Смекни!
smekni.com

I. Теоретические аспекты организации внеурочной деятельности по истории в современном образовательном процессе (стр. 21 из 22)

Даль: Да, изумительно, господа. Не устаю повторять – удивительный край оренбургский. И все мы тут по разным причинам, а вдохновение в каждом из нас свои всходы дает и не суть важно чиновник ты или ссыльный.

Плещеев: О, как Вы правы Владимир Иванович. Мне так понятны чувства ссыльного, коим я являюсь. Вы ведь знаете, как государь жестоко обошелся с нами, Петрашевцами: я и Достоевский были подвергнуты гражданской казни. Чего стоили нам эти несколько минут на эшафоте…

Даль: Да, уважаемый Алексей Николаевич, казнь Петрашевцев, как и расправа над декабристами лягут черной страницей в книгу истории России.

Плещеев: Я был сослан в Оренбургский отдельный корпус рядовым. Эшафот сменился солдатчиной, муштрой, закованной в кандалы. На второе губернаторство приехал Василий Алексеевич Перовский. Признаться я был обескуражен этим. Ведь именно он, Перовский возглавил военно-судную комиссию по делу Петрашевцев. Но что такое Перовский – вы знаете. Да к счастью, помог и приезд моей матушки, которая знакома с Василием Алексеевичем, да привезла с собой письма от некоторых влиятельных людей. Чего ей это стоило! И вот ваш покорный слуга, рядовой Плещеев стал получать приглашения посетить дом губернатора. Ведь здесь собирается такое множество интересных личностей и свободных, и ссыльных.

Перовский: Да, господа, кого только судьба сюда не забрасывала. Кто-то сетует на то, что край наш ссыльный, а я то и рад тому. В Петербурге столько впечатлений не имел от встреч, сколько здесь, в степном крае оренбургском.

Шевченко: Отвлеклись Вы, господа. Плещеев поэт, вот пусть и почитает.

Плещеев: С превеликим удовольствием, господа, только извольте выслушать небольшую предысторию сию. Как вы знаете, губернатор снова затевает поход на восток, а для меня это единственная возможность вернуть себе офицерский чин. Да, я сейчас унтер-офицер, но это всего лишь старший солдат, а для того чтобы восстановить свое доброе имя я непременно должен принять участие в боевых операциях. Мои размышления на эту тему вы и услышите в моем стихе, кой я так и назвал «Перед отъездом».

Читает стихотворение.

Перед отъездом.

Опять весна! Опять далекий путь!

В душе моей тревожное сомненье,

Невольный страх мою сжимает грудь:

Засветится ль заря освобожденья?

Велит ли Бог от горя отдохнуть,

Иль роковой, губительный свинец

Положит всем стремлениям конец?

Грядущее ответа не дает…

И я иду, покорный воле рока,

Куда меня звезда моя ведет…

В пустынный край под небеса востока!

И лишь молю, что б памятен я был

Немногим тем, кого я здесь любил…

О, верьте мне, вы первая из них!

Я забывал при вас тоску изгнанья

Вам и теперь мой безыскусный стих,

Как сердце дань я шлю на расставанье.

Пусть иногда в раздумья тихий час

Он обо мне заставит вспомнить Вас.

И может быть, вы дружеский привет

Пошлете мне, исполнены участья,

Чтоб, лаской той утешен и согрет,

Мой дух не мог утратить веры в счастье…

Так на чужбине пленнику порой

Отрадна песнь страны его родной!

Весна 1853 года.

Входит Зан с хивинскими купцами.

Зан: Простите великодушно, господа, что я прерываю ваше общение, но к вам, Василий Алексеевич, гости пожаловали – купцы Хивинские.

Все оживляются. В.А. идет на встречу гостям.

Перовский: Проси, проси. Это дорогие гости. Приветствует купцов. Входят девушки. С чем пожаловали, купцы?

Купец 1: Ваше превосходительство, да будет жизнь твоя долгой и счастливой.

Купец 2: Да будет дом твой полною чашей!

Купец 3: Поклон тебе от всех наших купцов за все твои деяния.

Перовский: А что, купцы, довольны вы Караван – Сараем.

Купец 1: О том и говорить хотим. Рады мы, что есть теперь у нас место, где и товаром обменяться мы можем, и голову приклонить, отдохнуть, и воздать хвалу Аллаху.

Купец 2: И все в одном месте… И лавки торговые, и мечеть.

Перовский: Теперь вы товаром своим торговать право полное получили и нашим купцам пути свои открыли. Спасибо и на этом. Чем же торгуете нынче, купцы?

Купец 3: С караваном нашем и шелк, и сукно, драгоценные камни, золото, серебро.

Купец 1: А бухарские купцы тебе, Василий Алексеевич, в подарок ковры прислали да мерлушку на полушубок, чтоб не мерз ты зимою лютой.

Перовский: Ох, спасибо, купцы за заботу, мы все вам рады, и хивинским, и бухарским, и ташкентским. Город наш открыт для торгового люда. Добро пожаловать!

Купец 2: Прими от нас подарок, губернатор! Хлопает в ладоши..

Восточный танец.

Дарья Матвеевна: Нет, господа, что не говорите, а есть что–то таинственное, манящее и завораживающее в восточных танцах.

Александра Васильевна: И я себя часто ловлю на этой мысли, дорогая Дарья Матвеевна. Детство я провела у бабушке в орловской губернии под песни русских девушек, а как услышу пение няньки – калмычки, что за детьми моими присматривает, душа замирает.

Даль: А помните праздник азиатский что вы, Василий Алексеевич, в честь Жуковского устроили. Скачки вокруг холма на лошадях, на верблюдах… и музыка башкирская, и пляска.

Анна Никитична: А колдуна киргизского помните? Змеи…, чай в кибитке…

Перовский: Да, много шуму тогда этот сабантуй наделал, долго молва гремела…

Зан: А я вспоминаю наши польские праздники на милой Родине. На хуторе моего отца часто бывали народные гуляния. Только у нас они случались по осени, когда весь урожай был собран. И сейчас осень.… И опять будет весело, только без меня… Третьего дня получил письмо от Мицкевича.

Наталья Николаевна: Просто письмо? Или со стихами?

Зан: Ну разве Адам может без стихов? Конечно, он прислал мне несколько своих опусов.

Наталья Николаевна: Ну так читайте же скорее, читайте!

Зан читает стихотворение Мицкевича.

Песня странника

Расцвели деревья снова,

Ароматом дышат ночи;

Соловьи гремят в дуброве,

И кузнечики стрекочут.

Что ж, задумавшись глубоко,

Я стою, понурив плечи?

Сердце стонет одиноко:

С кем пойду весне навстречу?

Перед домом, в свете лунном,

Музыканта тень маячит;

Слыша песнь и отзвук струнный.

Распахнул окно и плачу.

Это стоны менестреля –

В честь любимой серенада;

Но душа моя не рада:

С кем ту песнь она разделит?

Сколько муки пережил я,

Что уж не вернуться:

Не доверить дум другому,

Только лишь немой могиле.

Стиснув руки, тихо сядем

Пред свечою одинокой;

Толи песню в мыслях сладим,

Толь перу доверим строки.

1832 год.

Зан: Если бы знали, господа, как я скучаю по своей милой Польше. Кто бы знал, что мой невинный памфлет в адрес российского Государя обернется несколькими годами оренбургской ссылки.

Аксаков: Но согласитесь, для Вас эти годы не пройдут бесцельно, и многие горожане будут помнить Вас добром, когда Вы вернетесь на Родину.

Перовский: Да, господин Зан, я благодарен Вам за неоценимую помощь в создании Неплюеского музея, смотрителем коего Вы являетесь. Господа, музею сему в нынешнем году своеобразный юбилей. Я хочу сделать Вам подарок, дорогой Томаш.

Вальс под музыку Шопена.

Зан: Благодарю Вас, господа, я тронут и растроган. Шопен … в его музыке сама Польша. Как жаль, что его не стало.

Шевченко все время рисует.

Даль: Но музыка его жива, дорогой Томаш.

Анна Никитична: Подходит к Шевченко. Тарас Григорьевич! Вы весь вечер отмалчиваетесь, надеетесь на то, что останетесь незамеченным?

Шевченко: Да нет, отчего же, публика собралась интересная, есть где моей кисти разгуляться.

Плещеев: Ах, милая Анна Никитича, оставьте Тараса, ему наконец-то позволено и писать, и рисовать. Он никак не может остановиться.

Шевченко: А я рисую и слушаю Вас, господа. Вы вот вспоминаете каждый о свой родине. Александра Васильевна вспоминала Орловщину, Томаш – Польшу, а я тоскую по Украине, по ее подсолнухам, по сандалам, задушевным песням и веселым пляскам, по моей ридной украïнской мове.

Даль: Эх, Тарас Григорьевич, будь Вы свободнее в передвижениях, я бы вас свозил в Новоюлдаску, вы бы там песен своих украинских наслушались бы и гопака бы наплясались.

Наталья Никитична: Владимир Иванович, да не рвите вы ему душу, куда же он поедет, подневольный человек.

Аксаков: Тарас Григорьевич, все хочу вас спросить как собрата по перу, от чего ваши стихи такие безрадостные и мрачные, столько в них обреченности и беспросветности.

Шевченко: А их мне жизнь моя напевает. Какая мне радость, у бывшего холопа и нынешнего ссыльного.

Шевченко читает стих.

Самому чудно. А де ж дiтись?

Що дiяти i що почать?

Людей i долю проклинать

Не варт, ïй-богу. Як же жити?

На чужинi на самотi?

I що робите взапертi?

Якби кайдани перегризти,

То гриз потроху б. так не тi,

Не тi ïх ковалi кували,

Не так залiзо гартували,

Щоб перегризти. Горе нам!

Невольникам i сиротам.

В степу безкраïм за Уралом!

(Орська крiпость 1847)

Шевченко: Говорят на театре нынче Гоголь ставится, и вместе с актерами именитыми дети играть будут…

Плещеев: Истинная правда, Тарас, только дети эти не роли разыгрывать будут, а только танцевать, но Мария Алексеевна сказывала, зрелище будет необычайное. Тарас, чтоб тоску и грусть твою развеять, упросил я Марию Алексеевну позволить этих танцоров сюда зазвать.

Дети выходят танцевать гопак. После танца все актеры выходят на финальную песню.

На Европу и Азию нас не дели.

На уральскую землю однажды ступи:

Посмотри как врываются в город бураны,

Как стучаться метели в оконные рамы –

И тогда ты поймешь, что живем мы в степи.

Не найдешь ты просторов таких никогда, -