Смекни!
smekni.com

Москва • "Наука" • 1995 (стр. 15 из 67)

Смена настроений и раздражительность вскрывают лишь поверхностные проблемы отношений матери и ребенка. Агрессивная сторона (при обычных обстоятельствах только латентная) отношений мать — ребенок усиливается не только со стороны ребенка. У того обстоятельства, что мать развивает в себе в это время необычно сильную агрессию по отношению к ребенку, имеется много оснований.

* Будничные конфликты вызывают сильное раздра­жение. Как мы видели, время после развода особенно конфликтно даже по относительно безобидным поводам, потому что ребенок в это время предъявляет повышенные требования к матери, а мать в свою очередь по причине перегрузок и раздражительности менее чем обычно в состоянии привнести в отношения терпение и терпимость.

Ссоры и раздражительность ведут к своего рода "агрес­сивной зарядке" обеих сторон.

Важным фактором, позволяющим держать в рамках агрессивность, возникающую у родителей в конфликтах с детьми, является способность родителей понять ребенка в его желаниях и нежеланиях, в его сопротивлении. Это понимание является результатом возможности частичного отождествления себя с ребенком или с его точкой зрения. Это не значит, что надо отменить требования к ребенку. Но если родители считаются с его мнением, то они не осуждают его за сопротивление. Вместо того чтобы раздражаться, они могут помочь ему преодолеть себя и приспособиться к предъявляемым требованиям. Способ­ность отождествить себя с противоположной точкой зре­ния другого образует связь с предположением. Она отсут­ствует, если испытываешь гнев по отношению к этому другому и она страдает тем больше, чем больше у человека забот и проблем.

* Есть агрессии, которые находятся в прямой связи с разводом. Для многих матерей развод является попыткой нового начала. И конечно, чем больше прошлое несет отпечаток собственной несостоятельности, провала, тем больше достается ребенку от чувства гнева, стыда и т.д., которые относятся к этому прошлому, поскольку он остается для матери на всю жизнь "репрезентантом" дан­ного провала. Тесно связаны с этим также высоко амби­валентные чувства и запросы у матери по отношению к детям, которые так или иначе напоминают об отце45.

* Наконец, это пожизненные "нормальные" агрессии почти всех матерей, связанные с лишениями и ограниче­ниями, которые дети взваливают на их плечи.

Все эти агрессии, и особенно последние, обычно удержи­ваются в подсознании, благодаря одновременно материн­ской любви и чувству вины, которое они (агрессии) вызы­вают. Но они же действуют и как катализатор на будничные неурядицы, делая мать раздражительной и усиливая невин­ные конфликтные ситуации. Например, Луис, который ут­ром, идя в детский сад, не дает надеть на себя пальто, а хочет надеть джинсовую куртку. Это связано с тем, что недавно, листая свою любимую книжку о медвежонке Тедди, он обна­ружил, что медвежонок-мальчик, выходя из дому, надевает джинсовую куртку. Луис постоянно отождествляет себя с

45 Проблема олицетворения ребенком в глазах матери отца усиливается, так как многие дети со своей стороны — сознательно или подсознательно — идентифицируют себя с отсутствующим отцом. Ср. по этому поводу с. 156 и далее.

этим медвежонком (из книжки), который также ходит в детский сад, ему тоже больно, когда он падает и так далее. (Отождествление, которое мать также часто использует, потому что медвежонок всегда умыва­ется и чистит зубы46.) Итак, вполне безобидная ситуация, которую легко разре­шить в зависимости от настроения и традиции: можно пого­ворить о том, как холодно было медвежонку, если бы он зимой надел джинсовую куртку, прямо как маленькому зай­чишке (из другой книжки); можно было бы взять с собой куртку на случай, если будет теплее или мать предложила бы ему надеть куртку после обеда на детской площадке. (Все это маленькие хитрости, направленные на моментальную душевную ситуацию ребенка — его отождествление с медве­жонком, и они содержат немного утешения и помогают избежать впечатления, что мать хочет показать свою власть, а это вызывает у ребенка тоже стремление к власти.) Однако мать способна на подобные действия, требующие не только времени, но также и таланта, только в том случае, если она может воспринять ситуацию такой, какова она есть и представить себя на месте ребенка, т.е. проникнуться си­туацией. Но мать Луиса воспринимает сцену так: "Луис же знает, — думает она, — что на улице холодно и мы опазды­ваем. Он делает это намеренно, чтобы мне досадить. Я рабо­таю целый день, могу же я рассчитывать на каплю сочувст­вия. И в конце концов разве я много требую — только на-

- Наблюдаемое у детей интимное отношение к фигурам из книжек с картинками, из сказок или из те­левизионных передач очень сложно. Над идентификацией с героем детям удается установить часть своей идентификации с отцом или матерью, где герой подчиняется правилам взрослых. Он становится в известном смысле моделью интеграции между собственными потребностями и родительскими требова­ниями, своего рода "символическим вспомогательным Я". Наряду с этим часто возникают функции "объекта перенесения" (Winnicott, напр. 1971). (Ср. также обобщающую систематическую работу Shafe­r'a о роли переходных и игровых пространств в преодолении психических конфликтов и выполнении за­дач развития.)

89

деть зимой пальто. Довольно, он должен наконец понять, что не все будет так, как он хочет!.. и т.д." Все кончается яростным сопротивлением Луиса, что вызывает в свою очередь гнев матери и она запрещает послеобеденное посе­щение детской площадки. Луис начинает реветь.

Это выглядит так, будто оба играют свои "роли" из раз­личных пьес. Мать воспринимает поведение сына как неуместное, считает его черствым и властолюбивым, а себя ощущает в роли невинной жертвы, которая также имеет право на толику внимания. Для посвященного наблюдателя мать переносит в этом случае пример переживания из своего несостоявшегося брака и наделяет ребенка чертами харак­тера сво­его разведенного супруга. Сцена активирует агрес­сивные чувства из первого года жизни Луиса, когда она чувствовала себя исключенной из жизни после того, как ради мужа и ребенка оставила карьеру и отка­залась от профессии врача, о которой так мечтала.

Изложенная сцена позволяет также почувствовать даль­нейшую душевную динамику, которая появляется в агрессивных колебаниях конфликтных отношений в послеразводном кризисе, но и не только в нем. А именно, более ранние и вытесненные агрессии матери по отношению к ребенку в это время, когда она, как и когда-то уже в прошлом, чувствует себя использованной, обнаруживают сильную тенденцию оказаться сознательными. Мысли, вроде: "Если бы я не родила ребенка, тогда..." или "Если бы его воспаление легких на втором году жизни оказалось бы неизлечимым..." сопро­вождаются таким массивным чувством вины и стыда, что они просто не имеют права стать сознательными. Для обуздания постоянно усиливающихся агрессивных импульсов нужны поводы, чтобы их легитимировать. Итак, отказ Луиса надеть пальто предоставляет матери возможность иметь право проявить наполняющий ее гнев, и отвести его от подсознательных агрессий.

2.5. Аккумуляция страха и срыв обороны

Конфликты между потребностями и запросами детей по отношению к родителям, с одной стороны, желания и требования родителей по отношению к детям, с другой стороны, относятся к воспитательной повседневности. Дети в силу своей зависимости очень ограничены в самостоятель­ном удовлетворении своих потребностей и поэтому вынуж­дены рассчитывать на взрослых. Самое трудное в жизни ма­терей и отцов это — понять, насколько ограничены их соб­ственные возможности и сколько огорчений вынуждены они приносить своим детям. Перед готовностью дать детям все, что те хотят, стоит множество преград: забота о здо­ровье (не разрешать зимой носить любимые бальные ту­фельки), соображения безопасности (надо по улице идти за руку), экономические и социальные требования (необходи­мость утром торопиться, вместо того чтобы поиграть, надо расставаться с родителями, чтобы идти в детский сад или в школу), уступки требованиям школьной системы, ограни­ченной и часто враждебной к детям (исполнение педагоги­чески сомнительных требований к успеваемости рассматри­вается как основное задание в жизни ребенка с шести до че­тырнадцати или до восемнадцати лет), личные интересы ро­дителей, которые также едва ли находят себе место (дети ка­кое-то время должны заниматься своими делами самостоя­тельно, пораньше ложиться спать, держаться подальше от супружеской спальни) и многое другое47.

47 Недавно мне объяснял один отец — и он в своих взглядах не одинок:

"Нельзя разрешать детям все. Даже, если для этого есть возможности. Потому что для жизни они должны научиться также уметь отказываться". Имея в виду общественное принуждение, которое распространяется на детей уже со второго года жизни, такое замечание звучит как насмешка. Подобная позиция со стороны отцов, матерей, воспитателей и т.д. часто является лишь рационализацией их неспособности признаться себе, что они (посредством запретов, заповедей и других норм, руководящих их отношением к детям) доставляют своим столь горячо любимым чадам так много разочарований, печали.

Таким образом, родители являются по отношению к потребностям детей агентами реальности, которую сами они не создавали и которой, возможно, и не желали бы, но они не могут ее ни обойти, ни изменить. Так родители оказы­ваются в опасности — дети, возможно, начнут их рассмат­ривать в качестве представителей этой враждебной системы, и они станут для детей олицетворением этой системы и будут восприниматься ими как враги, что подвергло бы постоянной опасности чувство ребенка, что он любим. А именно это чувство является непременным условием здоро­вого душевного развития. При благоприятных обстоятель­ствах родителям все же удается реализовать действитель­ность в неизбежных ее границах и тем не менее дать детям явственно почувствовать силу своей любви. И дети посте­пенно учатся принимать реальность, как она есть, и в то же время не терять веры в радости жизни.