299
а) Облегчение конфликта путем триангулирования: Я уже не раз указывал на то огромное значение, которое имеет "третий объект" для облегчения конфликтов объектоот-ношения. В первые три года жизни оно рассматривается как одно из необходимейших условий для успеха процесса индивидуализации (см. гл. 5). Но и в дальнейшем, и, пожалуй, на протяжении всей жизни существование доброго, любящего "третьего объекта" помогает компенсировать безрадостные напряжения, возникающие в другом объектоотношении, нейтрализировать агрессии и смягчить страхи. Колебание в сторону доступного "третьего объекта" повышает таким образом шансы разрешения конфликтов объектоотношении иным способом, а не путем преимущественно подсознательных, патогенных механизмов обороны.
В этом отношении разведенная семья, несомненно, испытывает дефицит и тем сильнее, чем ребенок моложе. Маленькие дети в случае неудач, гнева или растерянности нуждаются в уравновешивающем объекте сейчас же и здесь же. Ждать до вечера, это еще куда ни шло. Можно надуться, сердиться на маму и представлять себе, как вечером вместе с папой он будет ее игнорировать. Но малыш не может утешать себя таким образом на протяжении недели или четырнадцати дней. Поэтому он чувствует себя зависимым от матери и не в состоянии уйти от конфликта. Только при очень и очень счастливых обстоятельствах старшим детям (около семи лет) удается частично компенсировать этот дефицит при помощи фантазирования ("Папа поступил бы сейчас совсем по-другому" или: "Когда я опять буду у него, то я..." и т. д.).
К этому добавляется то, что колебание ребенка в сторону присутствующего отца легче признается матерью, а часто и с ее стороны воспринимается как облегчение. Если же между разведенной матерью и ребенком возникает ссора и ребенок начинает говорить об отце (или даже кидается к
300
телефону), легко может произойти такое, что ее гнев еще больше возрастет (нередко тогда доходит до таких высказываний, как: "Ты можешь уходить, если считаешь, что это для тебя лучше, никто тебя не держит!" Матери чаще всего не понимают, что они делают такими высказываниями, и даже гордятся, если ребенок после этого чувствует себя побежденным. При этом они ему практически говорят: "Ты мне не дорог, ты можешь идти и я не буду плакать"...)
б) Коалиция против "предпочитаемого брата или сестры"'. особенная форма "облегчения конфликтов путем триангулирования". Как минимум, вечером или в выходные дни отец может предложить себя в качестве доверенного лица, если у ребенка возникает чувство, что мать предпочитает ему брата или сестру. Такое ожидание может быть также утешительным в течение дня. Подобное облегчение — более чем простая компенсация. Оно помогает ребенку во внутренней акцептации, особенно если речь идет о маленьком брате или сестре, которые требуют большей заботы матери, и ребенок в таких случаях не чувствует себя менее любимым ею.
Отец, которого ребенок навещает каждые четырнадцать дней, едва ли может выполнить эту функцию. Наоборот, здесь возникает опасность, что он, если остается один с детьми, по необходимости репродуцирует "предпочтение" по отношению к младшему. Поэтому, если имеется более одного ребенка, важно, чтобы отец виделся с каждым отдельно и так организовывать посещения, чтобы он находил время заниматься с каждым из них отдельно и соответственно возрасту. Это сделало бы возможным некоторое "нар-цисстическое уравновешивание" и могло бы также приносить (старшим детям) облегчение, особенно если они имеют возможность говорить иногда о своих обидах и проблемах. Навещаемый отец в действительности не в состоянии смягчить соперничество детей по отношению к матери.
301
в) Обоюдная помощь родителей друг к другу в том, чтобы понять ребенка: каждому, кто имеет дело с детьми, знаком тот феномен, что взрослому только тогда удается сильная идентификация с ребенком и он способен понять его чувства и точку зрения, когда он становится постоянным свидетелем разногласий ребенка с другим взрослым. Этот феномен играет большую роль и в семье. Никогда отец не бывает так полон понимания и чувств по отношению к сыну или дочке как в то время, когда мать особенно строга и настаивает на соблюдении порядка или наказывает за проступки и наоборот. Эта идентификация с ребенком является одним из условий возможности триангулярного облегчения. Исходя из этого, она влечет за собой два последующих важных эффекта: во-первых, незамешанный родитель, идентифицирующий себя с ребенком, может помочь другому вновь приобрести дистанцию по отношению к имеющейся проблеме и таким образом лучше понять, что же на самом деле произошло. Так мать может увидеть, что там, где она усмотрела агрессивный акт против себя, была просто бездумность и возбужденность, или отец поймет, что ребенок не просто "эгоистично и из желания показать себя" помешал разговору, а хотел поделиться с папой ужасно важной новостью и т.д. Одним словом, родители помогают друг другу в какой-то степени совершать педагогическую "ревизию". Второй эффект состоит в том, что идентификации, провоцируемые повседневными конфликтами, могут повысить общую способность к сочувствию не замешанного родителя.124
Этот педагогический "механизм поправок" полностью выпадает, если второй родитель не живет больше под одной крышей. Конфликты по поводу желаний, правил и поступ-
124 Если же между родителями существует агрессивное напряжение, то идентификация незамешанного родителя с ребенком выглядит скорее как ссора, а не как желаемое понимание и помощь.
302
ков между детьми и одинокими матерями, как правило, более интенсивны, воспринимаются (со стороны матерей) более личностно, характеризуются большим упрямством и заставляют ребенка, менее понимаемого в его мотивах, в высокой степени почувствовать свое бессилие, которое опять же является новым основанием для дальнейших конфликтов. Эта функция отца также едва ли может быть воспринята другими персонами. Во-первых, потому что они слишком редко присутствуют, во-вторых, они не хотят "вмешиваться" и, в-третьих, матери (или отцу) такое вмешательство не понравится (например, если это вмешательство собственных родителей).
г) Разделение взрослого и детского мира: в обоюдном партнерстве мужчина и женщина могут удовлетворить большую часть своих сексуальных, любовных и коммуникативных потребностей, вместе разрешать проблемы и т.д. Это дает им определенную свободу и возможность в своих отношениях с детьми быть преимущественно родителями. Для детей это означает оказаться освобожденным от чувства ответственности за благополучие родителей. Они могут оставаться детьми, что основательно меняется после развода. В большинстве случаев поведение, характер и любовь ребенка, его развитие, его школьные успехи и т.д. являются для женщины, редуцированной в мать, основным критерием ее благополучия. Удовлетворить мать, не разочаровать ее или не обидеть — это становится возможным мотивом, который вступает в конфликт с детски эгоистическими желаниями, нарцисстическими и агрессивными побуждениями. В какой степени будет заметен этот дефицит, зависит, конечно, большей частью, от персонального стиля жизни, которого придерживается мать после развода. Ее социальные контакты, сексуальные отношения, спортивные, художественные и другие увлечения, а также профессиональная удовлетворенность и успех могут освободить ребенка от вынуж-
303
денной роли замены партнера. Поэтому так важно, чтобы разведенные женщины после первых месяцев (необходимой) сверхзаботы по возможности как можно скорее снова возвращались к нормальной "взрослой" жизни и ни в коем случае не стремились "оставаться только матерями".
д) Не следует бояться споров и различия мнений: когда папа или мама злы на маленького ребенка, это вызывает у того страх: "Будут ли они снова хорошими? Будут ли они его еще любить?" Если дети злы на маму или папу, это у них также вызывает страх: "Исполнятся ли мои злые пожелания? Простят ли они мне или будут мстить? (Абсолютно нормальные для маленьких детей) садистские побуждения и пожелания смерти по отношению к любимым объектам, как правило, между четвертым и шестым годами жизни значительно вытесняются или превращаются в менее предосудительные125. Ребенок учится часть своих (неизбежных) повседневных агрессий переживать довольно бесстрашно. Он способен на такое, поскольку видит, что его агрессивные желания и фантазии не исполняются, что со стороны родителей не грозит никакая ужасная расплата и, наконец, — на модели родителей, — что временные разногласия и различия мнений не являются катастрофой, так как за ними всегда следует примирение126.
Для детей развода это с самого начала очень трудно. Если даже развод и не кажется им (особенно маленьким детям, что случается очень часто) исполнением их агрессивных
Конечно, интенсивность агрессивных желаний — и ими активируемых страхов — очень разная у различных детей. Вид и масштаб обороны решают, выиграет ли "Я" ребенка в свободе действий или проиграет (ср. также экскурс на с. 197 и далее).
Позитивная оценка конфликтов между родителями имеет в виду, конечно, не такие супружеские отношения, в которых массивные ссоры и насилие — обычное явление и в лучшем случае время от времени появляется затишье, однако так никогда и не доходит до (полного любви) примирения.
304
желаний, а также и их страхов расплаты, то они получают доказательство тому, что различие мнений между родителями и вправду привело к разрыву и что их обоюдная любовь потерпела крах. Тем более эти дети нуждаются в модели обращения с агрессивностью, которая не подвергала бы опасности ни их самих, ни других и не разрушала бы отношений. Родители, живущие отдельно, абсолютно не годятся в качестве такой модели. Во-первых, потому что они потерпели поражение, во-вторых, потому что почти любое разногласие между разведенными родителями приводит ребенка к конфликту лояльности и вызывает новые (часто безосновательные) страхи потери. Одинокие матери и отцы едва ли в состоянии предоставить детям альтернативу модели конфликтов и агрессивности.