С началом забастовки администрация шахты стремилась все держать руку на пульсе. Поскольку директор шахты был на больничном, то основная тяжесть работы по контролю легла на его зама И.Гоменюка. Он являлся на шахту на первый наряд вместо директора, и на два других - в своей роли. Лишь четвертый наряд в 11 час. ночи пропускал. В субботу 18 ноября, несмотря на выходной день, он с раннего утра и до вечера был на шахте. Нельзя сказать, что работа была напряженной. Я провел с ним большую часть рабочего дня и могу судить о содержании его деятельности в этот период. Это было то, что обычно называют держать руку на пульсе. В момент наряда он приходил к рабочим в нарядную и вел переговоры. Это длилось примерно полчаса. Потом все расходились, а и.о. директора возвращался в свой кабинет главного инженера. Там он был в принципе свободен. Иногда к нему приходил кто-то с вопросом. И.Гоменюк разъяснял, отдавал указания, порою вступал в перебранку. Изредка раздавались звонки: где-то что-то шло не так. Он опят отдавал распоряжение. Все успокаивалось. Где-то часа в два, когда в кабинете сидели я, Гоменюк и главный механик шахты Михаил, пришло время обеда. Иван Васильевич полез в сейф, достал «тормозок» (бутерброд с курицей) и початую бутылку водки. Выпили, закусили, а тут подошло и время третьего наряда - 17 час. Иван Васильевич не спеша и спокойно отправился выяснять отношения с рабочими. Начальники участков такую же вахту несли в нарядных. Там был такой же ритм: бурная встреча с рабочими, мат, перебранка, затем - затишье до следующего наряда. И так - целый день. Правда, в день начала забастовки, 14 ноября, начальники участков остались даже ночевать в нарядных.
В ходе забастовки рабочие поняли, что они остались одни. Одна проходческая смена на шахте «Аяч-Яга», ранее переведенная туда с «Южной» начала забастовку солидарности. Однако на следующую смену прибыл директор шахты, разъяснил бессмысленность акции, напомнил о предстоящей общегородской забастовке 1 декабря. Забастовка прекратилась.
Завершение разгрома забастовки
Уже в субботу было очевидно всем, что забастовка окончится поражением, возможно, небывалым. Наверное, никогда еще рабочие, пойдя на забастовку, не заканчивали ее с одними минусами. В понедельник для завершающего ритуала на шахту прибыл директор, находившийся все эти дни на больничном и отслеживавший ситуацию по телефону. На 9 утра была назначена встреча профсоюзного актива и администрации шахты с ним. Однако в назначенный час он не прибыл: бегал с хромой ногой по инстанциям: объединение, банк.
Между тем в этот день на шахту привезли небольшую сумму денег, но их стали выдавать в заранее оговоренном порядке. В результате деньги получили вспомогательные участки, а на забастовщиков их снова не хватило.
В 11 часов в курилке шахты состоялось собрание смены с участием директора, и.о. директора и ряда других руководителей администрации. Собралось человек 30-40. Большинству мест не хватило. Люди стояли у стенок. Часть сидела за столом, за которым обычно идет игра в карты. Но вот в курилке, хромая, появился директор и другие представители руководства. Они расположились у противоположной стенки.
Директор Александр Андреевич начал речь спокойно с объяснения своей болячки. Травма ноги с 69-го года. Сейчас произошло обострение. Однако, несмотря на это, он не отлеживался дома, а буквально не расставался с телефоном, решая общие дела всех работников шахты и прежде всего связанные с зарплатой. Вот и сегодня он уже успел побывать в банке, в объединении в поисках денег. И кое-что нашел.
Речь-монолог длилась не менее получаса. Основной пафос состоял в том, что он, директор, делает все возможное, чтобы помочь рабочим, а они его подвели, подставили ножку, ухудшили его позиции на переговорах с вышестоящими инстанциями. Ну и самое главное: забастовка бессмысленна, рабочие ударили прежде всего по своему собственному карману. Рабочие слушали молча, хотя директор то и дело выходил на повтор. Потом в его речи стали появляться паузы. Тут кто-то вяло выкрикнул:
- Чего же сразу не разъяснили?
Тут главного механика шахты Михаила Ивановича будто шилом ткнули. Он вдруг взвился, выбежал на середину курилки и заорал во всю мощь своих легких:
- Не бреши! Вас, блядь, всех предупреждали, все объясняли. Но вы поверили тем, кто сказал, что вам оплатят по среднему.
Из толпы рабочих кто-то флегматично пытался вставить слово возражения, однако за криком главного механика ничего не было слышно.
Когда он замолк, вновь заговорил директор:
- Ходят слухи, будто вас администрация подстрекала к забастовке. Как такой бред мог в голову прийти?
Вдруг в дверь из коридора влетел парень лет 25-30 в дутом синтетическом пальто и заорал уже на и.о. директора И.Гоменюка:
- Да это же ты подстрекал на смене к забастовке. Это ты, сука, говорил: «Забастуете - получите деньги».
Иван Васильевич что-то в спокойном тоне пытался возразить, но его не было слышно.
Тут парень взвился еще пуще прежнего.
- Приходи в ночную смену - там свидетели, они подтвердят твои слова. И тогда я тебе.. (далее следовала нецензурная брань).
Иван Васильевич сдержанно и не теряя достоинства что-то еще возражал. Парень, выпустив весь пар, удалился, тихо матерясь уже в коридоре.
Директор, чтобы разрядить обстановку, снова начал читать мораль. Наша шахта по зарплате на втором месте в объединении, уступая лишь «Октябрьской», но там ведь Богом данные условия: сколько хочешь, столько и добывай. И по темпам выплаты зарплаты «Южная» уступает только ей. У шахты относительно неплохое финансовое положение.
- И вдруг вы сделали подножку. Все прахом! Как я теперь поеду в Москву в «Росуголь» просить. У нас все покупатели теперь полетели, о плане нечего и мечтать. Нас планировали закрыть с июня 1996 года, но теперь вполне могут закрыть и с января. Вы все потеряете премии. Какой смысл в этой забастовке? Если я вас не устраиваю - скажите. Я готов уйти. Мне предлагали место директора другой, перспективной шахты. Но я сказал, что не уйду, пока «Южная» работает... Вот ... подписался под требованиями. А я ведь за него просил в объединении, чтобы ему квартиру дали. Меня спросили: «Он что? Хорошо работает?» - «Очень хорошо», - ответил я. А ведь если директор за кого-то просит – значит, это очень хороший работник. И он тут такое затеял. Надо было плюнуть на него. Пусть сидит в своем бараке. ... Теперь решайте, мужики, сами, что будете делать.
Из толпы раздались мрачные голоса:
- Что тут решать? Работать надо.
- Сейчас, - возразил директор, - уже пускать в шахту не можем. Идет ремонт. ВКТ у нас работал все выходные и праздники как проклятые. В это воскресенье им дали отдохнуть. Если бы не это, то сегодня ремонт закончили бы. А теперь не знаю.
Тут он обернулся к начальнику ВКТ:
- Когда сможете?
- Завтра в середине второй смены.
Вспомнив что-то, директор вновь вышел на мораль:
- Вам же разъясняли, что в этой забастовке нет смысла. Чем бить пальцами, лучше приложиться всем кулаком 1 декабря.
Кто-то из рабочих возразил:
- Обращение профсоюза появилось 15-го, а забастовка началась 14-го.
Тут подал голос председатель профкома НПРУП:
- Обращение нашего теркома было принято 14-го.
Но из толпы последовало конструктивное предложение:
- Да послать призывы профсоюзов на х...
- Нет, - возразил директор. - Это не получится. Это будет всеобщая забастовка.
Кто-то из рабочих снова возразил:
- Да какой тогда смысл сейчас все восстанавливать, чтобы потом через неделю опять бастовать.
- Но ведь 10 дней для работы еще есть, - не согласился опять директор.
Днем директор совещался с представителями администрации, отдавал распоряжения. Потом исчез. После обеда один рабочий сказал мне, что его видели в бане.
В начале пятого я поднялся в курилку. Здесь было еще пусто. Сел за стол. На нем крупными буквами было выцарапано: «Смерть пидорасам!» и «Шахтеры - черти!»
Вскоре стал собираться народ. Подходили, здоровались и без лишних слов начинали игру в карты. О забастовке - ни слова. Из первых 12 по крайней мере двое были явно выпивши. В курилку вошел пожилой мужичок, пьяненький до эйфории и громко продекламировал, извещая о своем появлении:
- Вдруг откуда не возьмись
Появился В-Рот-Ебись.
К пяти часам собралось 36-37 человек. Появился директор со свитой. После бани он был настроен гораздо более боевито. Он повторил с небольшими вариациями свою дневную речь, но уже гораздо более обильно обогащая ее просторечным матом и буквально задирая рабочих своими уже не столь сдержанными, как днем, упреками и угрозами:
- Кто-то думал, что вам оформят как вынужденный прогул. Не будет этого! Я консультировался с юристом, прокурором. Еще не знаю, как будем отмечать эти дни: то ли «Н», то ли «З», но план в любом случае уже не наверстать... Но на политическую забастовку я первый пойду... Кто теперь будет за это отвечать? Кто организовал? Профсоюзы? Нет, они отмежевались. Что же у нас появилась третья, провокационная сила? Пытался разговаривать со стачкомом. Все говорят: «Меня записали»... Ну ладно - уголь не давали. А почему лаву не поддерживали? Так бы пришли, включили комбайн - и поехали. А теперь? Вам это еще аукнется.
Кто-то прервал гробовое молчание слушателей, почти переходя на крик:
- Ты-то на пенсию живешь, а многие ее не имеют. На что жить?
- Алик, не знаю. Но что же делать?
- Но выход надо же искать?
- Выход - это первое декабря. Не здесь его надо искать: у меня или у Гоменюка. Не здесь искать!
- Я понимаю, - включился в разговор И.Гоменюк, - если бы директор получил 400 млн. и крутил их. Но нет денег-то.