 1467 году Дионисий был приглашён участвовать в росписях церкви Рождества Пресвятой Богородицы в Пафнутьево- Боровском монастыре.

Значительной работой Дионисия считается монументальная роспись – фрески собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Собор Ферапонтова монастыря посвящён Рождеству Богородицы, которая почиталась покровительницей Москвы. Роспись Дионисия бала призвана восславить это событие, м он восставил его как праздник. Праздничен весь характер росписи, стелющей по стенам храма от купола до пола.

Кисти Дионисия принадлежали и многие житийные иконы – например, святых Кирилла Белозерского, Димитрия Прилуцкого. Наиболее ценятся две парные житийные иконы Дионисия, изображающие митрополитов Петра и Алексия, выполненные для Успенского собора в Московском Кремле. Митрополиты в ней представлены в парадных облачениях, в полный рост, их фигуры располагаются почти симметрично. И величественная осанка, и красочные одежды, и преобладание белого цвета – всё усиливало торжественность и масштабность образов. В житии митрополита Алексия монументальность и лаконизм сочетаются с ясным и неторопливым повествованием.

А.А. Иванов

«Явление Христа Магдалине» - картина ещё наполовину академическая, полная избитых, почти рутинных мотивов. Христос этой картины очень ординарен и неудачен – и лицом, и телом, и драпировками своими. В Магдалине одно только превосходство: это – глубокое чувство, выраженное в заплаканных и вдруг обрадовавшихся глазах. Всё остальное – посредственно.

Вторая (и последняя) картина Иванова: «Явление Христа народу» - уже совершенно другое дело. Здесь Иванов создал такое произведение, которому подобного не только никогда не представляло до тех пор русское искусство, но которое во многом достигло высших пределов, каких достигало итальянское искусство XVI века, то есть высшее искусство старинной Европы.

Иванов занят был этим сюжетом ещё с юношества: ему было двадцать два года, когда он писал своему дяде Деметру в 1824 году: «Я теперь оканчиваю «Иоанна Крестителя, проповедующего в пустыне»; шестнадцать лет позже он принялся за ту же картину, но уже в громадных размерах и писал её целых двенадцать лет. Ему казалось, что ничто не может быть выше и значительнее этого сюжета: уже в декабре 1835 года он писал Обществу поощрения художников, что этот предмет, занимавший его с давнего времени, «сделался теперь единственною его мыслью и надеждою».

Александр Иванов родился в семье живописца. И то, что другим приходилось одолевать с трудом, ему было дано от рождения. Круг друзей семьи, и интересы отца, и представление о работе художника- все это было у Александра Иванова с детства. Конечно же, свои первые уроки живописи он получил у отца- профессора Петербургской Академии художеств. Но, с другой стороны, его отец был человеком неудачливым, добросовестным как-то очень болезненно, тяжело переживающим академические интриги. К тому же он был и не очень талантлив. Семья жила довольно скудно в материальном смысле. И Александр Иванов, собственно, с детства знал о нужде, как и отец тяжело переносил несправедливость и фальшь отношений. «Я был воспитан бедами»,- говорил о себе Иванов.

Он уехал в Рим в 1831 году. Средства для поездки первоначально предоставило ему Общество поощрения художников.

В Италии Иванов ведет сводный образ жизни – много путешествует, копит впечатления от музеев, памятников искусства, от общения с людьми. Он ищет себя, ищет свою тему в искусстве. И размышляет. Несколько первых лет было потрачено на две картины: «Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением» и «Явление Христа Магдалине после воскресенья» (1834-1836). Последняя отправлена была в Петербург – для отчета о результатах поездки. Картина в Академии была хорошо принята, одобрена и ее автору было присвоено звание академика. Теперь, казалось бы, Иванов вполне мог вернуться на родину и рассчитывать на крепкое место в Академии. Но художник не едет в Россию, а остается в Италии.

Он начинает реализовывать свою новую идею. Он замыслил ставшую главной в его жизни картину «Явление Христа народу». История создания этой картины замечательна во многих отношениях. Из двадцати восьми лет, проведенных художником в Италии, более двадцати двух было отдано этой, одной- единственной картины. Картина была задумана, когда Брюллов только что закончил свое полотно «Последний день Помпеи». Иванов имел много общего с замыслом «великого Карла», как тогда называли Брюллова. Но в то же время суть того, к чему обращался Иванов была иной. Оба художника, следуя «вкусу века», выбрали, если вспоминать слова Гоголя, момент «кризиса, чувствуемого целою массою». Брюллов выбрал такое событие, которое позволяло выразить самые разнообразные чувства – страх, гнев, отчаяние и ужас. Иванов, выбрав сюжет из евангелия, тоже был пленен этой минутой напряжения, этой динамикой встречи Иисуса Христа.

Многое в картине Иванова вызывало недоумение современников. Когда художник вернулся на родину и выставил этот главный итог своей жизни на всеобщее публичное обозрение, восторга не было. Картина была принята довольно прохладно. Одни говорили, что живопись картины суха и строга. Другим, признающим античный образец красоты подлинным, неприятна была «иудейская» внешность персонажей. Газеты писали о прозаизме полотна Иванова и распространяли слухи недовольстве императорского двора работой художника. Картину никто не торопился приобрести; она так и не была продана при жизни художника.

Это картина Иванова была немой свидетельницей личной творческой драмы художника – отдав ей лучшие годы, он не чувствовал радости, он, увы, тоже видел ее недостатки. За три года до возвращения в Россию он писал: «Мой труд – большая картина – более и более понижается в глазах моих. Далеко ушли мы, живущие в 1855 году, в мышлениях наших».

А.П.Лосенко

В 1770 году в Петербурге была открыта первая выставка Академии художеств. Выставка была небольшой, но внимание к себе влекла: показанные на ней произведения свидетельствовали о значительных успехах русского изобразительного искусства. Среди двадцати выставленных картин выделялись работы двух художников: портреты Д.Г.Левицкого и большая картина Антона Павловича Лосенко «Владимир и Рогнеда».

По правилам того времени, художник должен был создать большое полотно, чтобы получить звание академика. Лосенко выбрал тему из русской истории – он задумал написать картину «Владимир и Рогнеда». Древняя летопись говорила, что новгородский князь Владимир просил руки дочери полоцкого князя Рогволда. Но получил отказ. Тогда Владимир напал на Полоцк, убил отца и братьев Рогнеды и силой взял её в жёны. Картина Лосенко как раз и являла этот важный кульминационный момент несчастной судьбы Рогнеды – Владимир вторгается в её покои, извещает о взятии Полоцка и о том, что с нею «неволею сочетается». Но Лосенко не стремился изобразить Владимира злодеем и вероломным завоевателем. На картине скорее человек, раскаивающийся в своих поступках. Отметим, что сюжет о Владимире и Рогнеде был популярен в XVIII столетии, поскольку для эстетики классицизма было нормой и завоевание противника, и страстные любовные отношения с его дочерью.

В 1773 году Лосенко начинает писать вторую свою историческую картину – «Прощание Гектора с Андромахой». Он теперь берёт античный сюжет из «Илиады» Гомера, воспевающего, как известно, патриотические чувства своих героев, готовых принести себя в жертву служения родине. Этот акцент имел безусловно просветительный характер. Отечественные просветители были верны идеалам государственного служения и отечестволюбия. Этим идеалам художник был верен всю свою жизнь. Они же и были воплощены в его полотне «Гекторово прощание», как названии её современники. Картина запечатлела эпизод, когда сын троянского царя Приама прощается перед сражением со своей верной женой Андромахой, держащей на руках грудного ребёнка. Сцена весьма патетична, но предчувствие трагизма уже разлито в ней. Подлинным искренним чувством Лосенко образ Гектора. Он получился самым живым и стремительным на фоне остальных персонажей, в которых больше величавой сдержанности, суровости. Художник в своей работе соединил величавое и простое, театральную приподнятость и жизненную естественность.