Третья категория отцов реагирует на унизительное лишение отцовской ответственности и прав таким образом, что они и дальше пытаются играть роль главы семейства и распорядителя. Реальная власть матери настолько невыносима для них, что они ее просто отрицают. Эти отцы любят показываться в детском саду или в школе, в дни посещений подвергают ребенка обследованию своим (личным) врачом, дают детям распоряжения и указания, которые те без со-
268
гласия матери никак не могут исполнить, самостоятельно записывают их на курсы или в спортивные секции и т.д. — и, конечно, все это без согласования с матерью (для них вообще не существующей). Но поскольку последняя все же владеет реальной властью, иллюзии этих отцов не долго остаются жинеспособными. Подобные случаи через короткое время снова рассматриваются в суде, чтобы вернуть отцу ту власть, которая даст ему возможность восстановить его мужское самоуважение.
Последнюю категорию отцов, сильно пострадавших нар-цисстически в результате развода, можно охарактеризовать как "бедных отцов". Вместо побега, протеста или отрицания они сами декларируют себя беспомощными жертвами (матери) и ищут сочувствия и прежде всего — сочувствия детей. Во-первых, у этих отцов чувство "невинности жертвы", кажется, способно восстановить добрую часть нарцис-стического поражения. Но прежде всего статус жертвы открывает необыкновенно привлекательную возможность без угрызений совести мстить унижающему объекту, а именно, матери. В таком виде обратного триангулирования (ср. гл. 5.4) "бедный отец" делегирует агрессивность на своих детей так, что моральное право остается за ним. Как эти мужчины обременяют своих детей, остается им неизвестным. Так, Ютта, едва ей представлялась возможность провести с матерью прекрасные часы за игрой, на прогулке или за чтением сказок, как она тут же начинала вздыхать: "Бедный папа, он сидит сейчас совсем один дома!" Ютта постоянно переживала, не болен ли отец, есть ли у него еда. Это приводило мать в злую растерянность. Ютта испытывала такое чувство, что именно она должна заботиться об отце, и постоянное бессилие оттого, что она не в состоянии реализовать свою ответственность. Ее съедало чувство вины из-за того, что ей хорошо с матерью, и она соответственно этому колебалась между жалобами на себя и агрессивностью по
269
отношению к матери, которая в глаза?. Ютты была виновна в страданиях отца. Агрессивные конфликты с матерью приобрели в скором времени дополнительную функцию: поскольку совместная жизнь с матерью становилась все менее гармоничной и удовлетворяющей, то это освобождало девочку от ее чувства вины по отношению к матери. Она могла все больше идентифицировать себя с отцом, поскольку чувствовала себя жертвой матери. Через два (!) года после развода девятилетняя девочка начала бороться за то, чтобы жить у отца. Однажды после посещения отец не привел ребенка домой и на основе свидетельских показаний ребенка добился частного определения суда по поводу того, что ребенок имеет право оставаться у него до тех пор, пока не будет получено новое решение суда о праве на опеку. О катастрофическом воздействии такого развития событий на ребенка я буду еще говорить ниже (с. 323 и далее).
Естественно, эти описания всех четырех "категорий" являются описанием экстремальных реакций на нарциссти-ческую обиду, нанесенную разводом или потерей права опеки, и именно, в двойном смысле. Во-первых, большинство "убегающих" отцов исчезает не окончательно. Также трудная досягаемость, несоблюдение времени посещений, неаккуратность в уплате алиментов, забывание дней рождения или передача детей собственным родителям, в то время как отец занимается своими делами, представляют собой мягкую форму той регрессии, смыслом которой является уход от ответственности. Также и отцы, активно борющиеся против матерей, не всегда заходят так далеко, что это вредит здоровью или школьным успехам их детей или пытаются отнять детей у матери. Оппозиция часто ограничивается противоречиями желаний матери в мелких "игольных уколах", агрессивный характер которых в каждом отдельном случае практически недоказуем. Таким образом, подсознательное "настраивание против" (гл. 9.3) является не
270
просто выражением страха перед потерей любви ребенка или неприятного чувства по отношению к матери, но также средством восстановления нарушенного нарцисстического равновесия. Точно так же добрая часть педагогических разноречий, которые я описал выше (гл. 9.5), объясняется не только исключительно ситуацией посещений и "случаются" они не просто на основе того факта, что родители не в состоянии больше понимать друг друга. Более свободное обращение многих отцов с ограничениями и запретами часто происходит также из их собственной идентификации с ребенком, направленной против матери. В (братском) союзничестве с собственным ребенком отец способен минимум какое-то время снова почувствовать себя сильным. Наконец, обременения, исходящие от "бедных" отцов, не всегда приобретают столь невыносимые формы, как в случае Ютты, которая ничем другим не могла себе помочь, кроме как тем, что подорвала или даже разрушила в себе хорошее представление о доброй матери. Что же для таких отцов характерно, так это то, что они несут по жизни свое манифестное страдание по поводу ситуации развода и это не дает детям возможности перейти к "послеразводной повседневности". В облике "бедного" отца полное боли событие остается психической действительностью настоящего времени.
Во-вторых, только немногих отцов можно классифицировать в "чистом виде" по этим четырем "категориям". Большинство из них прибегает к каждой из этих возможностей, чтобы избежать нарцисстической обиды. В некоторых случаях эти подсознательные стратегии обороны вступают в силу поочередно. Я знал одного отца, который на протяжении многих месяцев после развода боролся с матерью за власть, потом вдруг исчез и через два года появился вновь в качестве заботливого отца, чтобы "взять в руки" школьные и воспитательные дела ребенка, а в заключение превратился в отвергнутого одиночку.
271
Право матери на опеку или, вернее, совместное проживание с ребенком означает для нее реальную власть. Само по себе это не понуждает делать выводы. Власть может быть реализована по-разному или не реализована вовсе. Но одно свойственно всем отношениям, где власть распределена неравномерно: вероятность, что она будет использована там, где есть необходимость защищаться от нападений. Стремление раненого мужского нарцисизма к поддержке и восстановлению отцовской позиции власти и влияния создает латентную опасность для материнской позиции, удерживает мать в готовности к тревоге. Образованная в результате развода позиция власти по отношению к отцу играет, собственно, для них, претерпевших в браке разочарования и обиды, важную восстановительную роль. От ее поддержания зависит их нарцисстическое равновесие. К описанным выше мотивам — чувству вины, страху перед потерей любви и т.д. (гл. 9.4) — присоединяется стремление к (поддержанию) женского самоуважения как дополнительный двигатель тенденции удерживать ребенка для себя, осложнять контакты с отцом или вообще помешать оным и т.д. А это, со своей стороны, усиливает чувство приниженности и страха у отца.
Конечно, все это (в основном) подсознательные процессы. Матери, как и отцы, как правило, верят в то, что ухудшение отношений всегда исходит от противоположной стороны. И это создает сложности в том, чтобы прорвать порочный круг поступков и реакций. В отношениях разведенных родителей бродит, очевидно, такой большой конфликтный потенциал, что достаточно ему всплыть в одном месте, как вся комплексная система чувства вины, обвинений, страхов и противострахов, унижения и боли, казалось бы, самостоятельно приходит в ускоренное движение.
Между тем случается также, что этот конфликтный потенциал разряжается. По самым различным причинам некоторым родителям с самого начала удается дать себе отчет в
272
необходимости и далее делить друг с другом воспитательную ответственность. Иногда становится привычным то обстоятельство, что мать информирует отца о шагах развития ребенка и об особых событиях, благодаря чему у отца возникает чувство, что он принимает участие в жизни ребенка и тогда, когда его тот не видит. Это пробуждает в нем готовность к кооперации, активному участию в жизни ребенка, благодаря чему сохраняются его радость и гордость по поводу того, что в развитии ребенка есть и его заслуга, к этому относятся совместные обсуждения школьных дел, вопросов свободного времени и многое другое. Для ребенка родители являются общими носителями таких решений, что и осложняет использование одного из них в своих конфликтах с другим, но зато освобождает от конфликтов лояльности и вселяет чувство уверенности. Для отцов бывают иногда столь трудно переносимы финансовые обязанности также и потому, что они не получают за это ни благодарности, ни признания. Но это можно изменить, если мать будет декларировать чрезвычайные траты и подарки как общие. Достижения отца получат тогда тоже личное значение, поскольку они будут видимы ребенком. Таким образом "нарцисстически смягченные" отцы в один прекрасный момент в разговоре с матерью начинают не только спрашивать о том, когда они могут в следующий раз видеть ребенка, но и о том, не могут ли они ей, матери, чем-нибудь быть полезными, не нуждается ли она в их помощи. А это в свою очередь не просто удовлетворяет женский нарцисизм, но и уменьшает — вместе с признанием со стороны отца ее материнской роли — страх перед потерей ребенка. Здесь также играет роль комплексная система желаний и опасений, но в другом направлении: она начинает расслабляться.