П.А.Ермаков, директор "Воргашорской" объяснил причины забастовки иначе:
"С чего все начиналось на других шахтах, где подобным же "демократическим" путем снимали директоров или грозили им "дубиной" недоверия? Со временем появляется группа недовольных, которой ну не нравится руководитель - и все тут. Причем перед этим ты можешь хоть озолотить коллектив - все равно не оценят. Хорошее забывается быстро...
Еще в позапрошлом году сложилось такое положение, когда, чтобы иметь больше бартерных товаров, нужны были нецентрализованные поставки угля. Мы (это - специалисты: бухгалтерия, отдел сбыта, юрисконсульт, заместители по производству и договорным связям - сам по себе Ермаков мало что значит) искали и находили выгодных партнеров для сбыта угля. Естественно - такова уж наша экономика - с ними надо было расплачиваться, бартером в том числе.
Вот я и попросил у СТК 7 процентов от бартерных товаров в директорский фонд. СТК дал 15 процентов. А на конференции удовлетворили и вторую мою просьбу - фамилии тех, кому будут выделены из этого фонда товары, не раскрывать.
Ну а когда стал поступать бартер, то и вышло - отдавать в директорский фонд, допустим, из 4500 "видиков" 700 - жалко. Тогда решили выделять не 15, а 12 процентов. И все равно - ловкие люди не замедлили вбить клин между директором и частью коллектива. "Что они сделали конкретно для шахты?" - спрашивали эти недовольные о тех, кому были выделены товары.
Я бы поставил вопрос по-другому: а что шахта сделала, к примеру, для других, чтобы не было в городе разделения на черных и белых, когда у одних есть бартер, а у других - нет?"
Корреспондент газеты спросил директора относительно конкретных лиц, упомянутых Гуридовым среди получателей бартера, на что Ермаков ответил:
"Что касается меня, то я честно соблюдал правила игры, установленные коллективом, и сейчас выделение тем или иным людям бартера комментировать не собираюсь. Скажу лишь, что получило большинство из них товары по официальным ходатайствам, не таясь. А если говорить о членах комиссий... Хотел бы напомнить Гуридову, что я вызвал комиссию в марте 1992 года, а по настоянию независимого профсоюза шахты "Воргашорская" (НПШВ) в нее были включены эксперты из Лиги кооператоров России и института судебной экспертизы. Они не нашли никаких нарушений и им, кстати, из директорского фонда ничего не давали. Получил товар лишь один из членов комиссии, да и то раньше, когда еще не знал, что в эту комиссию войдет. А почему нет? Он - наш куратор в Москве. В связи со всем этим хотел бы подчеркнуть, что перерасхода по директорскому фонду не было, недостающие автомобили - 13 "Волг" - были допоставлены и распределены СТК, в том числе и Гуридову). Проверял распределение из фонда директора и отдел по борьбе с экономической преступностью. Так же ничего криминального не нашел.
Второй бартерный период
К середине 1990-х гг. темпы инфляции были сбиты. Рубль превратился снова в средство платежа. Раздались многочисленные голоса, оповещающие, что “эпоха бартера прошла”. Однако бартер возродился, но уже по другим причинам.
В середине и во второй половине 1990-х гг. экспорт угля окончательно утратил для шахт привлекательность. В 1997 г. цена 1 тонны концентрата достигла 46-47 долл., превысив среднемировую в 40 долл., но при этом и ее не хватало на покрытие всех издержек. Уголь шахты “Октябрьская” продавался на внутреннем рынке по 34 долл., в то время как на мировом цена угля такого качества составляла только 15 (Прошак 16.10.97). Для производителей стало все равно, кому продавать, главное - продавать. На арену вышел внутренний бартер.
В середине 1990-х гг. инфляция переросла в систематические неплатежи, приобретшие характер цепной реакции. В этих условиях использование натурального обмена позволило в какой-то мере предотвращать стопор экономической активности, возникающий из-за нехватки платежных средств.
Одной из причин бартера стало также стремление предприятий уйти от налогов: долги по ним таким бременем повисли на большинстве из них, что получение нормальных денег на их счет означает, автоматическое их изъятие в бюджет. Поэтому для многих хозяйственников платежи на счет и неплатежи по сути равнозначны. Парадокс: должник не заинтересован в денежной форме возврата долга. Бартерная форма позволяет в некоторой мере эту проблему снять. Оплата продукции с помощью бартерных товаров позволяет обойти капкан, поставленный государством: картошкой в бюджет не возьмут. Возник узел интересов, перекрывающий выход из тупика к нормальному рынку.
Бартер на протяжение 1990-х годов был ведущей формой торговли. Г.Явлинский в своем выступлении в Государственной Думе в начале октября 1997 г. Сказал, что 75% товарооборота страны приходится на бартер и векселя и лишь 25% - на денежные формы расчетов. Коэффициент монетаризации в экономике пяти ведущих стран за последние десятилетия имел тенденцию к увеличению от 40,9% в 1985 г. до 57-112% в 1995 г. В России же он сократился с 53,6% до 12,3%. “Стремление снизить коэффициент монетаризации (отношение денежной массы к валовому внутреннему продукту в процентах), когда денежная масса устремилась за ростом цен... привело к разрушению нормального товарооборота между хозяйствующими субъектами - в ход пошли денежные суррогаты, бартер, взаимозачеты” (Санько 2.10.97).
Работа шахт по системе невалютного бартера придала жизни шахтеров особый колорит.
Вот пример функционирования бартера осенью 1997 г. Потребители угля задолжали большие суммы ОАО “Шахта “Воргашорская”, что привело к серьезным социальным конфликтам. Сменился директор шахты. Новое руководство начало активно разматывать клубок социальных противоречий с помощью бартера. Так, Белорусские поставщики - одни из должников. По словам директора по экономике ОАО Н.Бугаенко, эти деньги “теоретически вернуть можно было, но этот процесс растянулся бы на очень длительный период”. Было решено не ждать, а пойти на бартер: оплату угля продуктами питания. Рабочие питались в столовой и получали продукты в счет заработной платы. Эта схема была распространена не только на старые долги, но и на новые сделки: в размере примерно 3 млрд. руб. (517 тыс. долл.) в месяц. По этой схеме около 30% зарплаты оплачиваются продуктами. Ряд фирм расплачивался с “Воргашорской товарами народного потребления. С октября 1997 г. начали действовать бартерные схемы погашения долгов работников шахты по квартплате и коммунальным услугам. Шахта получала в обмен на уголь ежемесячно 20-30 автомашин “ВАЗ” и “ГАЗ”, которые можно было также получить в счет зарплаты. Еще одна форма бартера: в обмен на уголь шахта получает жилье в Центральной России. У шахтеров ежемесячно удерживается часть зарплаты в счет покупки этого жилья (Хмылко 4.10.97).
С первого взгляда подобный бартер кажется вполне приемлемым для работников шахт. Однако он напоминает систему фабричных лавок, существовавшую в эпоху раннего капитализма во многих странах мира, в том числе и в дореволюционной России: рабочие получали часть зарплаты продуктами в лавках своих фабрик - того качества и по той цене, по какой они там предлагались.
В интервью с шахтерами я интересовался этой параллелью. Многие говорили, что такая форма оплаты выгодна торговым фирмам, которым гарантируется непривередливый сбыт. При этом многие товары идут не просто по тем же ценам, что и в обычных магазинах (и это при отсутствии торговой наценки), но порою и по более высоким, да и качество бывает весьма разное. Но при такой системе торговли у работника нет возможности выбора товара или магазина. В прессе сообщалось, что часто набор продуктов, выдающийся в счет значительной части зарплаты очень беден.
Так, в октябре 1997 г. для шахтеров “Воргашорской” в счет 30% зарплаты предлагали “под запись” жир свиной, пальмовое масло, рис, перловку, ячневую крупу, пшенку, сухофрукты, томатную пасту, чеснок маринованный, варенье и компот. По оценке корреспондента местной газеты, “с голоду, конечно, не помрешь, но и полноценным такое питание вряд ли можно назвать” (Хмылко 4.10.97).
ШАХТЕРСКОЕ ДВИЖЕНИЕ И БИЗНЕС
Лидеры шахтерского движения в его исходной точке выступали с явно антикоммунистических позиций, что в контексте духовной атмосферы рубежа 1980-90-х годов означало ни что иное, как защиту капиталистической модели, понимаемой в основном в духе классического марксизма-ленинизма, вбивавшегося в головы советского народа в течение ряда десятилетий. Поэтому антикоммунизм строился как либеральная идея из осколков марксизма-ленинизма. В этой идеологии свободное предпринимательство и частная собственность - золотые ключики в рай, земным воплощением которого мыслился “Запад” и особенно - Америка.
Однако лидеры шахтерского движения оказались в весьма противоречивой позиции: будучи шахтерами-рабочими, они разделяли идеал классического либерализма, базирующийся на интересах прежде всего немонополистической буржуазии. В этой ситуации у шахтерских лидеров был выбор: (1) иррационально-альтруистический, т.е. быть лидерами движения, которое способствует формированию и процветанию новой отечественной буржуазии, но самим отказаться воспользоваться плодами этого движения в полной мере и остаться рабочими; (2) рационально-эгоистический, т.е. использовать свои лидерские позиции в рабочем движении как трамплин для перехода в статус предпринимателей. Немало лидеров сделали первый выбор. Одни по принципиальным соображениям, другие в силу отсутствия способностей и вкуса к предпринимательской деятельности. В то же время многие попробовали в той или иной мере бизнес. Те, кто оказался успешным ушли в него целиком, остальные вернулись в шахту или профкомы.