Обаяние - вот ключ к сердцам. В отличие от объективных данных, вроде 90-60-90 при росте 175 и весе 55, и прочих небывалых задатков, обаяние - достоинство наживное. Разумеется, кому-то кажется, что можно убедить окружающих в своей "ценности" силой одного лишь высокомерия или агрессивного натиска. Что ж, при некотором везении удается и такое. Недаром говорят о наглости, что она - второе счастье.
Есть также "прием Штирлица": внедрение в определенные круги общества для поиска в указанном кругу своего женского счастья. Помните, как действовала героиня фильма "Москва слезам не верит", мастерски сыгранная Ириной Муравьевой? Она, правда, больше притворялась "своей в доску", а кто-то ради достижения цели готов поступиться многим, ой, многим... Например, зрелище "присушенных", не от мира сего особ в криво скроенных старомодных одеяниях особенно часто встречается в среде "научных" дам.
Их поведение - не прихоть и не врожденные странности психики. Так выглядит типичная женская тактика "воссоединения" с какой-нибудь социальной группой - что тоже является одним из приемов обольщения. Пусть не конкретного лица, а целой общественной прослойки. Например, группы ученых. Или бизнесменов. Или любителей путешествовать автостопом.
В частности, "засушенный" тип внешности и экзальтированные манеры предполагают выдающиеся интеллектуальные способности - нечто вроде имиджа Марии Склодовской-Кюри в наши дни. А стиль унисекс свойственен для "продвинутой тусовки", где, утратив признаки женственности в одежде и поведении, бесполо-невзрачная особа становится "своей", "причастной". Ее принимают в среду, в тусовку, в группу-причем неофитка обычно надеется, что и свою женскую судьбу она обрящет здесь и сейчас. Конечно, и такое бывает, только необходимо учитывать один нюанс: будьте готовы, что с вами начнут обращаться не как с дамой, а как со "своим парнем" - крепким, независимым и не нуждающимся в заботе и помощи.
Вот здесь и следует задуматься: какого рода чувства со стороны знакомых предпочтительнее для вас лично - доброе отношение к красивой, но слабой женщине, нуждающейся в опоре и защите, или уважительное отношение к напористой, агрессивной, но безусловно способной особе. Я полагаю, что любительниц имиджа "слабой, но агрессивной" не найдется. К тому же для первого этапа знакомства, основанного на обоюдном кокетстве, "объект" такого рода неприемлем. Образ интеллектуалки, несгибаемой, словно солдат Джейн в исполнении Деми Мур, больше нравится женщинам, склонным к феминизму.
Традиционный взгляд предполагает более скрытное использование женского ума и способностей - чтобы не уязвлять мужского самолюбия. Обе тактики имеют право на существование, главное - правильно избрать цель. Выбирая имидж и тактику, помните: ваша манера вести себя должна соответствовать облику. Если предпочитаете роль "красотки", не демонстрируйте собственное тело и лицо слишком агрессивно: это может повредить вам в глазах окружающих. И даже если мнение сильного пола будет более чем лестным, избежать роли загнанного зверя не удастся - на вас тут же начнется форменная охота.
Мужчины не упустят возможности посоревноваться друг с другом, чья возьмет. Ничего ужасного в подобном состязании нет, но что обидно: их азарт будет относиться не лично к вам, вы не будете даже ставкой в этой игре. Ставка здесь - положение "бравого охотника" в коллективе. Тот, кто успел и съел - молодец и удалец. Й все ему завидуют. А если вы уже находитесь в похожей ситуации, имеет смысл не сдаваться, а помучить "игроков" насмешками, ироническим отношением к их усилиям, отменной женской проницательностью. Тут и поймут "господа загонщики", что сделать из вас бессловесную дичь не удастся.
Приведите, приведите его ко мне!
Красотке приходится осторожничать. Наоборот, женщина с пикантной, но не идеальной внешностью может позволить себе более смелое и сексуальное поведение. Но, разумеется, в пределах хорошего вкуса: ни в коем случае нельзя вести себя навязчиво. Иначе ее все будут отвергать: женский пол - смеяться, мужской - побаиваться.
Как-то мне позвонил Валерий, один из моих давних друзей, и сказал что очень нужен мой совет: "Ты знаешь, я так потрясен, что просто места себе не нахожу и не знаю, что делать". А случилось вот что.
Валерий работал юристом в крупной фирме. Сотрудники его отдела по работе часто пользовались услугами архива. И как это часто бывает, коллективы сдружились: юристы ходили на вечеринки к архивистам, а архивисты к юристам. В архиве работала Люся, невысокая, крепко сбитая блондинка лет тридцати с небольшим, в разводе, с ребенком, одевалась обыкновенно, умом не блистала, особых примет нет.
"Закатились мы на днях в архив, - рассказывал Валерий, - у них там день рождения отмечали, А я с праздника ушел пораньше, у меня на следующий день тяжелая, неприятная встреча была намечена. Домой пошел пешком, голову решил проветрить. Где-то час пер через центр. Пришел, и через десять минут звонок в дверь. Открываю - на пороге Люська из архива. Оказывается, она за мной шла всю дорогу. Потом под дверью стояла, позвонить не решалась. Попросила уделить ей время и стала рассказывать, как она безответно влюблена в Николая из моего отдела".
Скажу для справки, что этот Коля-Николай с Валеркиной работы был красавчик-мужчинка и патентованный бабник. Окне так давно развелся и теперь "отдыхал" на всю катушку, норовя осчастливить своими достоинствами практически все, что движется. Даже очень страшненьких. Но, очевидно, Люська не попадала в диапазон деятельности "Казановы-практика" и не нашла ничего лучше, как пойти изливаться его другу. "Понимаешь, - объяснял Валера, - она так страдает, даже заплакала. "Ну, что, - говорит, - мне делать, что? Да, я толстая и неумная - что же, мне теперь и не жить? Почему он спит с другими, а не со мной? Мне ведь от него ничего не надо. А Колька совсем на меня ноль внимания. Я даже статьи его начала читать, чтобы быть к нему поближе". Мне так стало ее жалко. Третий день из головы не идет.
Действительно, чем баба виновата? Яне знаю, как мне лучше объясниться с Колькой. Послушай, как мне в этой ситуации действовать?" - "Никак не действовать, - ответила я, - не брать в голову и забыть все поскорее". - "Нет. Я так не могу, - не унимался Валерка, - человек страдает, мучается. Можно ведь как-то устроить дело? Я поговорю с Колькой, может, он ее того... обрадует. Ну, что ему стоит?" - "А что же сам ее не утешил по-мужски? Ты ведь сейчас один, если я не ошибаюсь. Что тебе стоит? Она бы расслабилась, переключилась, а там, глядишь, и страдать бы перестала!" - "Так речь не обо мне. Она Кольку любит, страдает из-за него, а ты не хочешь мне что-нибудь дельное сказать." - "Хочешь дельное? Ладно, слушай.
Только сначала скажи мне, прелестный ребенок, почему ты так к этой Люське проникся?" - "Да, честно говоря, не по себе мне: человек прямо с катушек съехал." - "То есть, чтобы ты, например, себя подобным образом повел, тебе надо было бы все перепробовать, вконец измучиться, потерять человеческое достоинство и обличье - тут бы ты и побежал скулить "в народ"?" - "Ну да..." - "И ты Люську жалеешь, потому что думаешь, что она нечто подобное испытывает?" - "Конечно!" - "Ну и дурак! Не надо всех по себе мерить. Для тебя такой поступок стал бы актом последнего отчаяния, а Люськаэта - просто ленивая, расхлябанная, склонная к истерии баба, к тому же, как я предполагаю, морально нечистоплотная." - "Да ты чего?" - "А сам посуди. Она влюбилась в Кольку, попробовалас ним заигрывать. Небось, ходила вокруг него и сопела от восторга.
Конечно, результат был нулевой. И что же? Она постаралась привести в порядок свою внешность? Нет. Одеться поинтереснее? Нет. Стала вести себя умнее? Нет. Статьи его она читает, а по делу сказать ему хоть что-то может или хотя бы комплимент небанальный, чтобы сыграть на тщеславии мужика? Иной так на лесть западает, за уши потом не оттащишь.
Но ее и на это не хватило. А все потому, что эта твоя несчастная Люська не хочет свои дела устраивать сама, ей элементарно лень напрягаться или раскинуть мозгами. А вот шантажировать такого простофилю, как ты, - это можно. Пусть Валерка-лох устроит мои дела, теперь это его проблемы. Да если бы она Кольку напоила и соблазнила, пока тепленький, и то было бы честнее. Сама бы действовала. А так? Не могу, не хочу, не умею и даже пытаться не буду, а ты, Валера, суетись, ты добрый.
Так что не связывайся ты с этим делом". Валерка в ответ пробубнил мне что-то нечленораздельное, и мы попрощались. Несколько месяцев спустя Валера мне сам напомнил об этом разговоре: "Знаешь, я на тебя тогда даже обиделся. До чего же, подумал, Ленка стервозная, бесчеловечная баба. Успешная, но жестокая. Ей бы в гестапо работать, а не книжки по психологии писать. Ну, и сунулся я со своим человеколюбием к Кольке. А он меня отбрил: "Я, - говорит, - не для того разводился, чтобы снова связываться с истеричками и уродинами. А Люську теперь за три версты обходить буду: мало того, что дура, так еще и с закидонами ". И вообще перестал в архив без дела заглядывать.
А Люська теперь на общих вечеринках напивается, потом начинает приставать ко всем нашим и требовать, чтобы ей привели Кольку. Всех достала! Я бы ее прибил, просто смотреть противно. Как я тогда ничего не понял?" - "Просто раньше никогда с таким не сталкивался или не вникал.
А людям свойственно маскировать не самые лучшие стороны своей натуры под глубокие душевные порывы, и действует, особенно на неискушенных. Кстати, насчет гестапо. Может, мне написать книжку, скажем, "Автомат Калашникова и результативность его применения в разрешении семейных проблем и трудовых конфликтов"? Или оставить, вам, грешным, надежду?"