278
дился одной своей фантазии, а именно, что Руди может в один прекрасный момент собрать свои вещи и сказать:
"Папа, что ты можешь мне предложить? Я поеду лучше опять к маме!" или: "Я не буду тебя больше навещать". Из-за этого каждое разочарование ребенка, его скука или раздражение казались ему угрожающими. Я вижу в этом феномен, который встречается иногда у разведенных отцов. В противовес "педагогизированию" отношений матери и ребенка после развода отцы переживают часто инфантилизацию не только по отношению к бывшей жене, но и при определенных обстоятельствах по отношению к детям. Например, господин М. попал в такую зависимость от своего сына, он боялся, что может потерять его любовь, если не будет "хорошим". При таких обстоятельствах, конечно, не удивляет и то, что дни посещений не могли стать днями незапятнанной радости, как он того себе желал. Господин М., очевидно, просто не имел представления о том, что он важен Руди просто как отец, что именно эти отношения нужны ребенку, а совсем не обязательно исключительные развлечения.
Об этом мы еще поговорим. Однако один фактор играет почти у всех этих неуверенных в своих отношениях с ребенком отцов известную роль. Собственно, было бы неверно говорить о "продолжении отношений ребенка с обоими родителями", потому что после разрыва родителей отношения ребенка с матерью и с отцом не могут быть прежними. Об изменениях отношений матери и ребенка мы уже неоднократно говорили. Что же касается отношений отца с ребенком115, то развод в большинстве случаев ставит обоих в совершенно необычную ситуацию: на протяжении долгого времени им приходится общаться исключительно друг с другом. В этом случае выпадение "третьего" в отношениях отца и ребенка становится еще более заметным, чем в отно-
115 Я говорю здесь о внешних приметах отношений, а не о внутренних изменениях, т.е. объектоотношешях.
279
шениях матери и ребенка, для которых уже задолго до развода исключительно двойственные отношения не были чем-то особенным. Непривычность этой ситуации оказалась трудной для отца еще и потому, что ему не хватает социальной компетентности, чтобы компенсировать отсутствие матери. Многие отцы никогда не учились подолгу играть с детьми, развлекаться с ними, они не очень хорошо понимают мир ребенка. Они привыкли к соединяющей роли присутствующей матери. Им приходилось оставаться один на один с ребенком в основном только в тех случаях, когда предполагалось "что-то предпринять". И именно к этому образцу отношений совершенно автоматически обратился господин М. Страх отцов, что они не выдержат парных отношений с ребенком, ведет к тому, что разведенные отцы очень скоро начинают искать "третий объект". Они едут в гости к бабушке с дедушкой, предлагают пригласить друзей, отсылают ребенка к соседским детям или же пытаются восстановить обычную тройственную констелляцию с новой подругой. И снова они недооценивают того значения, которое они персонально имеют для сына или дочки, и рассчитывают на то, что развлечение с другими будет им засчитано как отцовская заслуга. Но это не так. Эти отцы не видят, что их периферического присутствия в дни посещений недостаточно, чтобы компенсировать повседневное отсутствие и из-за недооценки своей персоны лишают себя и ребенка большого шанса. Также и господину М. приходилось бороться с этой проблемой. «Я просто не знаю, как (!) играют с человечками из конструктора "лего". Мне ничего не приходит в голову!» "А что делает Руди в таких случаях?" — спрашиваю я. "Он говорит мне, как я должен играть". Госпо^ дин М. заметно почувствовал облегчение, когда я ему сообщил, что достаточно и того, что он предлагает себя ребенку как товарища по игре и что дети таким положением вполне удовлетворяются и получают импульс к фантазированию.
280
Но тут обнаружилась еще одна сложная проблема: господину М. такого рода игра не приносила удовольствия. Недостаточно стресса, слишком мало идей; взаимное времяпрепровождение с Руди становилось для него еще и педагогическим долгом.. Одной из задач консультации была также задача научить господина М. такому построению его отношений с сыном, чтобы они соответствовали его собственным желаниям и потребностям (конечно, учитывая интересы
ребенка).
Воскресенье до обеда было для него всегда лучшим временем. Отец и сын долго спали, завтракали в постели, возились, устраивали бои с подушками, беседовали о школе, футболе и о многом другом. "После обеда обычно создается критическая ситуация. Руди становится капризным, ему ничего не нравится, он начинает меня ругать, я тоже раздражаюсь, и мы ссоримся". Очевидно, предстоящая разлука трудна для мальчика. Всегда легче покинуть того, на кого ты зол. Господин М. хотя и чувствовал, что эти сцены связаны с расставанием, -но из чувства вины избегал говорить об этом с Руди. Возвращение к матери происходило обычно в подавленном настроении для обоих. Когда приезжали домой, Руди очень быстро прощался и тут же уходил в свою комнату. "Еве говорю я тогда: "Итак, через четырнадцать дней. Когда я еду в лифте, мне хочется выть!" — говорит он в заключение, и я замечаю, что он борется со слезами. На мой вопрос, что приходит ему в голову по поводу этой сцены, господин М. отвечает спонтанно: "Развод, четыре месяца назад, когда я ушел с моим чемоданом. Каждое прощание — это как вновь переживаемый тот ужасный день!" Потом он подождал: "Когда Ева отказала мне три недели назад, я раздраженно отреагировал по телефону. Но, к своему ужасу, заметил, что мне стало легче". И после короткой паузы:
Я думаю, что же было причиной, что я в свое время выбрал именно ее!"
281
9.9. Отцы, которые (больше) не показываются
Ошибочное действие господина М. — он никак не мог вспомнить причину последнего отказа матери — представляется теперь в ином свете. Это он сам, подсознательно, желал этого отказа. И ему посчастливилось — он смог это частично почувствовать, что и помогло ему увидеть трудности его отношений к Руди, проистекавшие не только от матери, но и в какой-то мере и от него самого116.
Господин М. переживал критический период послераз-водного отцовства. Он, еще переполненный чувством боли из-за потери семьи, от которой, очевидно, только поверхностно отвлек себя, вступив в новые отношения в высшей точке нарцисстического кризиса, должен был осознать, что те формы и характер, которые в дальнейшем будет принимать его отцовство, только усилят чувства боли, печали, унижения и неполноценности. Чем меньше удается отцам выйти из этого кризиса отношений с матерью, ребенком и;
самим собой, тем больше вероятность, что они попытаются побороть эту невыносимую ситуацию путем постепенного' или внезапного отхода. Конечно, невозможно представить! себе это как сознательное решение, но мотивы отхода все| же вступают в конфликт с отцовским чувством ответст-1 венности и любви к ребенку. К чему прибегают эти отцы| довольно часто, так это к любой возможности, позволяю-
'16 По прошествии двух месяцев после начала консультаций ситуация отно^ шений господина М. с Руди, а также и с его бывшей женой, заметно] разрядилась. Спустя полгода, когда он приехал за Руди, он пригласил мать н&' чашку кофе. Через два дня она сама ему позвонила, чтобы впервые спросить, не может ли он в субботу, во внеочередной раз, взять ребенка, потому что ее;
пригласила подруга. Очевидно, мать в результате расслабления отношений были в состоянии воспользоваться в своих целях продолжающимся отцовством своего бывшего супруга. Все это было результатом маленького, почти незаметного изменения в поведении отца, что сыграло для матери роль освобождения от страха и восстановления нарцисстического равновесия, а также привело (^ дезагрессивизации отношений.
282
щей перекладывать на "третьего' ответственность за отход. Для этого можно использовать перемены по службе: взятие на себя обязанностей, требующих частых выходных дней, и таким образом нередки отказы в визитах; командировки; изменение места жительства и т.д. Напряженные отношения с матерью также дают повод рационализировать отход отца.
Один из отцов рассказывал мне, что однажды после двух отказов в визитах со стороны матери он на протяжении нескольких недель не звонил. "Зачем мне опять звонить? У нее и так уже готова новая отговорка!" Другой отец постоянно в дни визитов ссорился с матерью. Он прекратил встречаться со своей дочерью, "чтобы избавить ее от этих сцен". Другие же просто "ресигнируют". "Если она (мать) не дает мне больше возможности быть отцом так, как я считаю было бы хорошо для ребенка — и не надо. Теперь ей удалось отнять у меня и ребенка!" Это не означает ничего иного, как то, что в это критическое время мать и отец при всех (внешних) противоречиях интересов тянут за один и тот же конец одного и того же каната: отец хочет (сознательно) видеть своего ребенка, но жалуется на то, что мать мешает ему в этом. Здесь читается тем не менее [подсознательная) потребность в отходе. Мать согласна (сознательно) продолжать отношения отца и ребенка, но при этом жалуется на его эгоизм .и безответственность. В подобном положении тем не менее видно все же (подсознательное) желание держать ребенка только для себя и исключить отца из совместной жизни. Словом, особые желания матери и тенденция отца к ретировке работают вместе, образуя мощную "подсознательную коалицию", против которой другие сознательные мотивы как отца, так и матери не имеют шансов. Хотя у них и присутствует законное желание дать ребенку возможность поддерживать отношения с обоими родителями, но оно остается невыполнимым.