Бунич А. П. Осень олигархов История приватизации и будущего в России (стр. 44 из 69)
1 Известия. 1993. 11 августа.
таются использовать его в своей борьбе с противоположной стороной.
Но если мы посмотрим на эти перепетии 93-го года с позиций того, что последовало потом, то при всем трагизме октябрьских событий нельзя не увидеть в итоге всего лишь перетасовку все тех же фигурантов. «Все эти «непримиримо враждующие» партии демократов, социалистов, коммунистов и т. д., — напишет позднее Андрей Нуйкин, — не больше чем «нанайские мальчики», отвлекающие внимание народа от самого главного, что происходило в стране, — от раздела гигантского имущества богатейшей державы...»1.
Говорят, что еще осенью 1993 года в готовящемся к президентской осаде хасбулатовском Верховном Совете на вопрос «как дела?» видный «оппозиционер» Иван Рыбкин ответил: «Наши дивизии на подходе. Скоро возьмем власть»2. Высказывание оказалось пророческим, хотя дивизии не потребовались: упорство Рыбкина было по достоинству оценено властью, и в новой Думе его ждало кресло спикера. В одночасье оказалось, что ярый противник ельцинских реформ, в 1991 году вступивший после КПСС в компартию России, а потом еще и в партию аграриев, критик самого президента, не только очень близок ранее ненавистному режиму, но и служит ему верой и правдой.
Лишенный Верховным Советом в июле 1993 года депутатских полномочий В. Шумейко станет спикером Совета Федерации — верхней палаты нового парламента, многие члены которого заявляли в свое время о поддержке позиции Верховного Совета в его противостоянии с президентом.
Даже уволенные в августе министр безопасности Баранников и замминистра внутренних дел Дунаев в скором време-
1 НГ-Кулиса. — 1998. № 16. Октябрь. Цитируется по Л. Шевцова. Указ. соч. С. 146.
2 Профиль. 1998. № 11 (83).
ни получат, правда временно, должности министров соответствующих ведомств в правительстве, сформированном Верховным Советом.
Все говорит о том, что степень противостояния в октябре 1993 года в значительной степени определялась напряжением в перераспределении властных полномочий внутри противоборствующих ветвей власти. И тогда встает вопрос о возможной цене этого перераспределения и цинизме политиков. Отдавал ли, например, себе отчет о возможных последствиях своего выступления Гайдар, призывая граждан выйти на улицы на защиту «демократических реформ»? Это выступление транслировалось по центральным каналам в то время, когда к Останкино направлялись грузовики с вооруженными отрядами оппозиции. Массовый выход людей на улицы, к чему призывал Гайдар, мог привести к огромным жертвам. Как пишет «Общая газета»1, «Гайдар по его же признаниям расчитывал на пропагандистский эффект». Внутренние войска были в полном распоряжении правительства и ничто не мешало с их помощью остановить восставших, но «одно дело — когда власть защищается военно-полицейскими средствами, и совсем другое, когда на ее защиту встают "обычные граждане" — заключает "Общая газета". — Гибель "народного дружинника", оборонявшего президента, от пули "боевика", воюющего за Верховный Совет, действует на общественное сознание сильнее, чем смерть милиционера».
Сутью октябрьских событий 1993 года явилось не противостояние двух ветвей власти, а «клановая борьба в социально-однородной среде»2, по выражению Афанасьева. Эта среда представляет собой «неосоветскую» номенклатуру, которая поглощена исключительно разграблением богатства, принадлежавшего ранее государству.
1 Общая газета. 1998. 1 октября.
2 Литературная газета. 1993. 15 сентября.
ЭТАП ТРЕТИЙ. ПЕРЕГРУППИРОВКА
Экономика неплатежей
В условиях, когда были крайне запутаны платежи предприятий, отсутствовала эффективная налоговая служба, расчеты даже в рамках бюджета трудно было проконтролировать, ведь сама сущность банковских операций такова, что очень сложно в каждый момент отследить, какие деньги и на каких счетах находятся. Все это создало почву для сговора между банкирами, директорами предприятий и руководителями министерств и ведомств о манипуляциях со средствами, наиболее выгодном их вложении. Таким образом, возник независимый финансовый оборот, и те, кто контролировал уполномоченные банки, получили возможность реализовать очень серьезные экономические проекты; в их руках оказались и рычаги политического влияния, поскольку они не были ограничены в средствах (посчитать реальное количество средств было очень сложно).
Взвинчивали цены монополисты, не учитывая при этом какие-либо реальные пропорции, и сразу вызывали серьезные проблемы, деформируя спрос и предложение. Ряд предприятий еще производил какую-то продукцию, другие не могли уже ее оплатить, третьи повышали цены на свою продукцию и по цепочке вызывали повышение цен другими предприятиями. В результате авантюризма реформаторов в экономике образовался огромный пласт неплатежей. Он давал сказочные возможности для обогащения, поэтому очень сложно было понять, где эти неплатежи вызваны объективными причинами, а где нет.
И в каждом случае возникновения неплатежей речь заходила об индивидуальных нормативах, о возврате к практике принятия по каждому конкретному предприятию специального решения. То же касалось освобождения от налогов, всевозможных платежей, регулируемых Министерством финансов, разного рода зачетов и вексельных схем. Разрабатывались системы освобождений от платежей, системы зачетов, векселей, гарантированных теми или иными банками по указке правительства. В результате денежная масса в стране увеличивалась, а те, кто контролировал этот процесс, обогащались в неслыханных масштабах.
В правительстве даже появились свои специалисты по выдумыванию и реализации подобных схем. Один из них, бывший первый заместитель министра Вавилов, как раз тогда сколотил свое состояние и впоследствии, будучи выведен из состава правительства, в 1996—1997 годах превратился в известного бизнесмена и до сих пор периодически оказывается в центре скандалов.
Были и другие специалисты такого же профиля, которые через системы Министерства финансов и Министерства по налогам и сборам придумывали разного рода способы «развязки» неплатежей. Благодаря этому в руках бюрократии оказывались столь желанные ей рычаги влияния, то есть опять-таки возникала система разрешений и запретов. Поэтому можно предположить, что такие фигуры, как Вавилов, действовали по указке различного рода сил, которые «при дворе» боролись за «близость к телу» — жестко конкурировали за влияние на Бориса Николаевича Ельцина, а следовательно, и за возможность добиваться для себя различного рода специальных указов или же постановлений правительства. Это превратилось в мощную систему.
«Дворцовая кухня»
Для примера приведем лишь один эпизод, правда, относящийся к концу 1992 года, но ярко характеризующий стиль принятия решений в высших эшелонах власти в то время. Случай, который описывает бывший шеф службы безопасности и главный охранник президента Александр Васильевич Коржаков, касается деятельности бывшего руководителя Администрации президента РФ Ю. Петрова. Цитирую по книге Коржакова «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие»: «Какую администрацию президента создал Петров, хорошо известно. По бюрократизму она переплюнула аппарат ЦК КПСС и Совмина СССР вместе взятых, а по коэффициенту полезного действия могла сравниться разве что с паровозом отца и сына Черепановых. Настало время подыскать ему новое место «государевой» службы. Этой синекурой оказалась Госинкор — Государственная инвестиционная корпорация. Юрий Владимирович опять красочно расписал преимущества задуманной им структуры и пришел к Ельцину за подписью с готовым текстом указа. Их я обнаружил вдвоем в задней комнате президента. Они выглядели «сильно уставшими» от крепкой выпивки. Заметив меня, Петров поднялся из-за стола и затарахтел: «Пойдемте скорее, Борис Николаевич, подпишем». Сказали, что он притащил проект указа, согласно которому правительство должно было выделить Госинкору, то есть Петрову, миллиард (!) долларов. Шеф с трудом встал и, шатаясь, перешел в кабинет, плюхнулся в кресло с российским гербом и чуть слышно слюняво пробурчал: «Давай бумагу». Петров молниеносно подсунул документ и ручку. Заглянув через плечо шефа в указ и увидев эту запредельную цифру, я не выдержал: «Борис Николаевич, указ очень серьезный, прошу вас, не стоит сейчас подписывать. Здесь не все визы. Надо хотя бы проконсультироваться с экспертами». Петров забеспокоился: «Нет-нет, Борис Николаевич, время не терпит, надо сейчас, немедленно». Я подтянул бумагу к себе. «Борис Николаевич, я вас прошу, подождите, не подписывайте». Тогда президент России пьяным движением откинул мою руку, задумался на несколько секунд, разглядывая текст, и пробормотал: «Не-ет, миллиард многовато будет». Зачеркнул эту цифру и сверху написал другую сумму — 500 миллионов»1.