Смекни!
smekni.com

Выпускная квалификационная работа на тему pr как инструмент воздействия музыкального продюсера в рамках современного российского шоу-бизнеса (стр. 12 из 23)

Конец цитаты. Когда я позднее поведал эту историю Бурлакову, он даже и бровью не повел. «Первый раз, когда мы встретились с Земфирой, я ей сказал: „Нужно еще шесть-семь песен“. Она сказала: „Да? Тебе еще шесть-семь песен? Может, я тебе буду писать всю жизнь? А ты будешь выбирать?“ Развернулась и ушла».

«Я очень импульсивный человек, и очень многие поступки — это следствия каких-то моих порывов, — рассказывает Земфира. — И когда я затем начинаю анализировать, я совершенно четко вижу свои ошибки. Но ведь вряд ли можно вести себя неестественно, если тобой руководят порывы… При первых встречах с Бурлаковым я обиделась, что его не устроило качество каких-то моих песен. Я подумала: „А не пойти ли тебе далеко вместе со своим «Мумий Троллем?»“… Потому что он мне сказал: „Хочу сделать альбом, сплошь состоящий из хитов“. А мне, конечно, казалось, что у меня все хиты. А ему так не казалось. Я обиделась страшно и уехала обратно. И, возможно, эта обида простимулировала меня на написание каких-то еще сильных композиций. Спустя месяц я отправила Бурлакову мини-диск, на котором была новая песня „СПИД“. Леня сразу подумал, что я больна СПИДом и нужно срочно записывать альбом. Пока я не умерла».

2. Подготовительный этап. Запись.

Никогда никому не позволяйте влезать своими длинными пальцами в ваш замысел. Дэвид Линч

К осени 98 года у Земфиры было написано и заархивировано порядка тридцати песен. Они лились из нее потоком — одна ярче другой. Будучи по гороскопу Девой, Земфира с патологической аккуратностью записывала их в тетрадки. Затем сбрасывала на компьютер.

Когда я впервые послушал демо-вариант альбома, не полюбить автора было нельзя. Впрочем, как и сами песни. Откуда-то из темной ямы космоса вырвался поток свежего ветра. Ощущение было непередаваемое — вот так, по-простому, прямо с улицы, в жизнь пришло что-то новое и неизведанное. «Танк», — сказал кто-то из друзей. Действительно, она была как танк.

Одной из последних Земфира написала «Ариведерчи». Как известно, строки про «корабли в моей гавани» были придуманы в самолете Москва—Уфа… Диктофона у нее не было, поэтому Земфира всю дорогу боялась забыть слова и музыку. Но, слава богу, не забыла.

«На репетиции, исполняя эту песню впервые, я проговаривала слова не вслух, а про себя, — рассказывала певица. — Иначе бы я чувствовала себя словно раздетой».

…В последний момент Бурлаков обнаружил на одной из старых кассет Земфиры песню «Маечки». Позвонил мне ночью, долго восторгался строчкой «Анечка просила снять маечки». На следующий день после нелегких баталий «Маечки» включили в альбом. Теперь проблема состояла в том, какую песню оттуда изъять, — уж больно все были хороши.

«Я настаивала, чтобы убрали „Ариведерчи“, Бурлаков — „Синоптика“, — рассказывала Земфира. — В итоге обе песни оставили, а убрали „Маму-Америку“».

Я расстроился, но времени на сантименты уже не оставалось. На днях из Уфы приезжали музыканты Земфиры — несколько репетиций, и вперед, на «Мосфильм», записывать альбом. Но мы даже не догадывались, какие приключения ждут нас впереди. Дело в том, что, впервые оказавшись в студии, уфимские музыканты не смогли сыграть ряд инструментальных партий. В срочном порядке на «Мосфильм» были рекрутированы музыканты «Троллей» Юра Цалер и Олег Пунгин. Фракцию группы «Мумий Тролль» возглавлял Лагутенко, который осуществлял художественное руководство творческим процессом.

Студия «Мосфильм» была арендована с 20 по 30 октября 1998 года. На большее количество смен банально не хватало денег. «На первом альбоме со студийным временем была очень жесткая ситуация, — вспоминает Земфира. — Бурлаков и Лагутенко, когда вкладывали деньги, руководствовались только верой в нашу музыку. Ни один здравомыслящий человек тогда ни во что деньги не вкладывал, а наоборот, пытался вернуть потерянное. И это меня очень к „Троллям“ расположило».

Из-за сжатых сроков напряженная обстановка во время записи порой переходила в нервную, а из нервной — в боевую. «Земфира часто бывает неуступчивой по отношению к своему музыкальному материалу», — сказал где-то на третий день работы Юра Цалер. Зная деликатный характер гитариста «Троллей», я понимал, что в студии происходит настоящее рубилово. И представил картину: характер Ильи и характер Земфиры. Зажмурил глаза. Из глаз посыпались искры…

На следующий день я позвонил Земфире — типа как первые впечатления? Задать вопрос я не успел — певица будто бы ждала звонка. Она тут же «включила рубильник»: «Ты знаешь, а ведь твой Илья, оказывается, настоящий диктатор… Говорит, что клавиш на альбоме слишком много! Говорит что я — Раймонд Паулс в юбке. А я отвечаю: „А что ты, собственно говоря, имеешь против Паулса? Он отличный композитор! И вообще, мне что, теперь выкинуть все четыре года учебы в училище?“»

Как я понял из монолога, речь шла о фортепианном соло в песне «Минус 140». «Земфира часто игнорировала мнение Лагутенко, — комментирует эту ситуацию присутствовавший на сессии уфимский приятель певицы Аркадий Мухтаров. — Тогда Илья звонил Бурлакову и говорил, что они там какую-то эстраду записывают… Но своими звонками Лагутенко ничего не добился. Потому что ни Бурлаков, ни кто-нибудь другой не может на этого артиста повлиять. Земфира — это какой-то праздник непослушания. Она просто хлопнет дверью и уйдет».

«Праздник непослушания» продолжался на протяжении всей сессии. В один из дней я приехал на «Мосфильм» вместе с корреспондентом MTV Юрой Яроцким. Нам надо было сделать репортаж том, что на «Утекай звукозапись» появилась новая артистка, которая пишет дебютный альбом, продюсируемый Лагутенко. Илья, естественно, выступал в роли информационного магнита…

Сюжет для «News-блока» состоял из двух условных частей: интервью с продюсером и интервью с артисткой. Вскоре выяснилось, что оба персонажа — артистка и продюсер — друг друга стоили.

Лагутенко, глядя в телекамеру честными глазами, выкатил телегу о том, что ехал мимо студии и зашел поглядеть — может, иногда посоветовать чего-нибудь. «Я не продюсер, я советчик», — закончил свое мини-интервью лидер «Троллей».

Земфира, увидев телекамеру MTV, села на стул, развернула его спиной к объективу и стала прятаться за спинкой. Я бы даже сказал, скрываться. Мои призывы особого успеха не имели — госпожа Рамазанова отделалась общими словами — и то неохотно.

«Как ты думаешь, понравится ли стране твой альбом?» — спросил у певицы корреспондент канала MTV. «Да, — ответила будущая звезда. — Я старалась». Больше нам не удалось вытянуть ни слова.

…В эти же дни в Москву прибыл главный редактор журнала «FUZZ» Александр Долгов. Он заглянул на «Мосфильм» в тот самый момент, когда Бурлаков, активно жестикулируя, пытался объяснить Земфире, как именно ей нужно петь. Артистка несколько раз начинала петь песню про ракеты, но нужного эффекта добиться не могла.

«Меня поразило в Земфире ее чувство собственного достоинства и колючесть, — вспоминает Долгов. — Ощущался тяжелый характер, он был виден уже в этой стадии. Над ней довлел Бурлаков, пытался навязать ей что-то свое, а она сопротивлялась. Все-таки гнула свою линию и не соглашалась».

Редкий случай, когда тандему Лагутенко—Бурлаков удалось «уломать» певицу, произошел во время песни «Земфира». Илья предложил вместо барабанов записать смягченный ритм-бокс, а вместо баса — контрабас, на котором сыграет Цалер. И — о, чудо! — Земфира согласилась.

«У нас не было контрабаса, но мы вспомнили, что рядом есть симфонический зал, — рассказывает Земфира. — Мы пошли туда, стырили контрабас, быстро на нем сыграли и быстро вернули. Никто ничего не заметил».

Когда все инструментальные партии были записаны, «Тролли» покинули «Мосфильм» и отправились на гастроли в Прибалтику.
Земфира осталась в студии вместе с уфимскими музыкантами и звукорежиссером Володей Овчинниковым. Задача перед ними стояла архисложная — за одну смену записать все вокальные партии. Об этой супернагрузке Земфиры я узнал ночью, находясь в купе поезда Москва—Рига. «Да, здорово вы придумали, — сказал я, обращаясь к Цалеру. — За неделю, не сильно парясь, записали инструментал, а потом устроили девочке „Отдыхай звукозапись“… Мол, ты больше всех выебывалась — теперь пиши вокал за один день. Заодно сама „вытравишь“ из голоса остатки вокальной манеры Агузаровой. Круто, конечно…»

Цалер молчал. Лагутенко задумчиво смотрел в темное окно. За окном стояла черная, как африканский континент, подмосковная ночь. Что там Илье удалось разглядеть, было неясно…

Поскольку в последний день сессии меня в студии не было, я не знаю подробностей. Доподлинно известно только одно — на каких-то нечеловеческих сверхусилиях Земфира умудрилась все вокальные партии записать. Как именно ей это удалось — непонятно.

«Я даже не сразу поняла, куда полезла», — признавалась впоследствии Земфира, но спустя несколько дней после сессии была уже куда менее политкорректна. «Суки, они хотели, чтобы я за один день записала весь вокал», — жаловалась Земфира в приватной беседе знакомым питерским журналисткам, которые полгода назад передали кассету Бурлакову.

Дело происходило на квартире Иры Коротневой, куда после «Мосфильма» приехала Земфира. По иронии судьбы, там же был мой старинный друг и редактор журнала «КонтрКультУра» Сергей Гурьев. Встреча с башкирской певицей произвела на одного из организаторов легендарного рок-фестиваля в Подольске сильнейшее впечатление.