Для Льва Толстого было очевидно, что «если допустить, что один человек может насилием противиться тому, что он считает злом, то точно так же другой может насилием противиться тому, что этот другой считает злом». Кто сказал, что разные люди будут понимать такие спорные понятия как «добро» и «зло» одинаково? Часто случается такое, что один считает злом то, что другой полагает добром, и наоборот. И что же будет происходить, ежели один другого будет насильно переубеждать или, хуже того, воздействовать физически, наказывая за «зло». Тысячи человек по-прежнему будут несчастными, не знающими, что такое мир и любовь к ближнему.
По Толстому, Христос не просто говорит прекрасные слова, а даёт те заповеди, которые действительно надо воплощать в своей жизни. Это не отвлечённое, а очень жизненное учение. «Нельзя отрицать, и все христиане всегда признавали это, что главное содержание учения Христа есть учение о жизни людей: как надо жить людям между собою»[10].
Так называемые верующие распространяют христианство, неверующие устраивают свою жизнь, как могут, но и те и другие не живут по закону, завещанному нам Христом. И те и другие не понимают, что каждый день их жизни отдаляет возможную счастливую жизнь по законам Христа. Но если только люди попробуют делать то, что говорит и своим примером показывает Христос, – жизнь кардинально изменится. «Бог говорит просто: не делайте друг другу зла – не будет зла»[11].
Толстой очень пристально изучает Евангелие в стремлении подтвердить открывшуюся ему истину. И находит в Евангелии подтверждения всем своим мыслям. После осознания этой главной истины все неясные места в Евангелии становятся ему понятными, логичными. Если какое-либо слово скрывает или, по мнению Толстого, коверкает смысл христовых заповедей, он справляется с несколькими источниками, обращается к Евангелиям в других переводах, изучает значение сомнительных слов на других языках. И оказывается, что его понимание заповедей расходится с классическими богословскими трактовками.
Эти расхождения в понимании евангельских заветов – не простой спор о вере, где каждый свободен выбирать, во что верить и как жить, никому не мешая. Это разная трактовка заповедей Того, кто признан Богом, и из этих трактовок следует разная мораль и отличающееся одно от другого устройство жизни общества. Эта непременная истина касается не только каждого человека в отдельности, но относится так же и к вопросам общим, государственного и мирового уровня, и эти два уровня – частный и общественный – тесно переплетены.
Таких моментов, в понимании которых Лев Толстой расходится с церковью, он находит очень много. Например, слова Христа «не судите и не осуждайте» Толстой понимает в том смысле, что нельзя судить людей в судах и участвовать в них. Церковь же толкует эти слова только как «не злословьте ближнего». Суды, считает Л.Н. Толстой, – это преступно, ибо сказано во многих вариациях в Евангелиях – «не суди и не судим будешь», и никак нельзя понять Христа неправильно: он говорит именно о человеческих судах, прямо запрещая их. Потому что суд – это утверждение вины одного человека перед другим или другими и наказание его. А это противоречит заповедям христовым.
Другой пример. Сказано в Евангелии (Матф., V, 34): «А я говорю вам: не клянись вовсе», и Толстой понимает это как предписание не только не клясться, но и не давать присяги. В то время как церковь говорит, что запрещено давать только клятвы пустые, лицемерные, но поощряет государственную присягу.
По-новому трактует заповедь Христа «любите врагов ваших» (Матф. V, 44). Справившись с лексиконами и контекстами Библии, Л.Н. Толстой доказывает, что Христос имеет в виду не личных врагов, а людей других народностей, и, следовательно, нельзя воевать с другими народами, а надо жить в мире с ними.
И всё, что читает Толстой в Евангелии, всё он понимает сквозь призму главного завета «не противься злому». «Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло»[12].
Так почему люди не исполняют заповедей Христа? Потому что считают, что они неисполнимы, потому что жить по заповедям трудно. Но как это может быть трудно, если делать благое, хорошее – это нормально для человеческого естества. «Учение Христа устанавливает царство бога на земле. Несправедливо то, чтобы исполнение этого учения было трудно: оно не только не трудно, но неизбежно для человека, узнавшего его. Учение это дает единственно возможное спасение от неизбежно предстоящей погибели личной жизни. Наконец, исполнение этого учения не только не призывает к страданиям и лишениям в этой жизни, но избавляет от девяти десятых страданий, которые мы несем во имя учения мира»[13].
Вся наша жизнь, жизнь христиан (!), противоположна учению Христа. «Жизнь наша до такой степени удалилась от учения Христа, что самое это удаление становится помехой понимания его»[14]. Все пять заповедей, выделяемых Толстым, дают мир людям, а мир между людьми это и есть царство божие на земле. Установление царства бога зависит от нас, а не от кого бы то ни было. Ни Христос, который избавил человечество от греха Адама, ни кто-либо другой не сделает счастливым человечество. Потому что у каждого человека всё есть, чтобы сделать это самому: свет разума, мысль и путь, который указал Христос.
Сложно одному идти против всего мира, потому что начни исполнять заповеди Христа – вся привычная жизнь разрушится. Но Иисус ведь о том и говорил, что та жизнь, которой живёт человек – неистинная, и истинную можно будет обрести, отрекшись от прошлой привычной жизни. Если дела свои соизмерять со смертью, которая так или иначе придёт к каждому, тогда возможно будет отыскать истинный смысл жизни. А он не в земном, которое исчезнет вместе с нами: «Жизнь истинная есть только та, которая продолжает жизнь прошедшую, содействует благу жизни современной и благу жизни будущей»[15].
Поняв учение Христа так, как он понял, Толстой встал перед выбором: жить как все или жить по учению Христа, ибо в его понимании это два разных пути. И выбор, конечно очевиден. «Делая, как все, я наверно противодействую благу всех людей, наверно делаю противное воле отца жизни, наверно лишаю себя единственной возможности улучшить своё отчаянное положение. Делая то, чему Христос учит меня, я продолжаю то, что делали люди до меня: я содействую благу всех людей, теперь живущих, и тех, которые будут жить после меня, делаю то, что хочет от меня тот, кто произвёл меня, и делаю то, что одно может спасти меня»[16].
Главный признак истинной веры, считает Толстой, это дела. Незачем утверждаться в вере, если можно просто начать делать то, что должно. Надо жить по закону, и будет благо. Можно оставить свои суетные, ненужные земные дела и посвятить себя богу, оставаясь в миру. Подтверждение этому Л.Н. находит в Евангелии (Матф. X, 10): «трудящийся достоин пропитания». Так Толстой представляет себе счастливого человека: это труженик, который собственным трудом создаёт себе пропитание, и счастлив этим, ибо труд – это величайшее благо и для него, и для других людей. «Человек не затем живёт, чтобы на него работали, а чтобы самому работать на других. Кто будет трудиться, того будут кормить»[17].
«Я верю в учение Христа, и вот в чём моя вера»,[18] - говорит Толстой. Он берёт ответственность за свою жизнь на себя и утверждает личную ответственность каждого за мир на земле. Рассмотрим, как эта мысль выражается в его статье «Так что же нам делать?».
В 1882 г. в Москве производилась перепись населения. Поселившись с семьей в Москве осенью 1881 г., Толстой уже успел столкнуться с ужасающей жизнью городских бедняков и теперь хотел привлечь к ней внимание всего общества. С этой целью и была написана статья-призыв «О переписи в Москве». Проект задумывался Толстым как широкая гражданская инициатива, рассчитанная на социально активную грамотную часть общества, прежде всего на молодежь, которая была а в проведении переписи. Эта молодёжь и должна стать инициатором и проводником таких контактов между бедняками и теми, кто может им быть полезным.
В статье читаем совершенно конкретное: «Делать же, по-моему, теперь, сейчас, вот что. Первое: всем тем, которые согласны со мной, пойти к руководителям, спросить у них в участке беднейшие кварталы, беднейшие помещения и вместе с счетчиками 23, 24 и 25 числа ходить по этим кварталам, входя в сношения с живущими в них, и удержать эти сношения с людьми, нуждающимися в помощи, и работать для них.
Второе: руководителям и счетчикам обращать внимание на жителей, требующих помощи, и работать для них самим и указывать их тем, которые захотят работать на них»[19].
При этом Толстой делает упор на то, что помогать людям надо не деньгами, ибо в понимании Толстого деньги – это зло, а помогать надо делом, собственной активной работой: «Денег не нужно. Нужна деятельность самоотверженная, нужны люди, которые хотели бы делать добро, отдавая не чужие грехи – деньги, а свой труд, себя, свою жизнь»[20].
Отношение ближайшего окружения писателя знакомых, друзей, родственников к идее проекта было весьма сдержанным. Чаще всего предлагали денег на благотворительность, но иметь дело с обитателями трущоб непосредственно никто не имел желания. «Всем почему-то становилось неловко, но все считали необходимым одобрить самую мысль, и все после одобрения начинали высказывать сомнения в успехе и начинали осуждать равнодушие и холодность нашего общества» - пишет Толстой[21]. Да и самому ему было неловко, он чувствовал, что это что-то не то.
Обойдя квартиры бедняков, он увидел, что таких людей, которым он бы помог, выдав им деньги, нет. Несчастья этих людей не в их бедности, как думал он раньше, а внутри них самих, как и в тех людях, среди которых он жил. «Бедняки» были такими же обыкновенными людьми, как и богатые люди, среди которых жил Толстой. Почти все люди работали, у всех были свои горести и свои радости, время, которое они чем-то заполняли. Толстой очень удивлен увиденным: «Мы готовились увидать только одно ужасное. И вдруг вместо этого ужасного нам представилось не только не ужасное, но хорошее, такое, которое невольно вызывало наше уважение. И этих хороших людей было так много, то оборванные, погибшие, праздные люди, которые изредка попадались среди них, не нарушали главного впечатления»[22].