· Семенов В. Нам прямо заявляли о ликвидации Воркуты // МС. 1996. 12 июня.
Глава 5
ВОРКУТА НА ЧЕМОДАНАХ
Когда разговоры о переходе к рынку, к такой экономике, «как в цивилизованных странах», вышли из стадии благих пожеланий относительно выбора направления пути на стадию практической стратегии, тут же встал вопрос: «А что делать с Воркутой?»
СПОРЫ О СУДЬБЕ ВОРКУТЫ
Либеральная концепция ухода государства из экономики, лежавшая в основе российской политики 1990-х гг., в своей как радикальной, так и умеренной формах, предусматривает в качестве ключевой задачи в области угольной промышленности сокращение, а затем и прекращение государственных дотаций. Движение шахт к рынку впервые поставило проблему учета соотношения затрат на производство угля и получаемой прибыли. На этой основе стала прорабатываться программа закрытия шахт, которые по своим горно-геологическим условиям имеют мало шансов стать прибыльными.
2 июля 1993 г. была принята федеральная программа закрытия неперспективных шахт России. Ею предусматривалось закрыть по всей стране 42 шахты. При этом шахта Хальмер-Ю, расположенная в семи десятках километрах от города, была выделена как первая шахта в России, которую предстояло закрыть – к ноябрю 1994 г. В следующем году должна была закрываться вторая шахта. Законом от 1 июня 1993 г. предусматривались социальные компенсации работникам, закрываемых шахт Крайнего Севера.
Сильное влияние на экономическую политику российского правительства, особенно в первой половине 1990-х гг., имели международные финансовые институты, чьи советники активно работали с членами правительства России. Реструктуризацией угольной промышленности особенно активно занялся Мировой банк реконструкции и развития (МБРР). Им была предложена
детально проработанная идея реструктуризации угольной промышленности России и Печорского угольного бассейна. С докладом, подготовленным тремя экспертами банка, проведшими пять дней в Воркуте, я впервые познакомился в Бирмингеме (Великобритания), где в конце 1993 г. выступал английский эксперт Всемирного банка Paul Hare.
В основе доклада лежали две исходные идеи. Во-первых, в рыночной экономике угольная промышленность России должна обходиться без государственной поддержки. Во-вторых, Россия производит слишком много угля. Этот вывод основывался на том, что в 1990 г. она потребляла в два раза больше энергии на единицу валового национального продукта, чем средняя индустриальная страна мира. Внедрение более передовых технологий должно, по мнению авторов доклада, привести к сокращению потребности в угле. Однако в докладе не принимался во внимание тот факт, что ни одна индустриальная страна мира не живет в условиях такого холодного климата, как Россия, что неизбежно ведет к повышенным расходам топлива. Кроме того, сокращение потребности в угле прогнозировалось при отсутствии перспектив масштабного внедрения новых энергосберегающих технологий. Другой аргумент в пользу сокращения производства угля основывался на сокращении объемов производства в черной металлургии, замедления роста машиностроения и строительных отраслей. По прогнозам Всемирного банка к 2000 году спрос на уголь в России должен был упасть в сравнении с 1990 г. на 50% и увеличиться к 2010 г. максимум до уровня в 60%. Другой прогноз, разработанный западными экспертами, называл 40%. Компания «Росуголь» была на этом фоне предельно оптимистична: в 1993-1994 гг. угольная промышленность России достигнет минимальной отметки в 75% от уровня 1990 г., а к 2000 г. восстановит его.
В рекомендациях Всемирного банка была заложена опасная ловушка: они увязывали производство угля и соответственно количество шахт с тенденциями развития металлургической промышленности, находившейся в глубоком кризисе. Выведение долгосрочных тенденций развития металлургии на основе экстраполяции с небольшими корректировками кризисного уровня означали закрытие «лишних» шахт. Поскольку же шахту закрыть гораздо легче, чем построить новую, то изменение конъюнктуры на рынке угля (прежде всего в результате оживления металлургии, машиностроения и строительства) уже не могло бы привести к адекватному росту производства угля. Соответственно российская экономика столкнулась бы в будущем с альтернативой: либо отказаться от восстановления производства в тяжелой промышленности, либо обеспечивать это восстановление за счет импорта угля.
В докладе экспертов МБРР предлагались три сценария развития Воркуты на период 1993-2000 гг.
Сценарий А. Производство угля будет составлять 16 млн. тонн в год, то есть примерно на уровне 1992 г. Рост производительности труда обеспечивается более эффективным использованием имеющихся шахт и открытием новых. Три шахты закрываются, а вместо них строится одна новая с уровнем производительности труда, равным лучшим воркутинским стандартам. Реализация такого сценария потребует более трех лет.
Сценарий В. Производство угля составляет 12 млн. тонн в год. Производительность обеспечивается сокращением избыточной рабочей силы на существующих шахтах. Закрываются 4 шахты. При этом никаких новых шахт не вводится в строй до 2000 года. Процесс адаптации к новым условиям занимает более пяти лет.
Сценарий С. Производство угля составляет 8 млн. тонн в год. Закрываются 8 шахт, и ни одна новая не вводится в строй до 2000 года. Процесс адаптации занимает 7 лет.
Авторы доклада предполагали, что Воркута имеет «огромный потенциал» роста эффективности производства угля. Однако при этом почти неизбежно существенное сокращение уровня занятости к концу десятилетия по меньше мере на половину, а в худшем случае – на ?. При этом подчеркивалось, что «наиболее реалистичный сценарий развития спроса на уголь и изменений в производительности труда означает сокращение занятости до 50-75%». Авторы добавляли, что «перспективы развития других видов экономической деятельности в Воркуте очень ограничены в силу сурового климата и удаленности от основных рынков.
Этот доклад в сокращенном варианте был включен в общий доклад Всемирного банка. Текст этого доклада западные коллеги переслали в Республику Коми, где он и был опубликован в одной из газет.
Через несколько месяцев после появления этого проекта – летом 1994 г. - я участвовал в интервьюировании управленцев разного уровня и профлидеров в Воркуте и Кузбассе. Никто из них не видел этого доклада, лишь некоторые осторожно замечали, что краем уха слышали о его существовании. В то время как западные средства массовой информации, опираясь на оценки экспертов, с тревогой говорили об огромных социальных проблемах, которые стоят на пути движения угольной промышленности России к рынку, в самой России царило благодушие. Эксперты Всемирного банка, посетившие Воркуту в 1993 г., с удивлением отмечали: среди руководителей объединения «Воркутауголь» господствует убеждение, что масштаб сокращений будет незначительным и что освобожденные рабочие без особых проблем будут поглощены другими шахтами. Мои наблюдения этого времени подтверждают эти слова.
И это не случайно. Авторы проекта и их российские союзники, видимо, опасались серьезного социального протеста в ответ на него. По словам главы Республики Коми Ю.Спиридонова “в первом варианте доклада были обозначены такие “перспективы” Печорского бассейна, что оторопь брала” (Спиридонов 16.05.07).
Этот доклад МБРР, когда он все же стал достоянием гласности, вызвал довольно резкую критику многих специалистов угольной промышленности, Республики Коми, Воркуты и за рубежом.
В дальнейшем эта критика была учтена и даже внесена в новый вариант доклада, который приобрел гораздо более реалистический вид.
Однако в России, особенно в угольных ее регионах, у многих сложилось впечатление, что с помощью таких рекомендаций Запад стремится устранить конкурента в лице российской угольной промышленности с мирового рынка.
Однако не все согласны с идеей “империалистического заговора”. Как сказал Ю.Спиридонов, “у меня нет оснований давать столь резкую оценку предложениям МБРР... Последний вариант предложений по реструктуризации отрасли правительство России приняло с учетом этих рекомендаций” (Спиридонов 16.05.97).
Постепенно к середине 1990-х годов в российской политической элите возобладала идея, что Воркута должна сохраниться как центр угледобывающей промышленности, но в новом более эффективном виде.
В феврале 1996 г. Межведомственная комиссия по социально-экономическим проблемам угледобывающих регионов утвердила Программу социально-экономического развития и реструктуризации производства Печорского угольного бассейна. Это была первая программа такого рода в угольной промышленности России. В ее основе лежит идея, что Печорский угольный бассейн сохранится и будет развиваться за счет реструктуризации, закрытия неперспективных шахт, модернизации остальных, а сокращаемые работники получат социальную защиту. Цель программы - вывод угольных предприятий региона к 2000 году на работу без государственных дотаций. В основу программы был положен расчет Московского института конъюнктуры рынка угля: в 2000 г. минимальная потребность в Печорском угле составит 21,3 млн. тонн, а при оптимальном развитии экономики страны - 26,6 млн. тон в год.
В 1996 г. было принято и начато реализовываться решение о снижении железнодорожного тарифа на перевозку угля на 40-60%, что существенно облегчило работу шахт.
Второе направление борьбы за обеспечение конкурентоспособности печорских углей - исключение из цены угля северных доплат к заработной плате и финансирование этой части затрат из федерального бюджета. Эта проблема приобрела особую актуальность примерно с 1994 г. Однако реализация этой цели оказалась гораздо более сложной.
В результате мощного давления рабочего движения, руководства угольных объединений и руководства Республики Коми в условиях предвыборной борьбы, делавших Ельцина и других членов его команды более чувствительными к просьбам избирателей, удалось получить согласие президента Ельцина и председателя правительства России В.Черномырдина на исключение северных доплат из цены угля. Был подписан соответствующий указ и постановление. Однако прошли президентские выборы и дело заглохло. Как объяснил Ю.Спиридонов, “но вот пройти через “частокол” отписок московских чиновников не удается до сих пор” (Спиридонов 16.05.97). Возникла стандартная ситуация: добрый президент и плохие чиновники.