Поэтому многие партийно-хозяйственные руководители уже понимали, что необходимо учесть интересы человека, то есть обеспечить материальное и моральное стимулирование, дать возможность людям найти свое место и увязать личные, коллективные и государственные интересы, при этом сделать так, чтобы личный интерес был на первом месте. Речь шла о том, что сфера государственного регулирования экономики не должна быть всеобъемлющей, а регулирование должно вестись исключительно в рамках товарно-денежных отношений при помощи стоимостных рычагов, а не натуральных показателей.
По вопросу о необходимости перенести акцент с приоритета натуральных показателей на стоимостные критерии было достигнуто взаимопонимание среди почти всех заинтересованных экономических ведомств задолго до того, как появились реформаторы. Работа по внедрению хозрасчета, совершенствованию хозяйственных механизмов, по применению современных форм стимулирования работников велась в рамках экспериментов, которые производились в некоторых секторах экономики, чтобы отработать модель для последующего применения. В этой связи можно выделить известный эксперимент Сумского машиностроительного производственного объединения имени Фрунзе, который широко освещался в «Литературной газете» и других средствах массовой информации. Проводились и другие подобного рода эксперименты.
Иными словами, в номенклатуре уже было четкое понимание, что необходимо что-то менять. Уже допускалась возможность перехода от плановой экономики и от общенародной собственности к элементам рыночной экономики, к частной собственности. Частная собственность, однако, мыслилась как дополнение к государственной, а не как ее замена. И речь шла о том, что предприятия и работники, которые будут добиваться более высоких результатов, должны иметь более высокие доходы и легальную возможность получить частную собственность.
Возникновение такого рода предпринимательства, естественно, должно было повлечь и другие изменения в обществе.
Внедрять предпринимательство предполагалось прежде всего в тех секторах, где это было легче сделать, а именно в сфере торговли, услуг и легкой промышленности. Этот принцип был отражен в законах о кооперации и об аренде. Однако часть номенклатуры (возглавлял ее тогда Егор Кузьмич Лигачев) и в те годы была категорически против какой-либо частной собственности вообще, а особенно против частной собственности на средства производства. И раньше, во время косыгинской реформы, реакционная часть номенклатуры оказывала мощное сопротивление любым изменениям, и позднее, в 70-е и 80-е годы, не хотела вообще признавать рынок, частную собственность и развитие товарно-денежных отношений, закрывая глаза на реалии научно-технической революции и постиндустриального общества. Так что в этом смысле номенклатура была не единой.
Реакционеры стояли на том, чтобы управлять по-старому с помощью запретов, разрешительной системы, прямого давления административных и правоохранительных органов. Они понимали, что другие методы руководства потребуют, возможно, для своего осуществления и других людей. Так что эта паразитическая часть номенклатуры продолжала сопротивляться любым новациям.
Тем не менее, как ни странно, паразитическая часть номенклатуры в целом не очень-то активно боролась против теневой экономики. Наличие теневой экономики ее в принципе устра -ивало, поскольку она была явно нелегальной, соответственно, полностью подконтрольной: теневых дельцов можно было держать в узде, получать с них определенную долю прибыли. В случае же легализации теневых дельцов, появления возможности легального предпринимательства у других предприятий такая возможность не сохранится. Утратится политическое влияние, позволяющее иметь привилегии и статус в обществе.
Так что новации и реальные реформы уже в самом начале пересеклись с интересами номенклатуры, того ее слоя, который вообще не был заинтересован ни в чем, кроме получения теневых доходов, сохранения своего неформального политико-экономического влияния, позволявшего ему иметь привилегии и распоряжаться общенародной собственностью в своих целях для того, чтобы если и не извлекать теневые доходы, то во всяком случае решать какие-то задачи политического характера.
Из коммунистов — в капиталисты, или биржевые игры на заре реформ
Интересно вспомнить, как эволюционировала позиция этой части номенклатуры в 1990—1991 годах. В этот момент многие из тех, кто ранее считался ярыми реакционерами, защитниками запретительно-разрешительной системы, системы централизованного регламентированного обеспечения и распределения, бросились создавать разного рода подставные фирмы и «запасные аэродромы». Это хорошо видно на примере оперативного создания бирж. Именно тогда родилась всем известная биржа «Алиса» Германа Стерлигова, Российская товарно-сырьевая биржа, возглавляемая бизнесменом Боровым. Успех этих бирж пришелся на время с конца 1990-го года по конец 1991-го, а потом их обороты плавно угасли. Видно, что Российская товарно-сырьевая биржа, например, преуспела в момент, когда в Правительстве Союза пребывали реакционеры во главе с Павловым, а страной фактически правило доминировавшее реакционное крыло, возглавляемое людьми, впоследствии вошедшими в ГКЧП. Эта биржа была средством быстро провести первоначальные накопления капитала, так как в этот момент еще существовала система централизованного распределения и материально-технического снабжения, то есть система государственных цен. Поэтому разрешение на бирже продавать все товары по свободным рыночным ценам фактически означало для тех, кто контролировал централизованное распределение, возможность постепенно перегнать все контракты через «независимую» биржу, получив то, что выделялось централизованно, по государственным ценам, и продав по свободным рыночным ценам с баснословной прибылью. Такой механизм, основанный на разрешительно-запретительной системе, на существовании государственных цен и централизованного распределителя, мог успешно использоваться именно тогда, в самом начале реформ, а как только распределителя не стало, биржа практически прекратила существование, перестала кого-либо интересовать.
Поэтому, несмотря на политические противоречия, и та и другая часть партноменклатуры, на какие бы методы она ни ориентировалась, готовилась к переменам. Часть номенклатуры, ориентированная на международные связи, благодаря этому накопившая средства и обзаведшаяся знакомствами и счетами на Западе, была недовольна тем, что социалистические порядки не позволяют ей в полной мере, открыто воспользоваться своими возможностями. Эти представители так называемого советского капитала в общем-то были заинтересованы в повороте экономики СССР к рынку. Однако, как пишет в своей книге1 бывший премьер Павлов, эти люди, переродившись идейно, будучи в рыночном отношении «внутренне эмансипированны-
1 Павлов В. Упущен ли шанс? Финансовый ключ к рынку. — М.: ТЕРРА, 1995.
ми», неплохо понимая особенности переходного периода, все-таки не торопили события. Они считали крайне необходимым получше подготовиться к неотвратимому разделу государственной собственности. Многие, утверждает Павлов, в партийных верхах готовились к разделу госсобственности загодя и очень тщательно. Не случайно столь значительное число самых различных коммерческих организаций сегодня возглавляют именно бывшие партийные деятели среднего и высокого ранга, пишет он. Но в 1986—1987 годах они считали открытую постановку вопроса о рынке частной собственности преждевременной и поэтому подыгрывали непримиримости Лигачева. Однако некий спор внутри номенклатуры уже был, и он принял характер спора по поводу нормативов, так называемой проблемы нормативов.
Спор этот был связан с вопросом о том, какой рынок является целью реформ: рынок, где будут главными действующими лицами министерства, ведомства и местные органы власти, руководимые обкомами партии, или же рынок предприятий-производителей.
Система индивидуальных нормативов как основа бюрократического рынка
Налогообложение для всех в союзной экономике было единым. Однако доля средств, оставляемых центром каждой территории, была различной, устанавливалась индивидуально. Некоторым оставляли все 100% от налогов, России и Украине — 50 и 60% соответственно. Такой порядок распространялся и на каждое отдельно взятое предприятие, поэтому ежегодно административным путем определялись индивидуальные нормативы и оставляемая в распоряженииипредприятия часть прибыли. Конфликт между центром и территориями, между отраслевыми министерствами и предприятиями, постоянно возникавший на этой почве, фактически послужил в последующем основой развала Советского Союза. Индивидуальные нормативы превратились для предприятий в способ «индивидуально решать свои вопросы» по принципу «кто как договорится». Нижестоящие выступали в роли просителей, вышестоящие — в роли распорядителей средств. На этом и базировались бюрократический рынок, «бюрократический бартер» и «административная валюта».
Существование всех этих индивидуальных нормативов и отчислений наряду с устанавливаемыми централизованно плановыми заданиями, навязываемыми предприятиям поставщиками и сбытовыми организациями, являлись основой для функционирования номенклатурной системы бюрократического рынка и основой административно-командной системы, а в целом и основой теневых явлений.
Проявлялись, действовали извращенные рыночные компенсаторные механизмы. Формально при определении индивидуальных нормативов и отчислений действие рыночных механизмов не признавалось, но реально, конечно, министерские чиновники, а также ключевые фигуры в различного рода партийных органах имели возможность личного обогащения за счет подношений, взяток или иных договоренностей, то есть происходил «бюрократический бартер».