Смекни!
smekni.com

по истории зарубежной литературы Тема „потерянности поколения“ в романе Э. М. Ремарка „На Западном фронте без перемен“ (стр. 1 из 2)

Московский государственный университет

им. М. В. Ломоносова

Факультет журналистики

Кафедра зарубежной литературы и журналистики

© 2006 «РЕФЕРАТЫ ДЛЯ ЖУРФАКОВЦЕВ»

HTTP://JOURNREF.NAROD.RU

Реферат по истории зарубежной литературы

«Тема „потерянности поколения“ в романе Э. М. Ремарка „На Западном фронте без перемен“

Студент 4** гр. д./о. Moscvitch

Преподаватель Л. Г. Михайлова

Москва – 2006

Эрих Мария Ремарк (1898—1970) ушел на войну в 1916 году добровольцем. Возвратившись с Западного фронта, он окончил учительские курсы для бывших солдат, потом учительствовал в народной школе, продавал надгробные камни, был редактором рекламного издания, спортивным журналистом. Он сочинял тоскливые стихи в духе уже отошедшей литературной эпохи и написал роман о жизни художника «Каморка мечты» (1920). Ремарк обратил на себя внимание как писатель лишь тогда, когда он нашел тему, волновавшую миллионы людей, и нашел свой стиль, захвативший читателей. Роман «На Западном фронте без перемен» (1928), вышедший общим тиражом в 8 млн. экземпляров, стал крупнейшим литературным успехом в первой половине ХХ века.[1]

Антивоенный роман повествует о пережитом и увиденном на фронте молодым солдатом Паулем Боймером и его фронтовыми товарищами в Первой мировой войне. Как и Эрнест Хемингуэй, Ремарк использовал понятие «потерянное поколение», чтобы описать молодых людей, которые из-за полученных ими на войне духовных травм, не в состоянии были устроиться в гражданской жизни. В эпиграфе романа говорится: «Эта книга не является ни обвинением, ни исповедью. Это только попытка рассказать о поколении, которое погубила война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от снарядов». Произведение Ремарка, таким образом, стояло в остром противоречии к правоконсервативной военной литературе, превалировавшей в эпоху Веймарской республики и которая, как правило, старалась оправдать проигранную Германией войну и героизировать её солдат.

Исследователь Д. В. Затонский замечает, что «На Западном фронте без перемен», подобно многим последующим произведениям художника,— роман в значительной степени автобиографический. Пауль Боймер и его товарищи Мюллер, Кропп, Леер, Кеммерих попадают на фронт прямо со школьной скамьи. Они еще не знали жизни и верили мудрости своих учителей. Потому, когда им сказали, что это — «война за родину», за «счастье народа», они, не колеблясь, записались добровольцами; они были восторженными, увлекающимися и наивными юношами. [2]

Беден личный опыт героев романа. Юноши, со школьной скамьи, попавшие в окопы, что знали они о жизни? У них за спиной – годы обучения гимназической премудрости, мечты, неопределенные и наивные, о будущем, в котором не было места для войны. Пауль говорит в начале книги: «Люди постарше крепко связаны с прошлым, у них есть почва под ногами, есть жены, дети, профессии и интересы; эти узы уже настолько прочны, что война не может их разорвать. У нас же, двадцатилетних, есть только наши родители, да у некоторых – девушка. Это не так уж много, – ведь в нашем возрасте привязанность к родителям особенно ослабевает, а девушки еще не стоят на первом плане. А помимо этого, мы почти ничего не знали: у нас были свои мечтания, кое-какие увлечения да школа; больше мы еще ничего не успели пережить. И от этого ничего не осталось», - вот почему представителями «потерянного поколения» стали люди совсем юные. Кат, Детеринг, Хайе и, тем более, Химмельштос смогли бы адоптироваться в послевоенном мире, восстановить свою прежнюю жизнь. Для одноклассников Бойля это же почти не возможно. Вот что говорит Альберт: «И Кат, и Детеринг, и Хайе снова вернутся к своей профессии, потому что у них она уже была раньше. И Химмельштос – тоже. А вот у нас ее не было. Как же нам привыкнуть какому-нибудь делу после всего этого? – Он кивает головой в сторону фронта» (V гл). Завершая диалог, Альберт высказывает мысль вслух: «Война сделала нас никчемными людьми» (V гл.) Пауль добавляет: «Он прав. Мы больше не молодежь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только еще начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну» (V гл.)Их умы обрабатывали лживые наставники вроде школьного учителя Канторека, внушавшего им преклонение перед авторитетом власти, растлевавшего их сердца болтовней о «великой Германии», готовившего из них верноподданных, националистов, пушечное мясо. Но, несмотря на все это, некоторые персонажи не перестают надеяться на лучшее, на то, что в будущем они вернуться к нормальной жизни. Например, Мюллер «до сих пор таскает с собой учебники и мечтает сдать льготные экзамены; под ураганным огнем зубрит он законы физики».

После школы — казарма. Здесь обработанные своими духовными наставниками юнцы на практике знакомились с прелестями военной муштры. Учителя Канторека сменил фельдфебель Химмельштосс — образцовое порождение армейщины, воплощение духа пруссачества. Преисполненный чувства собственного достоинства, подкрепленного авторитетом мундира, этот пустоголовый солдафон — винтик в сложной системе милитаристского государственного аппарата — начинает выбивать из новобранцев остатки вольномыслия, стремясь превратить их в безвольные автоматы, в слепую машину для убийства. Герои романа сознают, что вся эта муштра необходима для того, чтобы «затуманить голову».

После казармы — фронт. Суровая безжалостная школа ежеминутная возможность погибнуть, полная беспомощность и неспособность разобраться в происшедшем. Как стадо, сбиваются герои романа в кучу, не умея понять, во имя чего, во славу какой идеи должны они умирать и убивать.[3] «Мы стали солдатами по доброй воле, из энтузиазма; но здесь делалось все, чтобы выбить из нас это чувство...» (II гл.) — говорит главный герой романа — Пауль Боймер.

Герои Ремарка, охваченные воинственным воодушевлением, поначалу думали, что воюют за родину. Не сразу приходит к ним прозрение, а когда приходит, воевать им становится во сто крат труднее; потерян смысл войны, а противник, казавшийся врагом, перестает таковым казаться.

Война сломила героев Ремарка. Она положила на их души неизгладимое клеймо, и даже находясь в кругу фронтовых друзей, они носят в себе угрюмую тоску и чувство одиночества. Одинокие люди, на плечах которых лежит неслыханное бремя социальной несправедливости, они своими жизнями расплачиваются за неразумие собственнического общества, для которого война является неизбежным спутником. Они ненавидят войну — они слишком хорошо ее знают, ибо им не дано знать ничего другого.[4]

Война проложила роковую черту между теми, кто оказался на фронте, кто хлебнул фронтовой похлебки из солдатского котелка, и теми, кто остался в тылу. Особенно хорошо это видно, когда Пауль приезжает в отпуск домой.В самом начале романа Ремарк указал, сколь различно было отношение к войне людей разных классов. «В сущности, самыми умными оказались люди бедные и простые, – они с первого же дня приняли войну как несчастье, тогда как все, кто жил получше, совсем потеряли голову от радости, хотя они-то как раз и могли бы куда скорее разобраться, к чему все это приведет» (I гл.), — говорит Пауль Боймер, от лица которого ведется повествование.Попав на короткое время в тыл домой, он видит страшную бедность своих близких, нужду широких масс, истощившие силы народных низов. Бремя войны лежало на плечах «бедных и простых людей». Длинные очереди домашних хозяек, стоящие у дверей лавок, серые усталые лица рабочих. Германия проигрывала войну не только на фронтах, где в тяжелых боях погибали юнцы из пополнения, где чувствовался неуклонный нажим со стороны войск союзников, но война проигрывалась и в тылу. Германский империализм явно не рассчитал своих сил, и Ремарк, справедливо отмечал слабость немецкого тыла в первую мировую войну, выступает тем самым против националистической легенды о революции, как причине поражения Германии. Кайзеровская империя была обречена на проигрыш войны, и герои романа понимают это.Но этого не понимают и не хотят понять представители зажиточных классов. Когда отпускник Боймер попадает в общество людей с достатком, он слышит иные речи. Они спорят о том, какие мы должны произвести аннексии. Директор с железной цепочкой для часов хочет забрать больше всего: всю Бельгию, угольные районы Франции и большие куски России. Он до тех пор приводит веские доказательства, почему мы должны все получить и остается непоколебимым, пока остальные не соглашаются с ним. И почему-то никого из этих зажиточных не интересует мнение непосредственных участников этих фронтовых боев. Для крупных немецких монополистов они, по сути, - пушечное мясо. Мясо, на котором зарабатывают деньги вот такие вот директора с железной цепочкой из тыла. Как Пауль смог бы жить в обществе таких людей после окончания войны?Ближе к концу романа, уже в лазарете, пессимизм Пауля, наверное, достигает своей наивысшей точки. Он говорит: «Я молод - мне двадцать лет, но все, что я видел в жизни, - это отчаяние, смерть, страх и сплетение нелепейшего бездумного прозябания с безмерными муками. Я вижу, что кто-то натравливает один народ на другой и люди убивают друг друга, в безумном ослеплении покоряясь чужой воле, не ведая, что творят, не зная за собой вины. Я вижу, что лучшие умы человечества изобретают оружие, чтобы продлить этот кошмар, и находят слова, чтобы еще более утонченно оправдать его. И вместе со мной это видят все люди моего возраста, у нас и у них, во всем мире, это переживает все наше поколение. Что скажут наши отцы, если мы когда-нибудь поднимемся из могил и предстанем перед ними и потребуем отчета? Чего им ждать от нас, если мы доживем до того дня, когда не будет войны? Долгие годы мы занимались тем, что убивали. Это было нашим призванием, первым призванием в нашей жизни. Все, что мы знаем о жизни, - это смерть. Что же будет потом? И что станется с нами?» (IX гл.) Каким образом молодые люди, воспитанные войной, кровью, насилием смогут адаптироваться к мирной жизни? Как они, юноши, для которых убийство человека стало обыденным делом, смогут завести семью, получить профессию, стать нормальными членами общества? А ведь основной трагический конфликт романа состоит в том, что герои, для которых нет ничего более ценного и святого, чем человеческая жизнь, не только принуждаются к убийству, но и поставлены в столь дикое положение, когда оно становится необходимостью, почти потребностью.В. Кондратьев отмечает, что роман «На Западном фронте без перемен» написан с предельной искренностью; писатель повествует о пережитом, и это правда, полученная читателем из первых рук, обжигает, заставляет сопереживать, вызывать сочувствие к этим мальчикам, одетым в солдатские шинели, которых каждодневно, ежечасно убивает война. «Осень. Нас, старичков, осталось уже немного. Из моих одноклассников, - а их было семеро, - я здесь последний», - с болью отмечает Пауль Боймер, не зная еще, что скоро, очень скоро, когда на Западном фронте будет относительно спокойно, без перемен, будет убит и сам.[5]Один за другим гибнут товарищи Боймера; поездка в отпуск только подчеркивает отчужденность героя, углубляет пропасть между ним и семьей, между сегодняшним «взрослым» отчаянием и безмятежной юностью. В связи с этим интересно мнение Д. В. Затонсого. Он считает, что раз в конце романа Боймер — окончательно сломленный человек, то и смерть, настигающая его в один из тихих осенних дней 1918 г., выглядит избавлением, вроде даже наградой за страдания.[6] Литература:1. Затонский Д. В. Ремарк//История немецкой литературы в 5 т. Т. 5 (1918 – 1945). – М.: Наука, 1976;2. История немецкой литературы. В. 3-х т. Т. 3 (1895 – 1985). Пер с нем. Общ. ред. А. Дмитриева. – М.: Радуга, 1986;3. Кондратьев В. Перечитывая Ремарка//Ремарк Э. М. На Западном фронте без перемен. Возвращение. – М.: Художественная литература, 1988;4. О книгах Эриха Ремарка//Сучков Б. Л. Лики времени. Статьи о писателях и литературном процессе. Т. 2. – М.: Художественная литература, 1976.

[1] История немецкой литературы. В. 3-х т. Т. 3 (1895 – 1985). Пер с нем. Общ. ред. А. Дмитриева. – М.: Радуга, 1986. Стр. 106