* удовлетворения (либидинозных, агрессивных и нар-цисстических) потребностей;
* уверенности (обороны против угрожающих опасностей);
* продолжения (первично либидинозных) отношений к
матери и к отцу.
Не у всех детей, конечно, амбивалентные конфликты по отношению к отцу раскрываются так открыто, как у Николауса; часто они остаются полностью скрытыми (имеется в виду внешнее поведение) от постороннего наблюдателя, что зависит также в основном от качества отношений
289
между матерью и отцом. Как правило, в условиях, когда мать представляет собой первичный, а отец вторичный объект, дети, что касается отца, перед лицом угрожающих конфликтов чаще прибегают к (моментальному или постоянному) подчинению и приспособлению, чем в конфликтах, относящихся к персоне матери. Таким образом может создасться впечатление, что послеразводный кризис (регрессии, дест-руктуризация) в основном направлен только на объекто-отношения к матери, в то время как отношение к отцу из-за его (частичного) выпадения или из-за потери его освобождающей и выравнивающей функции триангулирования становится более весомым. Вначале я тоже разделял этот взгляд118. Следуя этому, манифестный отказ от отца надо было бы понимать либо как (спонтанную) реакцию переживаний, либо, если он столь часто развивается лишь по прошествии определенного времени после развода, — как посттравматический симптом, который служит обороне против первичных конфликтов объектоотношений или страхов, направленных на мать. Однако в последнее время мне представилась гораздо ббльшая возможность изучения отношений ребенка и отца в непосредственно послеразводный отрезок времени путем контактов с разведенными отцами, и я на основе нового опыта склоняюсь к выводу, чти данный (посттравматический) отказ от отца конститу-ционирует механизмы обороны (перенос, проекция, отрицание, см. выше) уже перед посттравматическим разреше-нием конфликта и в результате становится действующим во время (острого) послеразводного кризиса. Во всяком случае (позитивное) значение отца остается (все еще) настолько большим, что это создает новое дополнительное поле психических конфликтов. Если это верно, то направленный на отца амбивалентный конфликт является своего рода "меж
290
симптомом", который тем не менее не уменьшает, а, наоборот, обогащает страхи, активированные в ходе после-разводного кризиса. Или, иначе говоря, послеразводный кризис характеризуется обострением психических конфликтов ребенка в его объектоотношений к матери и к отцу.
10.2. Отказ от отца как особый вариант посттравматической симптоматики
Если окружающие не в состоянии оказать ребенку достаточную помощь, которая позволила бы ему, хотя и с болью, но без больших срывов личности, преодолеть развод (гл. 1), то "Я" ребенка прибегает к подсознательным механизмам обороны, которые, так сказать, временно кладут конец кризису, длящемуся порой недели, месяцы, а иногда и больше года, и вместе с тем опасной психической деструктуризации (гл. 2 и 3). "Посттравматической обороной" ребенок в известной степени переносится из психического хаоса после-разводного кризиса в собственное воссоздание. Путем процессов вытеснения, изменений влечений и схемы восприятия ребенок строит модифицированную систему себя-объекта и репрезентации отношений, новую сравнительно лишенную страхов "картину мира", которая обещает быть жизнеспособной. Подобное равновесие, конечно, достигается путем более или менее больших жертв со стороны "психического здоровья" или со стороны шансов развития и это могут быть невротические симптомы, ограничение способности к переживаниям и других функций "Я", (например, потеря или односторонность в познавательных и интеллектуальных способностях), другие укрепленные черты характера, и прежде всего повышенная диспозиция реагирования на трудные ситуации в дальнейшей жизни тяжелыми психическими заболеваниями и (или) потерей душевного равновесия119.
119 К длительным воздействиям (ср. гл. 11).
291
Жизнь человека, и особенно ребенка, раскрывается в рамках (реальных и внутренних) отношений. Это действительно, конечно, и для (в широком смысле) невротических образований. Возьмем, например, подчиненность в качестве примера одного из невротических симптомов или невротического образования характера. Она проявляется (также) и тогда, когда часть ненависти, появившейся, например, в результате соперничества или отвергнутой любви, направляется против собственной персоны ("я ничего не стою; я не могу сравнить себя с ним (с нею) и поэтому я не имею права ничего желать") и, с другой стороны, превращается в чрезмерное восхищение и переоценку объекта. Подчиненность метит, однако, и определенный образец объектоотношений, который в качестве вида внутренней модели применяется к различным объектам, переносится на них. У каждого человека есть определенное (часто очень ограниченное) число внутренних образцов объектоотношений, которые тесно связаны между собой. Нередко они имеют также оборонительную функцию. Так, подчиненность защищает от опасности как перед собственной агрессивностью, так и перед агрессивностью объекта. В определенных обстоятельствах отклонение объекта или обрыв отношений кажутся ребенку единственно возможным или наиболее приемлемым способом преодоления страха. Развитие подобного симптома или невротического образца объектоотношения можно себе представить в следующей упрощенной форме120: прежде всего ребенок любит своего папу, но он также испытывает печаль и ярость по отношению к нему, потому что тот его покинул. Если он время от времени с ним встречается, то это примиряет его. Таким образом он получает также что-то от отца. Эти чудесные часы он не хочет портить упреками и агрессиями — он забывает о них на эти несколько часов или
120 Ср. (дифференцированное) теоретическое представление на с. 285 и далее.
292
два дня, проведенных вместе. В промежутках же такое забывание становится все труднее осуществлять. От отсутствующего отца едва ли ребенок получает что-то, что могло бы смягчить его разочарование и гнев. К этому добавляются проблемы с мамой, страх, что она тоже может уйти, разочарование и гнев по тому поводу, что она не дает ему той любви, в которой он в настоящий момент столь нуждается, что у нее нет для него достаточно времени, она не воспринимает его всерьез и так далее. Но он ничего не может поделать и предоставлен полностью в ее власть. Это вызывает в ребенке гнев не только по отношению к матери, но вместе с тем по отношению к отцу, который бросил его в такой трудной ситуации, не помогает ему, не может показать ему выход. Чем глубже погружается ребенок в послеразводный кризис, тем "злее" (непонимающими, нелюбящими, невнимательными) становятся мать и отец в его глазах и тем труднее становится ему сохранять "хорошую мину" по поводу периодических посещений отца теперь, когда тот здесь, и, наконец, можно предъявить ему счет за его вину. Но он все еще очень боится потерять отца навсегда. Таким образом на какое-то время ему удается приспособиться и (или) подчиниться организации родителей и поддерживать составленную отцом программу посещений, что, однако, среди прочего, приводит к тому, что он в промежутках в совместной жизни с матерью все меньше в состоянии владеть своими агрессивными аффектами. И это делает его положение все более невыносимым, У него создается впечатление, что добрые образы (свойства) мамы и папы полностью потеряны, что, однако, должно означать — одному оказаться в мире, наполненном исключительно злыми объектами. Но он не может себе такого позволить. Каждый ребенок (и только ли ребенок?) нуждается хотя бы в одной персоне, которой он мог бы доверять. Но кто это может быть? Ведь невозможно найти себе новых родителей. Итак, речь может идти только о
293
маме или папе. Но оба они потеряли его доверие. Однако, с точки зрения ребенка, имеются две сменяющие друг друга версии: мама считает только отца злым и виноватым, папа — исключительно маму. Если ребенку удастся подключить себя к одной из этих двух версий, то можно будет многого достигнуть: один, избранный таким образом родитель будет освобожден от вины и ребенок сможет снова ему доверять. Улучшение отношений не будет больше подвергаться опасности со стороны собственных агрессий, которые в дальнейшем он направит только на (одного) виноватого родителя. На него можно будет также взвалить и собственное мучительное чувство вины. Чем злее и недостойнее любви кажется тот, тем меньше поводов у ребенка доверять "этому человеку" в дальнейшем и в будущем развод начинает ему казаться лучшим разрешением проблемы. К этому добавляется, что ребенок замечает, как хорошо действуют его "взгляды" на родителя, освобожденного таким образом от вины. Снова просыпаются все желания по поводу двойственного союза и неделимого внимания со стороны одного из родителей.