Р. Коэн, например, представляет демократию на международном уровне как форму «добровольного плюрализма при условии максимальной прозрачности»[114]. Более плюралистический мировой порядок, в соответствии с этим представлением, является также и более демократическим мировым порядком. Основа данной философии заключается в приверженности некоторым из центральных принципов классического плюрализма: акцент на политических и гражданских правах, представительство через организованное выражение интересов, распространение власти, ограничение публичной власти и господство согласия. В действительности, защищается реконструкция аспектов либерально-плюралистической демократии на международном уровне, лишённой требований электоральной политики. Вместо партий, борющихся за голоса избирателей, резонирующее транснациональное гражданское общество через свои каналы предъявляет требования к тем, кто, в свою очередь, принимает решение, также делая их ответственными за свои действия. Следовательно, «ответственность будет увеличена не только цепями официальной ответственности, но и требованием прозрачности. Официальные действия, о которых в международных организациях договариваются государственные представители, будут под наблюдением транснациональных сетей»[115]. Международные учреждения, таким образом, становятся аренами, в которых интересы и государств, и учреждений гражданского общества чётко сформулированы. Кроме того, они функционируют как ключ к политической структуре, в которой законными способами достигается согласие, и принимаются коллективные решения. Это представляет собой в значительной степени процедурное представление о демократии, в качестве механизма законного принятия общественных решений.
Хотя существуют и другие значимые артикуляции положений либерального институционализма, среди которых самое известное место занимает сообщение Комиссии по Глобальному управлению, разделяющее вышесказанную общую приверженность к более представительному, отзывчивому и ответственному международному управлению[116]. Такие идеи также преобладают и в современной мысли, касающейся реформы глобальных учреждений, от Международного валютного фонда до Всемирной торговой организации. Это не удивительно, так как демократическое межгосударственное общение отражает стремления и ценности западных государств и их элиты, которые доминируют в учреждениях глобального управления. Но, как аргументирует профессор международного права Принстонского университета Ричард Фальк, это философия, которая предлагает ограниченное и несколько технократичное представление о транснациональной демократии[117]. Как и в случае с либеральным плюрализмом, но в более широком смысле, она терпит неудачу относительно проблемы неравенства в распределении власти, делая тем самым демократию пленником имущественных интересов. Критики классического плюрализма осознавали, что корпоративная власть искажает демократический процесс[118]. Но понимание неоплюрализма незначительно выражено в литературе по проблемам либерального интернационализма, в которой упускаются структурные неравенства в распределении власти в глобальной системе и, в частности, дисбаланс власти между учреждениями транснационального гражданского общества и глобального капитала. Защита прозрачности и ответственности недостаточна сама по себе, чтобы бороться с существующими неравенствами в доступе и влиянии. В то время как принципы прозрачности и ответственности являются необходимыми для достижения транснациональной демократии, но без механизмов обеспечения более эффективного представительства всемирных народов в политическом процессе, они остаются недостаточными для её полной реализации. В этом отношении установленное институциональное мышление вряд ли способно решить дефицит демократии, сокрушающийся глобальным управлением. Несмотря на подтверждение значения транснационального гражданского общества, либеральный интернационализм остаётся преимущественно западным и государствоцентричным, так как транснациональная демократия была задумана как эффективное условие усиления прозрачности и ответственности международных учреждений перед национальными правительствами.
Если либеральный интернационализм подчёркивает реформистский характер преобразования существующих структур мирового правительства, то радикальная программа – это создание альтернативных механизмов мировой социальной, экономической и политической организации, основанной на определённых республиканских принципах. Например, профессор международных отношений Кимберли Хатчингс идентифицирует радикальный демократический республиканизм, как проект, отказывающийся от реформизма демократической межгосударственности в пользу прямых форм демократии и самоуправления, при условии создания альтернатив структурам управления от глобального до локального уровней[119]. К. Хатчингс решительно отвергает либерально-реформистскую позицию, потому что существующие структуры глобальных управлений включают структурную привилегированность интересов богатой и мощной космократии, одновременно исключая потребности и интересы большей части человечества.
Радикальная республиканская программа касается формирования условий, необходимых для того, чтобы дать возможность людям самим контролировать свою жизнь и создавать сообщества, основанные на идеях равенства, общественного блага и гармонии с природной средой обитания. В глазах многих радикальных республиканцев агенты трансформации должны найтись среди таких современных (критически настроенных) социальных движений, как движения в защиту окружающей среды, феминистские движения и движения в защиту мира, которые порицают руководителей государств и международных организаций, а также традиционные определения «политического». Проводя политику сопротивления и одобрения, эти новые социальные движения играют, как представляется, такую же важную роль в мировой демократизации, какую играли в борьбе за национальную демократию такие традиционные социальные движения, как профсоюзы. Эти новые движения вовлекаются в транснациональные коалиции на условиях солидарности в борьбе с грядущими глобальными кризисами в сфере экологии, экономики и безопасности. В основе этих программ лежит преданность делу достижения социального и экономического равенства, созданию условий, необходимых для самостоятельного развития, и образованию самоуправляющихся сообществ. Поощрение и развитие в гражданах чувства принадлежности к взаимопересекающимся (локальным и глобальным) сообществам, объединённым интересами и чувствами, составляет основную цель политической деятельности новых социальных движений, равно как и поиск новых моделей и форм социальной, политической и экономической организации, совместимых с республиканским принципом самоуправления.
Радикальная республиканская модель представляет собой теорию «глубинной» демократизации и цивилизации мирового порядка. Это – нормативная теория «гуманного управления», которая опирается на факт существования множества «сообществ с общей судьбой» и социальных движений, в отличие от индивидуализма и призывов к рациональному эгоизму, свойственных либеральному интернационализму.
Радикальный республиканизм выражает сильную приверженность к теориям прямой и представительной демократии. Ибо демократия рассматривается как неотделимая от созданных условий для эффективного участия и самоуправления, включая, среди всего прочего, достижение социального и экономического равенства. Кроме того, это объединение с гражданской республиканской традицией, до настоящего времени, считает Д. Хелд, что реализация индивидуальной свободы должна быть «…встроена в пределы и поддержана (сильным) значением политического сообщества и общественной пользы»[120].
В космополитическом проекте сделана попытка точно определить принципы подотчётности тех центров и форм власти, которые функционируют сегодня за пределами сферы демократического контроля, и разработать соответствующие институциональные устройства. Согласно этому проекту, в грядущем тысячелетии каждый гражданин государства должен будет научиться быть «гражданином-космополитом», то есть человеком, способным быть посредником между национальными традициями, сообществами с общей судьбой и альтернативными формами жизни. Гражданство в демократическом государстве будущего, утверждают сторонники этой программы, должно, по-видимому, привести к росту роли посредничества. Будучи погружено в диалог с чужими традициями и дискурсами, это посредничество имеет своей целью расширение горизонта собственной смысловой структуры и расширение области взаимопонимания. Политические агенты, которые могут «рассуждать с точки зрения других», будут лучше решать – причем решать справедливо – новые и перспективные трансграничные проблемы и координировать процессы, которые порождают «взаимопересекающиеся сообщества с общей судьбой». Кроме того, космополитическая программа утверждает, что если современные формы власти должны стать подотчётными и если многие влияющие на нас сложные проблемы локального, национального, регионального и глобального характера должны демократически регулироваться, то люди должны будут иметь доступ в различные политические сообщества и быть их членами[121]. Иначе говоря, в новом тысячелетии демократическое политическое сообщество превратится в такой мир, граждане которого будут иметь гражданство многих стран. Столкнувшись с «взаимопересекающимися сообществами с общей судьбой», они вынуждены быть гражданами не только собственных обществ, но и более широких регионов, более широкого мирового порядка. Институты, разумеется, должны развиваться, чтобы отражать различные проблемы, вопросы-задачи, связывающие людей воедино безотносительно к тому, в каких национальных государствах они родились или выросли[122].